О классическом балете на эстраде

Анна Павлова исполняла тридцать концертных номеров, не считая коротких спектаклей. Галине Улановой обязаны своей жизнью миниатюры на музыку Листа, Шумана, Рахманинова. Вот какие имена и чей репертуар могут и должны стать мерилом достижений балета на эстраде.

Хореографическая миниатюра «Лети­те, голуби!». Танцуют Л. и С. ВЛА­СОВЫ

Творчество гениального мастера индивидуально и не вос­производимо. Никто не вправе требовать от сегодняшних артистов откровений, что совершались в искусстве Улановой или Павловой. Но внимание к малым формам, их образная емкость, строгий художественный вкус, преданность клас­сике составляют нашу отечественную традицию. Ее необхо­димо беречь и обновлять. На деле, увы, происходит порой совсем иное.

Концерты классического танца часто оставляют весьма печальные воспоминания. Нередко успехи балета на эстраде зависят от счастливого, но случайного стечения обстоя­тельств, вдруг пробуждающих в том или ином постанов­щике потребность сочинить нечто для концерта. Так рож­даются номера — малочисленные, но зато широкого жанро­вого диапазона — от построенного на умелом и красивом трюке общеизвестного дуэта «Летите, голуби» С. Власова до любовной баллады «Тристан и Изольда» Н. Касаткиной и В. Василева.

Первый дуэт широко известен и а свое время заслуженно удостоен премии Всесоюзного хореографического конкурса. Другой — недавно впервые показан советской публике (премьера «Тристана* состоялась в Канаде). Оба номера встретились в концерте солистов Большого театра в зале Чайковского. Начнем с самих исполнителей. Имена некоторых почти незнакомы публике. Уже известные и даже любимые зри­телями— почти все очень молоды: Ксения Рябинкина и Татьяна Черкасская, Елена Матвеева и Агнесса Валиева, Борис Грошиков и Владимир Романенко и другие.

Зрителям было показано несколько героических по своему характеру номеров, давно сочиненных, основатель­но забытых и ныне снова выведенных на свет рампы. «Па­мятник» и «Непокоренная» уже являются историей, и притом историей, не лишенной поучительности. Сколько вариаций на темы «Памятника» появилось за десятилетия, минувшие со времени постановки этого номера (поставлен даже целый балет «Поэма» в Театре имени Станиславского и Немирови­ча-Данченко)! А оригинал все равно остался выше подра­жаний. Сколько монологов, сходных с «Непокоренной», сочи­нено за прошедшие годы! А. Балиева, явно даровитая тан­цовщица и одна из немногих наделенных индивидуальностью молодых исполнительниц, смогла извлечь максимум экспрес­сии из минимума хореографии. Жест, пластика, в лучшем случае пантомима — вот чем располагают исполнители «Па­мятника» и «Непокоренной».

Теме мужества, жертвенности и вольнолюбия посвящен «Побег». В этом номере уже сказались перемены, проис­шедшие в балете наших дней. Все решено без мимических предисловий, «пояснений» и разминок — только танцевальны­ми средствами, все построено на самых виртуозных классических па, четко и точно выполненных Б. Барановским. Прибавьте к сказанному предельную краткость хронометра­жа номера, и вы узнаете, как достигнут «эффект эстрады» во времени и пространстве.

Независимо от устарелости одних и вполне современного стандарта других номеров в большинстве своем они пред­ставляют этюды, предназначенные специально для эстрады. Это хорошо. Но почему вовсе не рассчитанные на эти под­мостки миниатюры из классических спектаклей встречают куда более восторженный зрительский прием? Почему пленяет гордая и царственная, действительно по­хожая на Елену Рябинкину Раймонда? Что за властное оча­рование таит па-де-труа из балета «Конек-Горбунок» —эти беспечные и резвые Жемчужины с их щебечущим танцем и Океан со своими энергическими вариациями? Что манит в тысячу раз виденных линиях адажио «Лебединого озера»?

Мариус Петипа, Лев Иванов, Александр Горский — какие разные балетмейстеры! Какое общее умение подать испол­нителя крупным планом во всем блеске его профессио­нальных достоинств (зато и любой огрех исполнения обна­руживается столь же крупно). Как насыщены танцем — его сложными, развернутыми, роскошно развитыми формами — гармонически завершенные композиции, созданные замеча­тельными хореографами прошлого!

«Номерное» построение старинных балетов позволяет успешно изъять едва ли не любой фрагмент для показа на эстраде. Конструкция сегодняшнего спектакля принципиаль­но иная. Режиссура балета, интеллектуализм, логика разви­тия хореографической мысли, принимающей подчас обличья самые причудливые и объяснимые лишь в контексте целого представления, вряд ли позволят успешно демонстрировать в концерте части, отрывки из сочинений современных хорео­графов. Следовательно, еще острее становится проблема сочинений концертных номеров, не уступающих общеизвест­ной классике.

