Мужественная и обаятельная Ирина Бугримова

Фанфары, фанфары, фанфары!.. Как это эффектно, захватывающе красиво, когда в ажурную клетку один за другим врываются золотистые львы; врываются и момен­тально, как смирные школьники, усаживаются на тумбы, а следом за ними на манеже появляется красивая строй­ная женщина в сверкающем блестками костюме, в лаки­рованных сапожках, с тонким стеком в руке.

Кстати, стек ей почти никогда не бывает нужен; разве лишь тогда, когда специально показывается так называемый «трюк с продажей» — прежде чем выполнить задание артистки, якобы рассерженный лев легко ударяет лапой по стеку, которым его раззадоривает дрессировщица...

Да, но мы отвлеклись...

Итак, легкой, пружинистой походкой, играя алым плащом, что развевается у нее за плечами, артистка побе­доносно, всегда под гром аплодисментов, проходит по ма­нежу, а в это время ее воспитанники — гривастые и безгривые,— великолепная девятка, в стремительной стойке приветствуют публику... Представление начинается... Пи­рамида, бум, лев-канатоходец, лев в воздухе...

Как это красиво, как это эффектно! Гремит музыка, виртуозно «работают» львы, обаятельно, просто, подчас словно бы играючи, ведет сложнейшие трюки народная артистка Советского Союза Ирина Николаевна Бугримова, первая советская дрессировщица, одна из первых дресси­ровщиц мира... Ее дебют с аттракционом львов состоялся тридцать лет назад. Тридцать лет — и около ста львиных индивидуальностей прошли через ее руки. Более того — через ее сердце, потому что в каждом звере, что попадает в ее ансамбль, Бугримова прежде всего определяет отли­чительные черты, его склонности, его характер. Это, без преувеличения, серьезная научная работа, после которой далеко не каждый лев выходит на манеж. Вышли — семь­десят из ста.

Мы сидим с Ириной Николаевной, греемся на первом майском солнце у вагончиков шапито. Первое мая. Город Херсон. Перерыв между первым и вторым представле­нием. А всего их сегодня — три. Итак, три дня подряд — всё праздники. А сейчас мы загораем.

—  Уберите блокнот! — говорит мне Бугримова. — И по­говорим немножко не о львах... Вы любите кино? — спра­шивает она.

Конечно, я люблю кино, но ведь это я должна брать интервью, а уж никак не давать его!..

—   А вы? — отвечаю вопросом на вопрос.
—   Очень. И это вы даже не можете представить, как необходимо мне. Но — как зрителю. Вот после работы,— рассказывает Ирина Николаевна,— у меня часто бывает несколько повышенно нервное состояние. Ведь я же не железная, хотя не могу ни дня жить без своей работы в манеже... Так вот, когда уже гаснут огни в цирке, частенько сразу уснуть совершенно невозможно. Надо размягчиться, что ли, отойти от предельной собранности, которой требует манеж. Тогда можно погулять, сходить на последний сеанс в кино... Очень люблю документаль­ные фильмы о животных, особенно если они сняты в есте­ственных условиях, на воле. Это прелестно! Могу смотреть без конца.
—   Вот меня часто спрашивают,— продолжала Бугри­мова,— почему я не снимаюсь в кино со своими львами. Понимаете ли — нет, нет, уберите блокнот! — я люблю зве­ря живого и люблю живого зрителя, с которым вступаю в непосредственный контакт во время представления... — Впрочем,— задумчиво говорит она.— если бы мне пред­ложили по-настоящему интересный сценарий, полный драматизма, конфликтов, я бы подумала... И почему у нас о животных снимают только комедии? Хотелось бы отра­зить на экране интересное, психологическое состояние животного, ведь животные способны чувствовать, пережи­вать. А на экране — трюк да смех, смех да трюк! Мало! До обидного мало! А знаете, сколько драматического мож­но рассказать о нашей работе, о наших гривастых арти­стах?.. Напряженные ситуации — чуть не каждый день. Часто — опасность. Впрочем, я к этому уже привыкла. Да и не только я — все мои коллеги по искусству, независимо от того, работают ли они с хищниками или ходят по на­клонному канату, или выступают на трапеции... Я не могу жить без этого, цирк—мое счастье, самое большое в жизни... А еще я очень люблю музыку Шопена... Сама когда-то играла, балетом занималась, мечтала стать актрисой... Впрочем, кажется пора кончать наш «пляж»; слышите, Спартачок голос подает? Пойду-ка посмотрю, как там мои ребята, надо поговорить с ними перед выступлением...

