Над чем смеется клоун
— Так названа книга Карандаша, выпущенная издательством «Искусство». В работе над ней приняли участие А. Токарев, редактор Е. Розенберг, художник В. Куприянов.
«Первая проба в клоунаде М. Румянцева (Карандаша) — Рыжий Вася»
Об этой своей рукописи Михаил Николаевич Румянцев рассказывал увлеченно, долго готовил ее, но выхода в свет, к сожалению, не дождался. В предисловии, написанном Юрием Владимировичем Никулиным, читаем: «До последних дней своей жизни он много говорил о работе над книгой о клоунском искусстве, рассказывал, как собирает материал, что хочет сделать в ней главным.
«После Васи он решил стать Чарли Чаплином» и «Разочарованный клоун и юная героиня...» - (Михаил Николаевич вместе со своей женой Тамарой Семеновной)
— Вы ведь выпустили книгу «На арене советского цирка», она выдержала два издания, — сказал ему при мне один журналист.
Карандаш посмотрел на него чуть сердито, как он умел это делать, если кто-то прерывал его рассказ, и почти выкрикнул:
— Не такая эта книга, не такая. Нужна другая. Чтобы каждый, понимаете, каждый, кто захочет постичь секреты нашей профессии... смог бы получить советы, размышления, научные обоснования... Я над такой книгой работаю».
...В один из дней, когда я пришла к Румянцевым (они тогда уже жили на улице Горького), Михаил Николаевич
вдруг протянул мне совершенно новенькую папку с аккуратной белой наклейкой, где зеленым фломастером его рукой выведено было: «Законы смеха. N9 4». Поняла, что он отдает мне ее «насовсем», и осторожно спросила:
— А может быть, она вам еще пригодится?
— Нет, забирай, мне не нужна.
— Почему?
Ответа на мой вопрос не последовало. Михаил Николаевич, как всегда, заговорил о самой книге.
Теперь я достала разбухшую папку и как-то иначе посмотрела на нее, вернее, на белый квадратик бумаги, который он так старательно приклеил, и подумала: «Может быть, именно тогда он решил изменить название книги?» Другой бы, конечно, зачеркнул прежний заголовок и вывел новый. Но в Карандаше всегда жил художник, он не мог позволить себе такого небрежного отношения к будущей книге. Разумеется, все это только мои предположения, и, возможно, папка не устроила автора размером или еще по какой-либо причине. Но так или иначе, она оказалась у меня и теперь лежит рядом с вышедшей книгой, чья желтая обложка напоминает цветом свежие опилки, когда-то устилавшие наши манежи. И на этом опилочном манеже стоит Карандаш со своей верной Кляксой.
Получилась ли книга такой, о какой мечтал автор — дающей научные обоснования? Говоря откровенно — нет. Но каждый, кто захочет постичь секреты клоунской профессии, сможет получить необходимые советы. Он найдет в книге много полезного и нужного. Карандаш научит его на собственном примере, на собственном опыте искусству импровизации, искусству общения с залом, научит, как обыгрывать любую деталь и как вызывать у зрителей смех. Научит, как органично «существовать» на манеже. И все это пропущено через себя, все выверено на собственном опыте.
Но давайте откроем книгу. Первые главы. Они о детстве, о скитаниях, о работе художником в провинциальном театрике и в одном из московских кинотеатров, об учебе в Школе циркового искусства.
Заниматься там было нелегко, так как ночью приходилось еще работать, чтобы содержать себя и платить за обучение. К концу года плата была отменена. А впоследствии, как пишет М. Румянцев, успевающие ученики «стали получать стипендию, вполне достаточную для скромного существования. Я-то, как бездарный, получал только половину стипендии. Но и это очень помогало». (Теперь так странно читать это — «Я-то, как бездарный»!) И, наконец, первая практика в маленьком передвижном шапито в образе Рыжего Васи. Потом обращение к образу Чарли Чаплина. Но уже тогда «желание создать своего, отличного от других комического героя со своим обликом, репертуаром» не покидало студента. Он мечтает, чтобы его персонаж говорил на современном языке и был чем-то похож на тех, кто занимает зрительские места.
В мае 1930 года состоялся выпуск из цирковой Школы. М. Румянцев едет в Смоленский цирк. Очень интересно читать о первых артистических шагах молодого коверного, о том, как «нарабатывался» навык, как клоун «учился смешить». М. Румянцев размышляет: в дореволюционном цирке реприза могла сводиться к тому, что Рыжего ради удовольствия почтенной публики били дубинкой по голове, он кричал, из глаз у него струей лились «слезы» в три метра. Нужно ли в наше время смеяться над чужой бедой? «А что, если я упаду с барьера и вместо того, чтобы плакать, буду смеяться? Боль скрыта смехом, но и видна. В этом уже не просто трюк, но и живой человек, характер... Попробовал сделать то же на манеже. Зритель смеялся вместе со мной».
