Нужен ли скетч?

Что такое скетч? Если с этим вопросом обратиться к молодым артистам и любителям эстрады, вряд ли кто даст точный и исчерпывающий ответ.

Одни ска­жут, что это пьеска, другие — сценка, третьи — «что-то веселое», а четвертые — просто пожмут плечами. Зато старые лю­бители и поклонники эстрадного искусства оживятся и начнут вспоминать. И, слушая их, невольно подумаешь, что скетч — это их молодость: с таким интересом, с такой любовью они говорят о 20—30-х годах, когда скетчи были в моде и игрались почти на каждой эстрадной площадке. Да что 30-е годы! Пожалуй, лет десять-пятнадцать назад скетч еще бытовал на эстраде и занимал свое законное место в концертной программе. Сегодня же можно просмотреть десятки эстрадных представлений, и хорошо, если хоть в од­ном из них увидишь настоящий скетч. Да и само слово «скетч» на эстраде изжито: го­ворят «эстрадная сценка» или просто «сценка». И если вам невдомек, что такое скетч и чем он отличается от сценки или пьески, вы так и не узнаете, что увидели скетч.

Если вы заглянете в энциклопедию, то и здесь вас постигнет разочарование. В Теат­ральной (а в нее смотришь в первую оче­редь!) слова «скетч» нет совсем. Большая Советская Энциклопедия любезно предо­ставила ему всего три строчки: «Скетч (англ. sketch) — набросок, эскиз, сказанный экспромтом. Маленькая пьеса с острым сюжетом, обычно исполняется в эстрадной программе». А между тем скетч относится к тем самым «малым драматургическим формам», вопрос о которых, по-моему, до сих пор не разрешен на нашей эстраде. Так что же такое скетч? Небольшая пьеска для двух-трех действующих лиц, очень острая, злободневная, с напряжен­ной фабулой. Драматургия скетча основа­на на особом, одному ему присущем прие­ме, — приеме обратного действия. Прием этот заключается в том, что отрицательные поступки одного из действующих лиц в результате развития действий и событий «ударяют» по нему самому. Для скетча ха­рактерны неожиданные повороты темы, очень острые положения, трюки, резкая смена подъема и замедления действия, гротеск комический или трагический и т. д. Отсюда и особенность языка скетча — острого, лаконичного, всегда строго инди­видуализированного. Все это не обязатель­но для пьески или сценки, которые и по языку, и по содержанию, и по драматур­гии могут быть очень разнообразны. Ярки­ми, как принято говорить, классическими примерами скетча могут служить скетчи В. Полякова, Я. Ялунера, А. Валевского.

Почему же скетч забыт сегодня? И ну­жен ли он эстраде? Эти вопросы волнуют и актеров и любителей эстрады. Здесь сразу возникает несколько про­блем. И самая острая и важная — та  же, что у всей нашей эстрады: проблема ре­пертуара. Еще Н. Смирнов-Сокольский го­ворил: «Главное на эстраде — это автор-са­тирик, а не актер... Этих-то мы найдем, да­вайте только репертуар». И если о плюсах и минусах репертуара других эстрадных жанров можно говорить, то о репертуаре скетча говорить трудно — его просто нет.

В творческой мастерской художествен­ного слова Москонцерта (художественный руководитель О. Смирнов) мне любезно предоставили массу имеющихся там мате­риалов. Здесь были и инсценировки по рас­сказам, и миниатюры на бытовые темы, и иронические детективы, и сцены по мо­тивам пьесы, и сценки для двух исполните­лей. Одни из них действительно не имели никакого отношения к скетчу. Другие же, хотя и не назывались скетчами (куда мод­нее звучит, например, «иронический детек­тив»!) и страдали теми или иными недостат­ками, все же были близки к нему. При их сопоставлении невольно напрашивается вывод, что самими авторами забыта осо­бенность скетча, заключающаяся в том, что он непременно должен сочетать острое, злободневное содержание с совершенно определенной формой, только ему прису­щей. Чаще всего отсутствует то одно, то другое. Если по форме, по драматургии это скетч, то отсутствие глубокого содержания, злободневности, политической направлен­ности, острого конфликта, вялость сюжета, неинтересный язык снижают его достоин­ства. И наоборот. Этот отрыв содержания от формы делает невозможным само существование скетча.

Бывает и так, что злободневность со­держания, интересная идея тонут в огром­ном количестве неестественных, надуман­ных положений, ситуаций, поворотов, которыми автор в погоне за внешними эф­фектами стремится поразить зрителя. Гро­теск достигает таких размеров, что мешает художественному восприятию скетча, зри­тель перестает верить в возможность про­исходящего. Автор как бы забывает о том, что искусство, говоря словами М. Щепкина, «настолько высоко, насколько верно жиз­ненной правде». Наиболее выразительным из всего уви­денного мне показался скетч И. Золотаревского «У самого синего моря» — и по со­держанию, и по форме, и по языку. По­ставленный народным артистом СССР И. Толчановым, он великолепно исполняет­ся артистами эстрады Е. Павловой и П. Голышевым. Несмотря на то, что в основу скетча положены события не наших дней, а далекого уже 1920 года, он звучит зло­бодневно, ибо тема революции вечна.