Бугримова с детства мечтала стать актрисой. Она до­билась своего. И каждый раз, когда смотришь ее на ма­неже, с первого выхода до поклона под овацию зала, чувствуешь: это не просто прекрасная дрессировщица, это, как говорится, актриса милостью божьей... Ключ к секрету аттракциона Ирины Бугримовой — в актрисе Ирине Буг­римовой; в образе, который она долго искала и нашла, в ее подлинно драматическом таланте, в манере ее поведения, в пластичности и музыкальности ее движений.

В искусстве дрессировки хищников существуют два направления — запугивание зверей стальным трезубцем и бичом, так называемый, силовой прием, и ласково-поощ­рительный, гумацный прием. В своей работе Бугримова не пользуется целиком ни одним из этих приемов. Она не играет в дружбу со львами — она с ними дружит. И не боится их, заставляет своих четвероногих партнеров при­знавать свое превосходство, повиноваться своей воле. Ни­кого не должно обмануть мягкое, непосредственное, под­час игривое общение с хищниками, дрессировщица самым тщательным образом изучает характер каждого из них, их «артистические» данные. Она ведет зверей с самого юного возраста, с так называемого «детского сада», до выхода на манеж, до экзамена на актерскую зрелость.

Вернемся, однако, к актерской индивидуальности Буг­римовой. Тридцать лет назад, дебютируя со своим аттрак­ционом, она пользовалась принципом — больше «агрессии», меньше «ласки». Сейчас — наоборот. Она делает все для того, чтобы ее «артисты» были жизнерадостными, энергич­ными, чтобы им хотелось работать, чтобы они понимали ее по голосу, по интонации. Что же касается хлыста — то к нему артистка прибегает настолько редко, что он по сути- дела стал предметом реквизита.

Ну а если по тем или иным причинам стихийно про­рывается звериный характер?

— Всегда виновата я,— говорит Бугримова,— чего-то недосмотрела, чего-то недоучла...

Думается, она преувеличивает, целиком беря вину в таких случаях на себя. Много тут значат элементы слу­чайности: вот, скажем, кто-то из восторженных зрителей бросил на манеж букет цветов — ив клетке возникает по­тасовка: львы не терпят незнакомых предметов...

Вопрос о стиле. Он неотрывен от образа, характера артиста в манеже. Почему-то, как правило, оценивая вы­ступления цирковых артисток, работающих со зверями, мы отмечаем, что «создается образ смелой, мужественной женщины, не боящейся никаких трудностей и дерзко по­коряющей хищников своей воле». Конечно, образ такого рода немыслим без мужества, без смелости, но ведь одного этого недостаточно. В конце концов человек один на один в клетке со львами — это уже смелость и мужество. А когда львы начинают показывать сложнейшие трюки — тут уж наглядный результат большого, кропотливого и на­пряженного труда дрессировщика. Нужен не просто трюк, пусть даже самым блестящим образом выполненный; нуж­на гармония — тогда и создается цельность аттракциона. Гармония взаимоотношений артистки и львов. Нужна творческая индивидуальность, личность — из всего этого и рождается тот самый неповторимый бугримовский стиль работы на манеже.