Здесь соревнование прошлого с настоящим пока нами не выиграно. Да и началось это негласное состязание с масте­рами XIX — начала XX века совсем недавно. Между тем даже рядовой номер, решенный приемами классического танца — будь то «Этюд» Шопена в интерпретации В. Смирнова и Н. Рыженко или исполняемый Л. и С. Власовыми «Грустный вальс» Сибелиуса, — отлично принимается залом. Количественное прибавление таких номеров происходит медленно, но в общем-то неуклонно. Значительно реже появ­ляются сочинения, новые по своим художественным каче­ствам.

Оттого сочиненный на музыку Вагнера балетмейстерами Н. Касаткиной и В. Василевым дуэт «Тристан и Изольда» обращает на себя внимание всех, интересующихся балетом на эстраде. Дело не только в том (хотя данное обстоятель­ство весьма существенно), что номер своей возвышенностью, глубоко драматическим порывом смыкается с настроениями музыки и рождает соответствующие эмоции.

Во-первых, это сочинение по средствам экспрессии глу­боко современно: развитие действия драматургически четко выражено через танец — его нарастания, диминуэндо, куль­минации. При общей декоративности рисунка здесь отсут­ствует элемент украшательский — все наполнено строгой и печальной мыслью. Даже, казалось бы, такая формаль­ная деталь, как дистанция между исполнителями, включена в образный строй дуэта. Каждое изменение интервалов читается не буквально, а символически: волшебством пред­назначенные друг другу герои — совсем близко; преследуе­мые заведомо неодолимой страстью, они устремляются друг к другу, но их разделяют и жесткие крестообразные линии огромного меча, и необозримые воображаемые простран­ства, сценически выраженные едва заметными увеличения­ми расстояния между танцующими.

Во-вторых, «Тристан и Изольда» — действительная побе­да в области балетного костюма, который, за редчайшими исключениями, пребывает в театре и на эстраде в самом плачевном состоянии. Постановщики, изучив полотна Кранаха, свободно фантазировали на темы средневековой одеж­ды. Чисто живописная красота соединилась с высокопрофес­сиональным  пониманием  назначения  костюма балетного. Глубокие, глухие коричневые тона гармонируют с туск­лым золотом его кирасы и ее украшений. Темные, как дым, полотнища одежды Изольды, оттененная черно-серебряным головным убором медь ее волос — все тут «до кончиков пальцев» обдуманно, все вступает в самое тесное взаимодействие с музыкой, движением, обликом исполнителей. Излом кисти, поворот головы, едва заметный наклон корпу­са (а в этом монументальном по мысли номере чрезвычайно важны многочисленные, едва уловимые оттенки пластики) — все послушно фиксируется, подчеркивается, укрупняется силуэтом, цветосочетаниями, деталями костюма.

В-третьих, чувство стиля — важное и тоже изрядно забы­тое свойство лучших балетных произведений, полнометраж­ных и миниатюрных. «Тристан и Изольда» — работа, где стилизация носит не внешний, нарочитый характер, а само­стийно «вычитывается» из самого склада и облика дуэта. в котором есть нечто близкое современным фантазиям изве­стного художника по коврам Жана Люрса на темы средне­вековых гобеленов.  И, наконец, в «Тристане и Изольде» родился еще один исполнительский дуэт. Балетных пар, чьи данные гармони­чески совпадают или, напротив, привлекают яркой конт­растностью, чья фактура не вступает в противоречия, на эстраде до обидного мало. Блистательный дуэт — Максимова и Васильев — появляется лишь в самых торжественных кон­цертах. Удачное сотрудничество Людмилы и Станислава Вла­совых. Вот, пожалуй, и все.

Адажио из балета А. Глазунова «Рай­монда». Исполняют Е. РЯБИНКИНА и В. РОМАНЕНКО

Что касается Владимира Романенко, то ему еще надо ра­ботать и работать, совершенствовать и совершенствовать свои природные данные, чтобы соответствовать высокому балеринскому уровню Елены Рябинкиной, античной стро­гости и отчетливости танца младшей Рябинкиной — Ксении. С первой он выступил в дуэте «Раймонды», со второй танце­вал «Утешение» Листа.

Наталья Касаткина и Сергей Радченко — дуэт очень пер­спективный. Конечно, ныне еще ощутима разница сцениче­ского и даже жизненного опыта исполнителей. У Касаткиной каждый штрих — итог серьезных раздумий, сценического мастерства, особенного, детального знания, сочиненного в со­авторстве с Василевым танцевального текста. У Радченко все изъявляется во многом неосознанно, стихийно. Но за стихийностью угадывается и прирожденный артистизм, и подвижное воображение, и чрезвычайно трогающий в наш рассудочный век искренний сценический темперамент. Так что при должной (и немалой) доле трудов балет может обре­сти в его лице исполнителя оригинального и сильного.

Одним словом, с какой стороны ни посмотришь на «Три­стана и Изольду» — все здесь по важности и принципиаль­ности выходит за пределы одного номера. Потребность в стройном хореографическом зрелище, спа­янном единым замыслом, предполагающем полное и сво­бодное раскрытие индивидуальности постановщиков, оче­видна. Пусть же на концертных афишах чаще появляются знакомые и совсем новые имена. От такого «нашествия» балет на эстраде только выиграет.

А. ИЛУПИНА, Е. ЛУЦКАЯ

Журнал Советский цирк. Июнь 1968 г.

оставить комментарий