Наш цирк - манифик

Парле ву франсе? Нет? Я так и знал. Я и сам еще очень слабо. Конечно, кое-что я уже понимаю. Читать могу. Глаголы спрягать. Но вот «парле» — никак. И вроде все знаю, а сказать не могу, как собака. Силы воли, что ли, не хватает.

Ни с того ни с сего нашу обыкно­венную школу сделали французской. Я тогда учился в третьем классе. Те­перь-то я уже в четвертом. И по-французски у меня тройка. Правда, твердая, как сказала наша учительни­ца французского языка Лариса Кон­стантиновна. Вообще-то я учусь ничего. Шесть пятерок и три четверки. Я люблю историю, чтение, природоведение и цирк. А вот арифметику и французский я не люблю. Не то что не люблю, но люблю значительно меньше. А может быть, и вовсе не люблю. А арифме­тику еще меньше французского люб­лю. К французскому я уже начал по­немножку привыкать. Вроде стал в нем капельку разбираться. И даже кое-что понимать. Как-то мне нем­ножко легче стало. Поэтому я стал к нему уже не с такой ненавистью относиться...

И еще есть причина.

Недавно я ходил в цирк. Я доволь­но часто туда хожу. Потому что мне повезло. Мама моя тоже очень лю­бит Цирк. Цирк — это жизнь! Цирк я люблю с  детства. Как только входишь — сразу на­строение праздничное и от радости плакать хочется. Замечательно пахнет, светло, шумно, красиво, а глаз­ное — торжественно. Все ждут чуда. И чудо будет. Обязательно будет! Мама тоже любит цирк с детстве. И любит его, как я, а может быть, даже больше, И бабушка любит цирк. И тоже с детства. Только в ее детстве цирк был совсем не такой, как те­перь. Хуже.

И вот только мы сели на свои ме­ста, мама сняла шапочку, поправляет волосы. А я оглядываюсь, ищу глаза­ми мороженицу. Я всегда в цирке наедаюсь мороженым.  Даже мама говорит: «Кутить так кутить!» — и сама съедает целую порцию. И вдруг я обращаю внимание на людей, которые сидят прямо перед нами, только чуть пониже. Я понимаю, что они говорят по-французски. Что говорят—я еще не понимаю, но что по-французски — это точно. Во-первых, я узнал «мон ами» — мой друг, потом «шарман» — то есть прелесть. А потом началось представление, и я, было, забыл о соседях-францу­зах. Но им так все нравилось, они так громко хлопали, кричали по-русски «браво», а одна тетка даже крикнула: «О-ля-ля, манифик!» А кес ке се «манифик»? Не знаю. Когда вышел на манеж Олег По­пов, мои французы просто застонали от восторга. Правда, я тоже застонал. Мама мне даже сказала:

— Перестань вопить!

Что рассказывать про Олега Попо­ва? В нашем классе половина маль­чишек (и даже две девчонки) хотят стать Олегом Поповым, а вторая по­ловина (и три девчонки) — Юрием Гагариным. Я в первой половине, по­тому что уверен, что в космос я и так попаду, хотя бы как пассажир. Потом выступали акробаты. Их бы­ло трое. Папа, мама и дочка. Дочка была вся в белом и голубом, и в во­лосах ее был большой бант, весь в каких-то блестках. И мне вдруг вспомнился Дениска, вы, конечно, чи­тали его рассказы, они так и назы­ваются «Денискины рассказы». Денис­ка тоже любил цирк и даже один раз выступал там. Правда, случайно. Так вот, он тоже видел в цирке девочку.

И я, как и Дениска, представил се­бе, что кончится этот номер, девочка уйдет с манежа и я ее больше ни­когда в жизни не увижу. Ведь Денис­ка тоже больше не увидел свою де­вочку. И мне даже захотелось пла­кать, а тут еще музыка была такая печальная и вокруг темнота и только в луче прожектора танцевала малень­кая девочка, похожая на голубую бабочку... Но тут грянула другая, веселая музыка, стало так светло, что я за­жмурился, все захлопали. А францу­зы опять громко кричали «браво», а худая тетка в очках, которая все при­говаривала «о-ля-ля», сказала:

— Пти фиет — тре жоли! Мани­фик!

И я понял, что она хвалит девочку, и я не выдержал и закричал:

— Правда, она тре жоли! Весь цирк тре жоли и манифик!

Мама засмеялась, а французы обернулись ко мне, заулыбались.

— Гарсон парле франсе? Тю э бьен!
— Нон, не я бьен, а наш цирк — бьен! Тре бьен! Компрене?
— Уй,  уй, — сказали радостно французы. — Цирк совьетик — мани­фик!

Это я знал и без них. Но было приятно. Французы, французы, а по­нимают, что наш цирк — манифик. Молодцы французы! Молодец я, что все, кроме этого проклятого «мани­фик», все понял! Даже мама сказала мне:

— Здорово ты с ними по-фран­цузски!..

Дома я сразу же взял словарик и посмотрел, что же это за слово та­кое — манифик. И это оказалось так просто и так понятно — великолеп­ный. Как я сам не догадался, что наш цирк — великолепный! И вот теперь я к французскому языку отношусь получше. Конечно, этот урок для меня далеко не мани­фик, но ничего, постараюсь иметь четверку, пусть даже не очень твер­дую, как говорят французы, — комси-комса. И как говорит мой папа, мерси, то есть спасибо, за внимание.
 

Наталья ПАНКРАТОВА

Журнал Советский цирк. Май 1965 

оставить комментарий