Она, Бугримова, не роковая повелительница царей животных (ее как-то назвали «царицей среди царей», но царица-то она особая, не в мишуре и блестках, а в сердеч­ности, обаянии, женственности). Ее отличают природный артистизм, тонкость нюансировки, глубина образности, одухотворенность мимики и жеста — все это ведет к свое­образию стиля ее работы, ее актерского мастерства. Заня­тия балетом и музыкой «подсказали» ей пластику и изя­щество движений. «Высшая школа верховой езды» (номер, который она долго и успешно показывала параллельно с львиным аттракционом) помогла выработке выразитель­ных жестов, ловкости, гордой красоте, которая всегда отли­чает ее. Ее образ — смелая, волевая женщина. Но — жен­щина. Образ героический и в то же время очень живой, естественный, непосредственный. Она старается именно таким характером выразить бесконечные возможности человеческой натуры — ее разума, воли, энергии. Это — романтический образ, но отнюдь не патетический. Земной. И он объясняет многое не только в работе артистки на манеже, но и в ее обаятельном, романтическом характере и в ее восторженности, влюбленности в свое дело, в твор­чество своих коллег, в жизнь, в искусство, музыку...

...Мне не хотелось оставаться одной у шапито. На голос Спартака — молодого льва из нынешней бугримовской «великолепной девятки» — отправилась и я в вольер. Ири­на Николаевна разговаривала со Спартаком, нежно тре­пала его за ухо, как большого и доброго котенка. А потом, в вольере, окруженные клетками со львами, мы продол­жили нашу беседу, прерываемую короткими обращениями Бугримовой к тому или иному ее воспитаннику. Артистка рассказывала мне о каждом из тех, кому предстояло вско­ре вместе с ней выйти на манеж, раскрывала индиви­дуальность своих «артистов».

—  Индивидуальность? Конечно... Сколько живот­ных — столько характеров, независимо от общих черт, присущих всем львам. Изучить их надо, иначе творческих способностей каждого не выявишь, настоящего трюка не подготовишь... Да, такое «распознавание» не дается в один день. И в два... И в месяц... Время и терпение, время и настойчивость. Упрямство, порой риск, о котором, в ко­нечном счете, артистка уже и перестает думать. В прон­зительно-сложном труде проходят дни репетиций, завер­шающиеся ослепительным блеском «юпитеров», торже­ством фанфар и мужественным маршем, под который вы­ходит на манеж Ирина Бугримова...

—  Лев — царь зверей, красивый и могучий,— расска­зывала мне Ирина Николаевна, знакомя со своими «артистами». — В самой его природе есть одному ему при­сущая властность и гордость. Характер его труден и про­тиворечив, в общении с другими львами лев тоже, скажу прямо,— не сахар... Но он быстро понимает, чего от него хотят, хотя далеко не всегда сразу же повинуется... Вот тут-то и узнай его, стань ему другом — тогда зверь будет творить на манеже чудеса..

В самом деле. Вот всего один пример. Да, нет, пожа­луй, одним примером ограничиваться трудно. Так вот. Тот самый молодой лев Спартак, что так властно нарушил наши с Бугримовой киноразмышления, очень ловко ходит по канату. Для льва это, понятно, состояние непривычное, да и по деревьям львы тоже не лазают. А здесь — неожи­данная высота. Не хотят львы ходить по канату, не хотят, но... Спартак — уже четвертый канатоходец в группе Буг­римовой. Медленно, тщательно, упрямо готовила артистка этот трюк, учитывая тончайшие нюансы психологии царя зверей. И вот, пожалуйста, грациозно, мягко, как-то по- особому задумчиво движется Спартак по наклонному канату.

У зрителей дух захватывает, когда, дойдя до высшей точки, он останавливается на самом краю клетки, над первыми рядами зала, меланхолично глядя куда-то поверх голов людей... Зрителям кажется, что вот-вот он может спрыгнуть в зал, и тогда... А он не прыгает, и Бугримова совершенно спокойна за своего канатоходца: ведь львы панически боятся высоты и не рискнут даже глянуть вниз. Двое (это было в самом.начале работы над этим трю­ком) глянули, так с тех пор уже ни разу на канат не по­шли. Да и глянули-то из-за какой-то случайности, какого- то звука не то в оркестре, не то в зале. А Спартак вниз не смотрит и коронный трюк свой выполняет безупречно. Как и тигролев Радж (это уже второй пример).

