Обычный день Юрия Никулина

Жизнь у людей отнимает страшно много времени
СТАНИСЛАВ ЕЖИ ЛЕЦ

Все в доме еще спят. Будильник, поставленный на восемь утра, еще не звонил. А я проснулся. Мысли чередуются примерно так:
Хорошо бы поспать еще... как придумать механизм для новой репризы, где бутафорные тараканы должны бежать по манежу...

От тараканов мысль перескакивает на управление железной дороги. Там я должен встречаться со школьниками...
Судя по окнам, на улице дождь. Невольно подумалось — хорошо бы дали отпуск летом. Поехать бы всей семьей под Канев на Днепр!

А тут настроение испортилось, потому что, пошевелив ногой, почувствовал боль в колене. Болит мениск, а я-то думал за ночь пройдет...

С этим настроением нужно вставать, заняться гимнастикой, умыться, выпить кофе и начинать свой новый день, который расписан еще с вечера на большом картонном листе. В нем примерно двадцать пунктов, и если к концу дня окажутся зачеркнутыми пять — и то хорошо.

Подхожу к зеркалу. В нем отражается высокий плотный мужчина, которому за пятьдесят, который бросил несколько лет тому назад курить, а потому прибавил лишних шесть килограммов веса.

Волосы у этого человека совершенно седые, но он их регулярно подкрашивает, потому что седой человек в клоунском костюме у публики может вызвать чувство жалости.

У меня, как я думаю, окончательно сформировался характер и вкус.

Не задумываясь, могу перечислить, что люблю, а что нет.

Например, люблю читать книги на ночь, раскладывать пасьянсы, ходить в гости, водить машину... Люблю остроумных людей, песни (слушать и петь), анекдоты, выходные дни, собак, московские улицы, освещенные вечерним солнцем, котлеты с макаронами.

Не люблю: рано вставать, стоять в очередях, ходить пешком... Не люблю, когда ко мне пристают на улицах, когда меня обманывают... Не люблю осень и сосиски в целлофане — словом, то, что наверное, многие не любят.

Живем мы семьей из четырех человек: моя жена Татьяна, тоже артистка цирка, се мать — Мария Петровна, милая женщина, с которой за четверть пека совместной жизни я ни разу не поссорился, наш сын Максим, студент МГУ, и я.

Вчера мы принимали гостей. Вернее, не гостей, а просто у нас собрались свои, близкие. Они пришли около десяти вечера. Мы, артисты цирка, весь вечер заняты, возвращаемся домой поздно, поэтому и друзей принимаем ближе к полуночи.

Вчера у нас были Кира и Стасик Долецкие. Станислав Яковлевич Долецкий — детский хирург. Познакомились мы с ним при драматических обстоятельствах. Он делал сложную операцию Максиму, когда тому было восемь лет. Сидели, пили чай, делились новостями.

Работал телевизор, правда, с выключенным звуком. Хочется отдохнуть от шума, от музыки, поэтому смотрели одним глазом—вдруг что-нибудь интересное пропустим?

Когда друзья и родственники ушли, я сразу лег спать. Устал за день страшно.
День вчера начался, как всегда, с разбора почты.

У меня есть книга Михаила Зощенко «Письма читателей». Писатель публиковал письма своих читателей. Получилась интересная книга.

Признаюсь, из писем, присылаемых мне, книги не составишь. Хотя бывают и любопытные письма. Попадаются забавные адреса: «Москва, Морская улица...» и указывается дом и номер квартиры, который я говорил таксисту «Бриллиантовой руке». Был и такой адрес: «Товарищи почтальоны. Прошу вручить письма артисту Никулину Юрию Петровичу, который снимался в кинах. Скажу одно — «Кавказская пленницей. А как-то пришло: «Москва, Большой театр, артисту Никулину».

Все письма меня находят, и все я читаю.

С девяти утра начались звонки. Их было много. Последний самый приятный— звонил фотокорреспондент Семен Мишин, мой друг. Он ничего не просил, просто интересовался, как мы живем и что у нас нового.

А потом я сам звонил партнеру Мише Шуйдину (уточнял часы сегодняшней репетиции), о ЖЭК, чтобы прислали слесаря починить кран (домашние просят, чтобы в подобных случаях звонил я, тогда быстрей приходят).

А когда ловил по нескольким телефонам фотокорреспондента ^ПН (хотел сообщить время встречи), на мой звонок ответил наконец нахальный бас.

Я спрашиваю:

—    Анатолий Харитонович у вас?
—    А мо какой он полке?
—    Как на какой полке?
—    Это морг.

Пока набирал воздуха, чтобы ответить мрачному шутнику, трубку повесили.
Корреспондента так и не нашел.

Уже при выходе из дома меня перехватил звонок с завода «Компрессор». Я давно обещал выступить у них в обеденный перерыв. Договорились на пятницу.