Сюжет скетча прост. Белая армия бе­жит из Крыма. Офицер, командир из бан­ды Шкуро, тоже пытается бежать и попа­дает в руки красных. Автор дает ряд увле­кательных и вместе с тем жизненно прав­дивых ситуаций: встреча офицера, одетого в платье пожилой беженки, с молодой «беженкой» (она, как мы узнаем в конце, выполняла задание красных), неожиданные превращения «пожилой беженки» и т. д. И самое главное, характерное для скет­ча, — прием обратного действия: офицер, вырвав из рук спутницы пистолет, сам тре­мя выстрелами в воздух вызывает баржу, на которой находились красные. И все это остро, стремительно, зритель с первых ми­нут во власти действия. Помогает этому и язык — лаконичный (в скетче нет ни одно­го слова, которое не «играло» бы на тему, не двигало бы, не развивало действия), индивидуализированный, помогающий ав­тору и актеру создать яркие, запоминаю­щиеся образы.

В репертуаре Е. Павловой и П. Голышева — скетчи Я. Ялунера («На старой даче»), А. Валевского («Кольцо с бриллиантом»), И. Прута («Всего полчаса»), исполняемые с большим чувством верности жизненной правде. Страстные поклонники и защитни­ки скетча, Павлова и Голышев мечтают о театре скетча. И уже сегодня И. Прут го­товит для них программу, состоящую из нескольких скетчей. Многие эстрадные ак­теры, с которыми мне пришлось беседо­вать, прямо говорят о том, что с удоволь­ствием играли бы скетчи, но их нет.

Почему же не пишут скетчи? Одна из причин, вероятно, заключается в том, что скетч писать не легче, чем, скажем, пьесу, несмотря на то, что он меньше пьесы. То, что в пьесе автор может сказать за два-три часа, в скетче он должен сказать за пят-надцать-двадцать минут, а прозвучать это должно не менее убедительно, чем в пье­се. Естественно, что здесь требуется боль­шое художественное мастерство. А иногда автор просто не умеет найти подходящую тему, фабулу, на основе которых можно было бы построить настоящий скетч. И, наконец, отсутствие у автора мате­риальной заинтересованности. Скетч, как малая форма искусства, оплачивается по более низкой ставке, чем, скажем, пьеса. Но написать скетч, отвечающий всем тре­бованиям жанра, скетч, который ставил бы большую тему и мастерски раскрывал ее, — это труд, повторяю, немногим более легкий и уж никак не менее полезный, чем создание пьесы. Но, несмотря на все трудности, скетч необходим. Прежде всего потому, что он — хорошая школа для актера. В скетче актер эстрады приобретает навыки создания жизненно правдивого образа, учится лако­ничности, скупости и полноте передачи своих чувств и мыслей. Не случайно на скетче выросло мастерство таких извест­ных артистов эстрады, как П. Муравский, М. Миронова и другие.

И самое главное: скетч любим зрителя­ми, и уже поэтому он нужен эстраде. Ну­жен потому, что скетч — это слово, а слово — главный проводник идеи. Нужен по­тому, что сказать скетчем можно почти столько же, сколько пьесой, а ставить его легче: как эстрадный жанр, скетч условен. А будет ли скетч служить воспитанию зри­телей, станет ли он большим искусством, зависит от того, каким он будет. В статье «О народных празднествах» (1920 г.) А. В. Луначарский, говоря об эстраде, писал: «Здесь возможна и пламен­ная речь, и декламирование куплетов, и выступление клоунов с какой-нибудь кари­катурой на враждебные силы, и какой-ни­будь остродраматический скетч». И хотя с тех пор прошло много лет, мне кажется, что и сегодня сказанное Луначарским зву­чит своевременно и современно.

Все, что может служить большой цели, глубокому содержанию и ясной мысли, все, что может быть направлено на борьбу со старым и отживающим, все, что способ­но донести до зрителя мысли и идеи наше­го времени и заставить его шагать в ногу с этим временем, — все это должно жить в нашем искусстве. Ибо, как говорил К. С. Станиславский, «все прекрасное, талантливое и художественное может одина­ково проявляться как в трагедии, так и в оперетке, водевиле или простой шутке». Вот почему я — за скетч. А вы?
 

Л. ГОЛУШКИНА

Журнал Советский цирк. Июнь 1968 г.

оставить комментарий