Радж раскачивается с Бугримовой на качелях под самым куполом цирка. Вниз и он не глядит, гордо устрем­лен вперед, как бы слушая мелодию вальса, в ритм кото­рой раскачивается хрупкая площадка с артисткой и ее четвероногим партнером.

Был у Ирины Николаевны знаменитый лев Цезарь, что проработал в ее аттракционе двадцать три года, до глубокой своей старости. Случай уникальный, и зверь был поразительно талантлив. О нем Бугримова вспоминает чуть не ежедневно. А сейчас у нее в группе новый Цезарь, тоже подающий большие надежды и отлично выполняю­щий вместе со Спартаком симпатичный трюк «автопорт­рет в кольце».

Каждый из ее «артистов» четко знает свою роль в представлении. Бугримовские львы изящно делают «пи­рамиды» и быстро перестраиваются, ловко ходят по буму, прыгают через обруч, огненное кольцо, легко идут на «ковер» — трюк, всегда вызывающий восторг зрителей. Между прочим, чтобы поудобнее устроиться на лохматом львином «ковре», Бугримова лихо подтаскивает одного зверя к другому за хвосты...

—    И они не возражают против такого обидного для их львиной гордости обращения? — интересуюсь я.
—    Подпускают к себе, конечно, не все, — отвечает Буг­римова. — Вот этот, например, — она кивает в сторону клетки, за которой виднеется довольно потешная, добро­душная львиная физиономия,— этот не очень-то дает таскать себя за хвост. Он у меня вообще на «ближних» трюках работает. И преотлично — лапу протягивает, здо­ровается, со зрителями общается, смешит их. А сейчас он сердится, я вижу. Недоволен тем, что я на него за раз­говором с вами мало обращаю внимания... Ну, Алешка, ну, хороший мой, не надо злиться, слышишь?..

И, как бы уловив смысл ее слов, лев тычется носом в клетку и тянет сквозь железные прутья лапу, привет­ствует...

—    Ирина Николаевна! — доносится голос инспектора манежа, — сейчас начинаем...
—   Ну, мне пора готовиться. — И Бугримова показыва­ет на свой рабочий, хотя и очень изящный костюм, ото­роченный черной кожей, — в нем она обычно репетирует или играет со своими львами в вольере...

Да, Алешка уморительно смешон на манеже. И дер­жится так мило, естественно и с таким любопытством сле­дит за своими товарищами, освоившими «высшую школу» циркового трюка... Только с опаской косится на стропти­вую Дюкессу, только что совершившую виртуозный пры­жок через голову Бугримовой... А незадачливому «фото­графу», действительно, досталось от него на орехи — так лихо шуганул его от клетки этот милый зверь, амплуа ко­торого Ирина Николаевна называет «живой декорацией»...

Как же все-таки строится большая и сложная про­грамма аттракциона Бугримовой? На легкости, изяществе, мужестве, ярком сочетании больших и малых трюков — в общем, гармонично. А гармонии такой не достигнешь просто так. Ни дня без напряженной работы — психологи­ческой, педагогической, артистической, — одним словом, творческой.

Не только постановка «льва-канатоходца» или «льва в воздухе», не только быстрые перестройки пирамид и каскад самых разнообразных прыжков. Огромное значе­ние придает Бугримова тем самым мелочам, из которых рождаются впоследствии незаменимые в своей видимой простоте штрихи — «автопортрет в кольце», шутка с «фо­тографом» и многие-многие другие.

