Образ поэта
Большой зал Центрального Дома актера полон. На сцене — старинное кресло, в нем есть какая-то торжественность и вместе c тем отрешенность.
На его подлокотнике покоится большая пылающе-красная гвоздика. Кажется, она только что сорвана... И действительно это так: ее срезали сегодня утром и привезли сюда из Тбилиси. На кресле лежит довольно большого формата книга в красивом синем переплете...
Наконец на просцениум выходит Лев Озеров. Отчетливо раздаются eгo слова: «Устной библиотеки поэта» выпуск стосемидесятый начинается! Звучит Тициан Та6идзе...»
Зажигается свет, ярко заливающий сцену, на которую вы ходят актриса Тетра имени K. Марджанишвили Медея Джапаридзе м грузинский поэт Хута Гагуа. У занавеса остановился Владимир Алпенидзе — поэт, писатель, знаток древней грузинской речи, древней грузинской культуры; c листками рукописи в руках вышел Тенгиз Буачидзе — критик, ученый-энциклопедист, доктор филологических наук. Лев Oзepов, как радушный хозяин поэтического Салона, приглашает гостей присесть за маленький круглый столик в глубине сцены...
«Bизитной карточкой» этого вечера стал рассказ Льва Озерова o книге Бориса пастернака «Грузинские лирики». Ее выход ровно пятьдесят лет назад был событием для русской литерaтуры: она открыла миру твoрения грузинских поэтов, в том числе и Тициана Табидзе.
Ладо Гудиашвили нарисовал для этой книги красочную суперобложку, придумал дивный переплет, форзац, титульный лист. A какие он сделал заставки, концовки, шмуцтитул!.. Обаяние, смысл, интонация стихов как бы подхватывалиcь изображением. Эту поэтическую красоту — такую одухотворенную, живую — эти поэтические образы, вы разительность кoторых усиливается еще и мастерством художника, и надо было показать слушателям «Устной библиотеки».
На такого рода вечерах преодолевается двойная преграда. И первая — яэыковой барьер. Здесь на помощь нам приходят переводчики (существен их выбор). Дух Пастернака, перевоплотившего в русском слове грузинскую поэтичeскую речь T. Табидзе, волнение его поэтического голоса, слившегося с голосом грузинского лирика, витали в воздухе этого вечера.
Не уславливаясь друг c другом, почти все выступавшие приводили одним те же стихи Тициана Табидзе в переводе Бориса Пастернака:
«Не я пишу стихи. Они, как
повесть, пишут
Меня, и жизни ход
сопровождает их.
Что стих? Обвал снегов.
Дохнет — и c места сдышит,
И заживо схоронит.
Вот что стих».
Совершенно по-разному читали это Лев Оэеров, который вел вечер, и Тенгиз Буачидзе, сделавший обстоятельны й экскурс в творчество поэта, и Медея Джапаридзе, воссоздавшая в своем сценическом рассказе живые образы Тициана Та6идзе, Нины Табидзе, Бориса Пастернака, Ладо Гудиашвили и Марины Цветаевой... Причем, сделано это актрисой скупыми средствами — без каких-либо театральных разыгрываний, чтецких нажимов, без подчеркиваний; без акцентов, даже без Жестов — только интонационные ходы.
Стихи эти западали в память слушателей и в чтении актрисы Театра имени Моссовета Алены Кайранской, и мастера художественного слова Герасима Лисициана, и Тенгиза Буачидзе... Разные голоса. Разные интонации. Разная степень понимания. Разная степень естественности. Словно это камeртон для проверки пгдлинных чувств читающих и подлинного понимания ими поэта. Но y всех явственно проступает главное: не поэт выбирает свою песнь, a природа выбирает поэта, который не может не петь свою пеcнь. Таков Тициан Та6идзе.
Вторая преграда такого рода вечеров — дистанция пространственная и временная одновременно. Мы должны перенестись в страну поэта и в его эпоху. Здесь нужны Совместные усилия ученых и поэтов, музыкантов и актepов, художников и режиссеров. Тициан Та6идзе — очень городской поэт.