Молодой артист приучался записывать все, что с ним происходило на манеже. Например, он пытается всеми силами вызвать в зале смех, а смеха — нет. Но зато он возникает там, где клоун меньше всего ожидал услышать его. Это интриговало. Рождалось желание разобраться во всем этом. Листков-записей становилось все больше и больше. Вскоре Румянцев понял, что в поисках смешного можно исходить из самой программы. «Решил выходить без заранее подготовленных шуток, сценок, толкаться по манежу при установке и уборке аппаратуры, цепляясь за внезапно возникшие обстоятельства». Так коверный начал пародировать отдельные номера. Появились скромные, но самостоятельные репризы-шутки. Номера, конечно же, пародировались и до Румянцева. Но попытаемся сравнить прежние пародии на джигитов и то, что сделал Румянцев. Как клоуны обычно пародировали лихих наездников? Они чаще всего надевали на голову папаху, обвешивали себя бутафорскими кинжалами и пускались в пляс. А как уйти от этого трафарета? Румянцев поставил перед собой такую задачу: а что если ребенок возьмется подражать джигитам? Как он станет действовать? Наверное, так: напялит на себя мамин халат, нахлобучит на голову муфту вместо папахи, из-под муфты будет торчать лишь один нос. Придумано — сделано. «И вот я надел старый потертый... халат, большую папаху-муфту, — читаем мы у М. Румянцева,— перекинул через плечо длинное ружье, которое при ходьбе било меня по пяткам, и вышел в манеж с криком: «Асса!» И сразу — успех. И новая запись-вывод на очередном листке: «Успеха можно добиться, пользуясь более тонкими средствами, стремясь к жизненному правдоподобию».
Михаил Николаевич Румянцев пародировал наездников, акробатов, гимнастов, эквилибристов, полетчиков. Но рассказывая о своих пародиях, клоун останавливает наше внимание на каких-то отдельных находках. Например, на такой. Падая из-под купола в сетку, его герой мгновенно «седел» (тут использовалась незаметная подмена париков). Зал взрывался от смеха! Карандаш, описывая эту репризу, говорит об удачной находке с париком, а вовсе не о самом трюке — о прыжке в сетку. О блестящем владении разными жанрами — акробатикой, гимнастикой, эк-вилибром — ои говорит вскользь: «С первых же дней профессиональной работы я понял, насколько необходимо комику в цирке быть разносторонне подготовленным». И потом уже не акцентирует, что прекрасно делал сальто с подкидной доски, отлично ходил по канату. Это как бы само собой разумелось: необходимо клоуну владеть многими жанрами — и все. И дальше лишь поясняет, как тот или иной трюк помогает раскрывать замысел репризы.
Читая книгу, узнаем, что к маске Карандаша артист шел постепенно. В первую очередь решал проблему костюма своего героя, так как считал, что зрителя надо завоевывать мгновенно. И здесь, по мнению М. Румянцева, «очень важен общий контур комического персонажа». Так какой же костюм выбрать? Одно из условий — простота и жизненность. Но не менее важно и другое — он должен помогать клоуну в работе, чтобы любой предмет туалета при необходимости можно было обыграть. «Фетровая шляпа, скажем, гораздо выгоднее для комика, чем твердый котелок,— подмечает артист,— загибая поля, можно найти внешние характеристики различных типов, подчеркнуть настроение персонажа. Широкие брюки для комика выигрышнее, чем узкие». Так тщательно и даже скрупулезно обдумывал М. Н. Румянцев каждую деталь костюма и грима: «чаплиновская трость заменена простой тросточкой», «чаплиновские усики я разделил полоской пополам, сделав их меньше».
А затем начались поиски псевдонима. И хотя в те годы критики все чаще призывали артистов выступать под собственными фамилиями, М. Румянцев с этим не согласился. И был прав, когда пояснял, что его фамилия — это для управдома, а придуманный им персонаж живет на манеже, и он не должен быть подчеркнуто бытовым. Но и брать традиционные имена Рыжих — Жак, Макс, Коко — Михаил Николаевич не хотел. И наконец псевдоним был найден — Каран д,Аш, или, как стал писаться позднее и привычнее для всех нас, Карандаш
И тут оказалось, что Карандашу нужен новый репертуар.