А для этого — подмечать, схватывать, фиксировать в ежедневных играх и репетициях самые, казалось бы, мелочи, игровые моменты, которые часто подсказывают сами ее партнеры — львы. Кстати, еще одна, с точки зре­ния Бугримовой, немаловажная «мелочь». Игра, что начи­нается с самого «львиного детского сада», когда совсем еще маленькие, не старше года (а иногда и моложе) львята проходят своеобразную «стажировку» в аттракционе Ирины Николаевны, — эта игра, сопровождающая весь путь львов на манеже, не только неожиданно выявляет «случайные» броские трюки, но и создает разрядку, лег­кость в очень сложной работе, которой посвятила себя Бугримова.

...Торжественный, темпераментный марш открывает каждый выход Ирины Бугримовой. Торжественный, энер­гичный марш, которому аккомпанирует аплодисментами всегда переполненный во время ее выступлений зал. Му­зыка неотрывна от всего, что делает Бугримова и ее львы на манеже. Характер музыки меняется вместе с характе­ром и рисунком того или иного трюка, настроения, состоя­ния. Музыка стала для ее львов своеобразной лакмусовой бумажкой — она организует представление, логически вы­страивает его в определенной последовательности, «вызы­вает» львов на показ трюков. Музыка же создает пласти­ческую архитектонику всего номера, регулирует ритм его, темп. И это очень важно, хотя об этом, к сожалению, не часто говорят. Не заметить музыкальности всего, что кроется в аттракционе Бугримовой, невозможно. Наверное, это не случайно. Ведь вообще музыка для нее — часть ее жизни, а значит, и творчества.

Я специально не привожу здесь захватывающих дух историй, связанных с риском для актрисы, работающей в столь сложном жанре, я попытаюсь заглянуть в творче­скую лабораторию Ирины Бугримовой. Но один вопрос, все-таки связанный с опасностью ее работы, мне захоте­лось ей задать. Было это уже в Москве, когда дома у Ири­ны Николаевны я рассматривала ее старые и новые афи­ши, читала газетные и журнальные вырезки на разных языках (ведь она с огромным успехом гастролировала во многих странах мира), но единые по мысли — восхище­ние талантом и мужеством выдающейся советской артистки.

—    А все-таки, Ирина Николаевна, так уж и совсем не страшно вам ежедневно входить в клетку со львами?
—    Конечно, я волнуюсь перед каждым выступле­нием, — ответила она. — Знаю, что возможны всякие не­ожиданности, «сюрпризы». Вот вы да и не только вы, говорите «мужество, мужество». А это самое мужество в нашей работе совершенно естественно. Само собой подра­зумевается. Только об этом, к счастью, мы не думаем. Как не думаем, что мы дышим воздухом. Просто дышим. Хищ­ник есть хищник, и палец в рот ему не клади... Никакой даже самой малейшей растерянности нельзя себе позво­лить. Слабого львы не признают. И они сами многому научили меня, например видеть, чувствовать зверя спи­ной, моментально реагировать... Да всего не перечислишь... А львы... Я не сомневаюсь, что они получают удоволь­ствие от манежа. Ведь им недостаточно только еды и сна. Такие звери к чисто растительной жизни не склонны. Им нужна какая-то другая жизнь, непременно работа. И не просто работа, а связанная с трудом, риском, опасностью, преодолением сложностей. Вот меня часто спрашивают, как я использую в подготовке того или иного льва к ма­нежу учение Павлова об условных рефлексах. Так вот как я убеждена: у львов потребность в работе врожден­ная, ее только надо выявить и как можно полнее исполь­зовать в новом, «артистическом» амплуа «царя зверей». Движения львам необходимы, как воздух. А значит, и работа на манеже. И это очень помогает мне...

Залитый ярким светом манеж в Москве или Ярослав­ле, Варшаве или Мехико, Тегеране или Берлине, Праге или Гаванне... Торжественный, праздничный марш из кинофильма «Цирк». И на арене — сильная, мужествен­ная, обаятельная женщина, покоряющая своей воле дале­ко не самых добродушных представителей фауны... Жен­щина среди львов, земная «царица над царями», артистка Ирина Бугримова...

Н. ЛАГИНА

оставить комментарий