B его стихах есть что-то от духа старого Тифлиса c его чудными кривыми улочками, c красотой и непохожестью его осо6няков, культом высокой дружбы, чувственностью и духовностью грузинских обрядов...
Театрализованным ансамбле «Музыка — Поэзия — Живопись» по руководством Лали Микава был подготовлен эстрадный спектакль, в котором стихии судьба поэта как 6ы перекликались с музыкой. Слово и музыка вступали в союз.
C какой-то особой сосредоточенностью, широкой грузинской распахнутостью звучали два голоса - мужской и женский. Ламара Чкония и Отар Джанезашвили присели крошечному столику, казавшему из зала золотым... Из темноты сцены вырисовывались две фигуры черном бархате, оттененном чем-то блестящим, то ли пряжкой, то ли булавкой, так перекликающимися золотом столика. Звучали, переливаясь, городские грузинские романсы в аранжировке композитора Отара Гордели.
Голос народной артистки СССР Ламары Чконмя, напоминающий зв чение инструмента (не то органа, не виолончели), удивительно тепло, мя ко сочетался c аккомпанемента дудуки. Голос оперной певицы, казалось 6ы, никак не сочетается крестьянским инструментом. Хотя именно это сочетание и создавал атмосферу праздника старого Тинфлиса. Чем это объяснить? Может быть тем, что в это пение вливались звуки фортепьяно. Лали Микава очень бережно; тонко помогала Ламар Чкония и изящно создавала музыкальный образ старого Тбилиси. И это был не фон, не музыкальная иллюстрация. Это был отклик музыканта на поэтические образы. Герасим Лисициан читал стихи Тициана Та6идзе мужественно и сдержанно, избегая проявления открытого темперамента. Но в этой манере чтения, в этой властности голоса чтеца ощущался стиль автора, его темперамент. Стихи говорили o вечных темах, говорили то яростно, то трагически, но в них все время чувствовалась музыкальная стихия.
Смысл, настроение, интонация, обаяние, внутренняя сила, звукопись стиха — все это как бы повторялось в музыке. Да, именно такое музыкально‑поэтическое прочтение Тициана Табидзе, когда сама музыка входила в образный строй стиха, и создавало высокий эмоциональный настрой зала. Это — как приближение гpoзы, приближение беды, радости, гибели. Это музыка мироздания, стихия. Из переводчиков глубже и тоньше других понял это все тот же Борис Пастернак. Он удивительно проникновенно и точно выразил мысль грузинского поэта:
«Не торопи, читатель, погоди
B те дни, как сердцу мoему
придется
От боли сжаться y меня
в груди,
Оно само стихами
отзовется»,
Французский мыслитель Ж. Жубер в своих «Дневниках» не раз писал о переводах. Приведу одно его высказывание:
«Становится еще приятнее читать переводы, когда знаешь языки. B этом случае перевод отмечает понимание и укрепляет знание, ибо дает возможность сравнивать...» Такое сравнение сделали многие в зале. Будем помнить, что сравнивали ведь не «с листа», a с «голоса». A это усиливает впечатление. И делает его художественным.
За два c половиной часа общими усилиями поэтов, Актеров, музыкантов, ученых, искусствоведов был создан образ грузинского лирика Тициана Табидзе — из eго стихов, из воспоминаний o нем, из суждений о его поэзии — образ поэта, близкий нам по духу и темпераменту.
Тенгиз Буачидзе в своих размышлениях o поэте показал, как 6лизок, как дорог был ему дух других народов. Как естественно сочетались в нем грузинская и русская культуры. Как перекликались в его поэзии Тбилиси и Москва.
Одни из слушателей знали o нем больше, другие Меньше, но все унесли c собой обаяние этого поэта. Более того, обаяние самой Грузии. Ее истории, музыки, приpоды, искусства. Ее музыкантов, ученых, поэтов. Ее языка.
СВЕТЛАНА МАГИДСОН
Журнал Советская эстрада и цирк. Декабрь1986 г.
оставить комментарий