Во дворе минут пятнадцать ушло на то, чтобы проверить и прогреть машину. Сначала заехал в аптеку за лекарством для мамы — у нее подскочило давление.

Мама с двумя моими тетками (они живут вместе) пили чай. Расспрашивали меня про домашние дела, про цирк. Я отвечал им, а сам посматривал на часы, боясь пропустить время, чтобы позвонить мастеру, который делает нам реквизит для работы. Когда я все-таки вышел в коридор, чтобы позвонить, мама сказала печально:

—    Мало того, что ты забегаешь к нам на десять минут, ты еще половину времени тратишь на разговоры по телефону.

Я обещал матери весь вечер во вторник (в цирке выходной день) провести с ней.

... Потом помчался на Калининский проспект в Лесковский Дом книги, где любезные продавцы оставили мне двухтомный словарь синонимов. Это — для Тани, она занимается переводами с английского.

... Потом — в Сокольники, где находится лаборатория стекла. По моей просьбе там сделали бутылку для одной репризы. Задумка вроде хорошая. Партнер мне говорит:

—    А ты не пьешь больше?
—    Да. Завязал, — отвечаю я и вытаскиваю бутылку с водкой, у которой горлышко завязано узлом.

Когда я рассказывал репризу, многим понравилось. Но вот вижу Сделанную бутылку и тут же понимаю — не то. Неестественным выглядит узел. Так бутылку не завяжешь. Огорченный уезжаю из лаборатории. Наверное, этот трюк смешной только в рассказе.

... Еду в Союзгосцирк — отдать заявление на новые рубашки и шляпы для работы.

Потом долго искал инспектора Госстраха, чтобы внести очередной взнос за себя и Таню. Я долго считал, что клоунам страховаться ни к чему — мы же не так рискуем, как акробаты, гимнасты, дрессировщики. Но с тех пор, как на моих глазах упавшим фонарем покалечило на манеже клоуна, я решил, что застраховаться не мешает.

Наконец, я в цирке, в старом добром цирке на Цветном бульваре. Здесь, на его манеже, двадцать пять лет назад я делал первые шаги. А сам цирк скоро будет отмечать свое столетие. И все-таки мне не хочется называть ого старым...

Сегодня назначена репетиция детского спектакля. Мы должны пройти клоунские интермедии с Бабой Ягой. Эту роль исполняет клоун Митя Альперов, внучатый племянник знаменитого Дмитрия Сергеевича Альперова, клоуна и автора прекрасной книги «На арене старого цирка».

Репетиция прошла хорошо. Наш главный режиссер Марк Соломонович Местечкин доволен. Уже видно, что Митя будет смешной Бабой Ягой и не очень страшной. Так что во время представления детей-малюток, заходящихся от плача, выносить из зрительного зала не придется. А такое случалось.

Последние минуты нашего времени мы тратим но разводку одной репризы, которую пока держим в тайне от всех. Двигаемся по манежу, перенося воображаемые предметы, а иногда вполголоса подаем друг другу реплики. Потом, уйдя с манежа, продолжим работу над репризой в гардеробной, будем придумывать трюки, попробуем их на манеже завтра.

После репетиции захожу в кассу и беру три билета на субботу для знакомых. Многие считают, что артист волен приглашать сколько угодно людей на представление. Увы, это но так. Формально мы не имеем права провести ни одного человека.

Мне бы зайти еще в репертуарный отдел, где обещали показать новую репризу, но времени ист — на три часа дня назначено полсмены озвучания на киностудии, а нужно еще успеть пообедать. Домашние меня ждут.

... Весь день незаметно для себя я готовился к вечернему представлению. Машина сворачивает с Садового кольца на бульвар, я издали вижу яркие фонари у цирка, скопление публики, машины, неоновую рекламу: «Сегодня и ежедневно большие цирковые представления», и появляется внутреннее, едва ощутимое волнение. Я уже настроен на работу.

За кулисами горячо спорят Миша Шуйдин с режиссером Ольгой Молодых. Догадываюсь, что в программу внесено изменение. Действительно, в связи с болезнью одной из гимнасток снимается номер и нужно перестраивать порядок наших реприз.

По лестнице бегают дети артистов, ассистентов и сотрудников цирка. Их- не с кем оставить дома, и они целые дни проводят в цирке. Да и дома как такового у них нет. В столице сейчас работают артисты, живущие в других городах. После третьего звонка всех ребят заставят подняться в верхнее, артистическое фойе,, потому что во время работы их могут сбить с ног, случайно задеть, а то и лошадь ненароком может ударить. Там, а верхнем фойе, их держит в ежовых рукавицах дежурная тетя Оля, которую я помню со дня своего поступления в цирк.

До начала представления осталось полчаса. Многие артисты начали разминку.
У входа в нашу гардеробную стоит клоун Алеша Смыков. Оказывается, его отзывают из отпуска и направляют работать в Алма-Ату.

—    Надоело, — говорит он, — еще годик поработаю, а потом уйду из цирка!

