На арене таджикская молодежь

Итак, создан еще один национальный цирк — таджикский. Нет, он не возник на пустом месте.

Его истоки — в народных праздниках, на которых жители Таджикистана демонстрируют свою силу, ловкость, удаль в спортивных играх и в традиционных скачках, на этих праздниках выступают дорвозы — канатоходцы и маскарабозы, эти ближайшие родственники веселых грузинских кинто. Они сочетают исполнение сценок с игрой на музыкальных инструментах. Больше того, когда было принято решение о создании таджикского коллектива, уже существовал, правда один-единственный, номер, поставленный в Душанбе, — «Таджикские игры на мачте» в исполнении труппы под руководством Вали-Хаджи Валиева. Подобно тому как номер «Молодая Киргизия» послужил основой для появления киргизского коллектива, так и номер Валиева стал ядром Таджикского цирка.

Разумеется, коллектив появился не сам собой, потребовались кропотливая работа, усилие многих людей. Начали с того, что объявили конкурс по отбору стажеров для национального цирка. Конкурс привлек большое число юношей и девушек. Среди них были жители не только Душанбе, но и дальних пунктов. Они спускались с гор и приходили из долин, от овечьих отар и лошадиных табунов, с хлопковых полей и из виноградников. Значительная часть молодежи, пришедшей на конкурс, никогда в жизни даже не видела циркового представления. Но желание блеснуть своей ловкостью, удалью, которую они демонстрировали на народных праздниках, на свадебных гуляньях, влекло их на круглый, как ярко расписанная пиала, манеж.

Не все, по крайней мере первоначально, шло гладко. Может показаться странным, но порой препятствиями оказывались старые национальные предрассудки, еще цепко держащие отдельных людей. Когда, например, некоторые матери узнавали, что их дочерям надо будет появляться на арене перед зрителями в легких спортивных одеяниях, они категорически протестовали. «Таджикская девушка не должна этого делать!» — строго говорили они и чуть ли не насильно уводили дочерей домой. Справедливости ради, надо сказать, что таких случаев было немного.

Мы потому так подробно останавливаемся на всем этом, чтобы показать, что формирование национального циркового коллектива — дело совсем не простое. Оно требует бережного подхода к людям, педагогического и воспитательного такта, знания местных обычаев. Порой рождение такого коллектива проходит в борьбе нового со старым. Но в конечном счете новое, как и следует ожидать, побеждает, приносит замечательные плоды.

Из шестисот-семисот человек, представших перед конкурсной комиссией в Душанбе, было отобрано всего пятьдесят. Они-то и составили основу будущего таджикского цирка. Самой "счастливой оказалась семья Алиевых. Она дала цирку сразу пятерых исполнителей — трех братьев и двух сестер.

Для работы с молодежью были приглашены тренеры, опытные мастера манежа, такие, как А. Дашевский, А. Денисова, Д. Шнайдер, Д. Барон; к ним несколько позже присоединились другие — В. Воробьев, С. Понукалин, заслуженная артистка РСФСР К. Кох. Всю работу возглавлял режиссер-постановщик Р. Славский. Большую по.мощь в формировании коллектива оказали режиссер Н. Барзилович и директор душанбинского стационара К. Саттаров.

Приступая к обучению молодежи, тренеры и режиссеры начинали буквально с азов: ведь многие из юношей и девушек, решивших посвятить себя искусству смелых и ловких, не имели даже минимальной физической подготовки, не говоря уж об умении держаться перед зрителями. Их артистическая неискушенность доходила порой до наивности. В день дебюта, например, в самый разгар представления исчезла одна из исполнителниц воздушного номера. Ее искали всюду и нашли за несколько минут до ее выхода. Загримированная, в гимнастическом костюме, она сидела на галерке и... с увлечением смотрела представление. «А наш номер еще не объявляли! Вот я и не торопилась!» — ответила девушка, когда ее спросили, почему она в зрительном зале, а не за кулисами. Таким был этот человеческий «материал», с которым пришлось иметь дело тренерам и режиссерам — «сырой», «зеленый». И то, что они проделали, похоже на чудо. Правда, на подготовку исполнителей, постановку номеров ушло два года!

Я видел выступление таджикских артистов в летнем цирке в Ленинграде. По сути дела, это был второй город, куда прибыл на гастроли молодой коллектив, не считая его родного Душанбе, где 22 апреля 1970 года состоялся дебют. К сожалению, в Ленинград коллектив приехал не в полном составе, так что кое-какие интересные номера посмотреть не удалось. Но даже и то, что я видел, свидетельствует о том, что Таджикский цирк родился. Таджикский не просто по названию, а по окраске, по звучанию номеров, что весьма и весьма существенно.

Когда речь идет о национальном цирке, специфика, своеобразие имеют чрезвычайно большое значение. Ведь это не просто коллектив, в котором объединены исполнители из одной республики. Он должен быть национальным по духу, по своему содержанию, даже по внешнему рисунку номеров. Короче, ему надлежит быть самобытным: таджикскому отличаться от киргизского, киргизскому — от татарского и т. д.

