Не понимаю

Сквозь щелочку в занавесе мы смотрим в зрительный зал. Мы — рядовые артисты Московской эстрады, нет среди нас «звезд», и публика пришла не на нас. Сегодня в клубе дискотека. А мы так сказать «нагрузка», культурная программа, принудительный ассорти­мент для тех, кто пришел потанце­вать.

Рис. И. ЛОСОСИНОВА

Какой прием нас ожидает? —вот это мы и пытаемся угадать, гля­дя co сцены в зал сквозь малень­кую щелочку в занавесе. Вот она — наша публика на сегодняшний вечер. Публике пятнадцать-семнадцать лет. Модно одета, модно подстрижена...

—  Ну как? — испуганно спраши­вают актеры, которым щелочки не до­сталось. — Жуть?

Ох уж эти «дискотечные» кон­церты! Не любят их артисты. Чувст­вуют свою необязательность этаком мероприятии, понимают, что и без концерта ребята не будут грустить в этот вечер, вот и не любят.

...Открывается занавес. Конфе­рансье выходит на сцену. B зале раз­дается приветственный свист. Чудес не бывает. Дискотека есть диско­тека.

Ох уж этот свист... То ли мы слиш­ком консервативны, то ли они слиш­ком уж прогрессивны... Вот ведь и знаем, что на таких «дискотечных» концертах это обычная форма привет­ствия, a привыкнуть не можем. Вздра­гиваем.

Вспоминаю...

ДК строителей «Октябрь» (Москва, ул. Маршала Малиновского, д. 7). Перед началом концерта на сцену выходит грозная дама и страш­ным голосом кричит в микрофон:

—  Внимание! Предупреждаю, ес­ли вы будете мешать артистам, если в зале будут раздаваться выкрики и нежелательный смех, танцев вам сегодня не будет!

Зал затаился. Концерт стал для них не просто не очень желанной на­грузкой. Концерт представлял теперь для них реальную угрозу срыва развлечения, к которoму они так стремились.

Вот ведь странно: артисты, преж­де чем выйти на сцену, показыва­ют свои номера художественному со­вету, литературные редакторы утвер­ждают тексты, которые будут произнесены актерами. А вот такая гроз­ная дама смело выходит на сцену и говорит все, что ей вздумается, ни­мало не заботясь o последствиях сво­его выступления.

Похоже, зрители приняли ее угро­зу всерьез. Смириться? B шестнад­цать лет это невозможно...

Мое появление на сцене было встречено нарочито «нежелатель­ным» смехом и свистом.

Каждое выражение человече­ских эмоций имеет свои оттенки. Свист тоже. Он бывает приветствен­ный, вопросительный, одобритель­ный, восторженный...

На этот раз свист был протестую­щий. «Откуда вы взялись на нашу голову, — свистела публика, — из-за вас нам еще танцы отменят... Лучше бы вы к нам вовсе не приходили!»

Концерт еще не начался, a его уже надо было спасать. Любой ценой надо было налаживать контакт c за­лом.

Я повторила угрозу «воспитатель­ницы » o наказании за нежелательный смех и предложила ребятам отрепе­тировать смех «желательный». Шутку приняли. Потом мы репетировали ап­лодисменты, скандирование, крики «бис» и «браво».

—  A свистеть можно? — крик­нул из зала какой-то парнишка.

—  Можно, — вздрогнув, разреши­ла я, и они стали репетировать свист. Свистели все. Даже девочки неумело совали в рот пальцы, пыта­ясь присоединиться к всеобщей вакха­налии. Мне показалось, что я сейчас оглохну... Но контакт был налажен. Какая ни есть, но это сегодня наша публика... И то, что происходит на сцене, должно до нее «дойти», a не разбиться o стену неприятия.

Конечно, мам нужны аплодис­менты. Мы к ним, скажем, нерав­нодушны. Приятно, когда они звучат долго и не смолкают. Но главное, зрители должны сопереживать ска­занному, спетому, сыгранному, станцовaнному... И если удалось достичь понимания, сопереживания, то неважно, что будет после — аплодисменты, молчание или свист. Пусть свистят, если им так удобнее. Мы им про­стим.

Но не простит грозная дама. Она вновь и вновь будет сулить им вся­ческие кары за нарушение порядка, за несоблюдение формы. Формой этого концерта грозная дама была очень недовольна: «Безобразие! Вы разрешили им свистеть!» Содержание ее не волновало.

Не волновало грозную даму и то, что после каждого молодежного ве­чера старенькая уборщица долго со­бирает разбросанные по всему дому культуры пуcтые винные бутылки.,.

Дискотeка есть дискотека!

Но это, конечно, не тaнцверанда в парке культуры города Люберцы, которую я сейчас вспоминаю. Сентябрь 1985 года.

...Мое выступление назначено на 21.15. Ехать далеко. Два часа доби­рaюсь. Оказываюсь на месте за пол­часа до назначенного срока. На открытой танцверанде толпятся ребята. Некоторые пьют вино прямо из горлышка, деликатно отойдя в сто­ронку. Остальные лениво покачива­ются в танце. Оглушительно гре­мит музыка. Из представителей мест­ной администрации никого. Странно. Впрочем, может быть, еще рано... Жду... Комнатой для переодевания служит грязный чуланчик, забитый рухлядью и пустыми бутылками. 21.15. Жду. 21.30. Из администрации никого. Жду. B чуланчик заходят. Просят стакан. Им его выдают. 21.45. Никого из администрации.

—  Да вы не волнуйтесь, он придет, — говорят какие-то ребята.

Пора уходить. Здесь явно какая-то ошибка. 22.20. Прибегает запыхав­шийся представитель администрации. Извиняется. Достает из-за пазу­хи три бутылки вина:

— Еле достал... Пришлось ехать... Хотите глоток?

Оказывается, это не ошибка.

Наконец в 22.45 дискжокей объяв­ляет перерыв. Перерыв — это я. Bыхожу на сцену. Встpeчают дежурным свистом.

B общем, ясно, что я здесь инородное тело.

Через четыре минуты из толпы к сцене продирается растрeпанное, потасканное, совершенно пьяное суще­ство женского пола лет семнадцати и, рванув за шнур микрофона, выкри­кивает тираду, состоящую сплошь из

нецензурных слов, смысл которой сводится к тому, что хватит, мол, нам мозги полоскать — танцы давай!

Я поспешно ретируюсь в грязный чуланчик, где представитель местной администрации дружелюбно протяги­вает мне стакан:

—  Все отлично! Только напрасно вы эту философию развели. Надо было им «Мурку» спеть, и было бы все в порядке. Не возражаете, я вас в следующее воскресенье снова к нам приглашу?

Я возражаю.

— Жаль, — огорчается он. Вот так все. Все откaзываются. A нас ведь сверху заставляют культурную прог­рамму заказывать. Может, все-таки выпьете?

Дискотека продолжается!

...Стою за кулисами. Жду своего выхода. Сквозь щелочку в занавесе вглядываюсь в молодые, почти дет­ские лица и в который раз безуспешно пытаюсь понять — зачем я здесь?

И не понимаю...
 

НАТАЛЬЯ ЛОГИНОВА, Артистка Мocконцерта

Журнал Советская эстрада и цирк. Сентябрь 1986 г.

оставить комментарий