Одна из глав так и называется — «В поисках нового репертуара». Но не следует думать, будто о новых репризах и сценках автор повествует только в ней. Во всех последующих главах — «Как появилась Клякса», «Дети в цирке», «Клоунада. Поиски продолжаются» и других рассказывается, как создавался репертуар на протяжении всей долгой творческой жизни этого большого мастера.
Описывая конкретную репризу, Румянцев попутно подводит нас к выводу о том, как вообще следует начинать репризы, как надо подводить зрителей к самому «ударному, смешному моменту», как важен «смех на уходе» и как надо уметь уходить не только от зрителей, но и от темы репризы. Все его размышления необычайно интересны. А вот несколько отвлеченные теоретизирования на тему о проблеме комического автору значительно менее удаются. И это вполне понятно. Ведь книга написана прославленным артистом, а не ученым-теоретиком. И главное достоинство ее в том, что мы проникаем в истинно клоунскую творческую лабораторию.
Еще одной несомненной удачей стали иллюстрации и комментарии к ним, выполненные дочерью Михаила Николаевича кандидатом искусствоведения Наталией Румянцевой. Это своего рода «книга в книге» — живая, остроумная, увлекательная.
Над небольшим снимком подпись:
«Первая проба в клоунаде — Рыжий Вася. Унылый был персонаж. Исчез он бесследно...» Всматриваюсь в маленькую фигурку Рыжего Васи. Как точно подмечена главная черта — уныние. Лучше и короче не скажешь.
Затем М. Румянцев изображен в новой маске: «После Васи он решил стать Чарли Чаплином. Можно ли было удержаться, когда кругом десятки, нет, сотни артистов работали в гриме и костюме Чаплина и добивались большего или меньшего успеха». И опять видим грустного Чарли, которому некуда укрыться от непогоды. А подпись поясняет; «Полное сходство уже достигнуто... Можно было плюнуть в глаза тому, кто сказал бы, что это не кадр из фильма «Малыш». А эти белые точки — он сам нацарапал их на негативе. (Вот где пригодилась работа ху-дожника-плакатиста!) Падает снег, а бедный Чарли, одинокий, замерзший, стоит на улице...» И дальше. «Все еще игра в кинематограф. Разочарованный клоун и юная героиня. Хотя вряд ли они сами об этом думали. Но как все-таки точно передают время эти фотографии!...». Это уже под снимком, где Михаил Николаевич изображен вместе со своей женой Тамарой Семеновной.
Перелистываем страницы и видим Карандаша на манеже у развалившейся машины. Наталия Румянцева так комментирует этот кадр: «Реприз было полно. Вот эта простенькая сценка с клоунской «машиной», которая разваливалась на ходу. Карандаш еще не предполагал, что реприза окажется всего лишь зтюдом к его знаменитому «Танку». Была весна 1941 года».
А затем видим серию фотографий, иллюстрирующих известную репризу Карандаша «Танк», исполнявшуюся в годы войны. Гитлеровский вояка садится в «танк». Взрыв! Из-под обломков вылезает жалкий «завоеватель», оборванный, на костылях. Румянцева пишет: «Реприза удалась еще и потому, что была удивительно точна своим художественным решением: ужасные и реальные атрибуты войны — взрывы, обломки, костыли — и умение обыгрывать их в комическом плане!» Несколько фотоснимков показывают Карандаша, общающегося с публикой, заигрывающего с хорошенькой девушкой. И отдельно — безудержно смеющиеся зрители. Из развернутой подписи узнаем, что публика для клоуна — лучший ориентир. Карандаш каждый вечер из-за занавеса присматривался и определял, какая публика пришла в цирк — легкая или нет. Оказывается, «публика подсказывает клоуну, а он должен уловить настроение зала, точно знать, сколько он может сегодня держать каждую паузу. Чтобы не передержать ни одной лишней секунды, но и не упустить возможности просто стоять посреди манежа, пока зрители громко смеются».
Ловлю себя на том, что готова и дальше цитировать эту «книгу в книге», настолько в ней легко, без всякого нажима говорится о вещах весьма серьезных. Но а мою задачу все-таки не входит пересказ книги «Над чем смеется клоун». Моя цель — заинтересовать читателей, чтобы они поторопились достать книгу в библиотеке (купить ее сейчас уже невозможно). Поторопились бы достать и прочесть.
ГЕНРИЕТТА БЕЛЯКОВА
оставить комментарий
RSS 