Сценарий представления для таджикского цирка написал Р. Славский в соавторстве с местным драматургом А. Сидки. Условно сценарий называется «Весна, тюльпаны и любовь». В нем нашел самое широкое отражение таджикский эпос, начиная от знаменитой «Шах-намэ» великого Фирдоуси. Авторы проявили незаурядное знание фольклора — народных игр, свадебных обрядов, танцев, всего того, что может и должно представлять собой основу любого сценария для национального циркового коллектива. Сценарий Славского и Сидки, безусловно, интересен. К сожалению, далеко не все из имеющегося в нем нашло воплощение на манеже. Дело в том, что авторы задумали тематическое, почти сюжетное представление, осуществить его сразу оказалось невозможно. Для начала предстояло создать номера самых разнообразных жанров, подготовить для них исполнителей. Поэтому от тематического представления на первых порах пришлось отказаться.

Не только расшитые золотом и серебром тюбетейки, чалмы, бельбоки — поясные платки, цветные шальвары, национальная музыка придают определенный колорит таджикскому цирку. Тюбетейки и платки-пояса — это далеко не все. Их наличие еще не дает основание считать полностью тот или иной номер специфически национальным. Гораздо важнее другое; органическое включение в номера трюков, вобравших в себя элементы народных игр, танцев, обрядов, всего того, что в конечном счете и придает представлению на манеже национальную самобытность.

Есть ли она у таджикских артистов? С твердой уверенностью можно сказать — есть!

Неизменно звучит на праздничных гуляньях дойра — бубен. В номере акробатов-вольтижеров Зардаковых эта самая дойра применяется в качестве... опоры, на которой проделывает стойки и сальто девушка-вольтижер. Баланс с цветочными корзинами, пиалами и вазами придает оригинальный характер и номеру Холматовых — акробатов на переходных лестницах. Обычно «нижний» лежит на специальной антиподной подушке, а тут для этой цели используется самый настоящий палас — своеобразная ковровая дорожка.

Необычен и номер Саттаровых на двухъярусном канате. Когда таджикские дорвозы в ярко-желтых, цвета знойного солнца и песков, одеждах работают одновременно на верхнем и нижнем канатах, это создает впечатление ожившей фрески.
Тепло встречается выступление Минигюль Кадыровой. Она исполняет пластический этюд, балансируя при этом кувшинами, которые держит на макушке головы, на затылке. И вот уже зрителям кажется, что перед ними не просто грациозная гимнастка, а юная, очаровательная таджичка, пришедшая к ручью за водой.

Наездники под руководством Данилджона Барона, на первый взгляд, как будто бы ничем не отличаются от других джигитов. Такие же смелые трюки: «двойные толчки», «вертушки», «длинные обрывы» — разве лишь темп достигает предела почти немыслимого. Но приглядитесь внимательно, и вы увидите, что в номере наездников в ярко-алых костюмах, в тюбетейках с платками есть своя, только им присущая специфика. Номер состоит не из групповых, как обычно, а из сольных выступлений. Кажется, будто молодые таджики-всадники решили соревноваться между собой в удали. Не последнее место среди них занимает по праву девушка-джигит, совершающая на бешеном скаку пролазы под животом лошади. Это Рафика Давидова, которая до поступления в цирк никогда не сидела на лошади!

Мне в общем понравились таджикские клоуны, особенно Джамол Садриддинов и Джура Алимов, и я даже пожалел, что в ленинградской программе маскарабозы были представлены довольно скупо. Уже одно их появление на манеже, таких контрастно-разных: один высоченный, худой, нескладный, другой низенький, шустрый — вызывает улыбку. И хотя ленинградцы видели в их исполнении всего три-четыре сценки, но даже они создавали определенный колорит, почти зримо переносили в улочки и переулки далекого Душанбе, в обстановку пестрого, шумного базара, шашлычной или чайханы, где особенно часто можно встретить весельчаков из народа. Хочется пожелать руководителям таджикского коллектива более полно использовать возможности молодых клоунов.

По-настоящему работа над программой, над номерами еще не завершена. По правде говоря, не все еще совершенно у молодых таджикских артистов. Порой им не хватает мастерства. Кое в каких номерах отсутствует самобытность. Например, у жонглеров Ильясовых. Реквизитом им служат подсвечники с национальным орнаментом. В них свечи, которые зажигает, совершая прыжки, один из исполнителей. Это любопытно, однако в целом номеру недостает оригинальности. Скажем, тарелочки, которые ловят жонглеры, могли бы быть не просто алюминиевыми, а хотя бы покрыты ярким орнаментом. Жалко, что не осуществлены и кое-какие замыслы, в частности, номер, которому предполагалось дать название «Девушка-бубенчик», — так именуется танцовщица, появляющаяся на свадебных празднествах в платье, увешанном бубенчиками. В данном случае в роли «девушки-бубенчика» должна была выступать акробатка.

В Ленинграде таджикские артисты выступали в одной программе с русскими. В прологе они обменивались дарами. Хлеб-соль, преподносимые на белоснежном полотенце, расшитом красными петухами, и расписанная пестрым узором фарфоровая пиала, из которой таджикские гости предлагали испить в соответствии со своей традицией чай, стали символом дружбы представителей искусства братских республик. И в том, что цирк, родившийся в Душанбе, расцвел, подобно любимому цветку таджикского народа — тюльпану, есть заслуга тех, кто помогал его вырастить, — русских друзей.

У таджиков существует обычай: провожая кого-нибудь, перешагивать через огонь, чтобы сопутствовала удача. Я не знаю, был ли исполнен этот старинный народный обычай перед тем как отправился в первые гастроли молодой таджикский цирк. Только начало его пути, прямо скажем, удачное.

оставить комментарий