Я знаю, что это все он говорит так, ради красного словца. Он хороший коверный, очень смешной, пожалуй, один из самых способных среди молодых. Видимо, просто у него что-то не так идет, какие-нибудь сложности в группе, где он работает. А может быть, парня долго не тарифицируют. Договорились, что он зайдет ко мне в антракте, и мы подробно поговорим.

Только переоделся в клоунский костюм, зазвонил внутренний телефон. Снимаю трубку и слышу:

—    Мне Никулина.
—    Да, я слушаю.
—    Юра, привет. Это Аркадий. Я в проходной...
—    Какой Аркадий?
—    Да Аркадий я, с «Мосфильма» шофер, не помнишь, что ли?

Голос явно пьяный. Он говорит, что проходил с ребятами мимо цирка, и все они решили пойти на представление. Просит устроить всю компанию. Это за десять минут до начала он решает прийти в цирк! Я просто задыхаюсь от такого нахальства. Своим родным я беру билеты за неделю.

Довольно вежливо посылаю его домой и говорю, что если он надумает прийти в цирк, то пусть звонит трезвый и за несколько дней.

В это время в гардеробной появляется Валера, униформист, который давно грозился показать мне какой-то необыкновенный, придуманный им трюк. Он в белой куртке и в поварском колпаке. В руках держит кастрюлю.

—    Вот, — говорит он.

Мы все трое — Миша, Таня и я — смотрим на него с любопытством. Валера давно поведал мне, что мечтает «учиться на комика». И он по собственной инициативе пытается во время своей работы делать, как он говорит, «смешные штучки»: то споткнется о ковер, то уронит что-нибудь. Но пока никто не смеялся. Во время одной из наших реприз я для пробы напугал Валеру. Он так «испугался» — вскинул обе руки и почему-то подпрыгнул на месте — что казалось, будто его дернуло током. И в этот раз никто в зале не засмеялся.

И вот он стоит перед нами в белой куртке, з поварском колпаке и с кастрюлей в руках.

—    И что же это будет? — спрашивает Миша.
—    Когда на манеже начнется погрузка на пароход, я, как будто повар, выбегу и упаду.
—    Ну давай, — говорим мы скорее сокрушенно, нежели поддерживая.

Но тут в гардеробную влетает собака Мила. За ней входит жонглер и дрессировщик Игорь Коваленко и маленькая Наташа. Наташа тут же начинает гоняться за собакой, а собака с лаем прыгает на диван, оттуда перескакивает на стулья, затем на стол...

Тем временем Игорь рассказывает нам, как скверно мастера ремонтируют его квартиру, в которую он только что переехал.

В это время раздается стук в дверь и входит клоун Павел Бакун, отец Наташи.

—    Дядя Юра, — говорит он. (Это странно, когда взрослый человек с бородой, отец семейства говорит тебе «дядя». Но так в цирке заведено. Я сам в свое время клоуна Бартенева всегда называл «дядей Васей», а его партнера Антонова «дядей Колей».) — Можно, дядя Юра, я скажу вместо слое «загрузить трюм» — «загрузить трюмо»?

—    Попробуй, — отвечаю я. — Но мне кажется, это будет плохо.

Бакун забирает дочку и уходит из нашей гардеробной.

Третий звонок.

Сейчас начнется представление. Таня, которой нужно быть на манеже с самого начала, говорит свою сакраментальную фразу:

—    Я, наверное, сегодня опоздаю (хотя еще ни разу не опоздала).

Убегая, она успевает достать из портфеля целлофановый мешочек с хлебом. Это хлеб, который собирают наши домашние и посылают цирковым лошадям.

В динамике, установленном в нашей комнате, слышен звук отбиваемых склянок. Спектакль «Мечте навстречу» начинается.

Спускаемся вниз, за кулисы. Здесь свой ритм. Униформисты бегают с реквизитом. Что-то уносят, что-то приносят с манежа, что-то накрывают чехлами. Готовят клетку с обезьянами, а в проходе устанавливается стол с бочками, Я подхожу к боковому проходу и как бы вдыхаю атмосферу зрительного зала. Ищу издали детей на коленях у взрослых. Как-то в одном из цирков, во время выхода, здороваясь с публикой, я случайно пожал вместо руки свесившуюся ножку ребенка. Публика это хорошо приняла. С тех пор я перед выходом ищу в зале «удобную» ножку. Хорошо бы в красных чулочках, она выглядит тогда более трогательно и смешно.

Ножка наконец найдена — увы, в черном чулочке. Мы идем по пустому зрительному фойе к месту своего выхода. Здесь нас встречают растерянные люди, которые опоздали к началу представления и теперь мечутся по фойе с билетами в руках, врываясь по ошибке в туалеты, теряя перчатки и шапки. А мы с Мишей встречаем их неожиданно на полном серьезе:

—    Что же вы опаздываете? Мы вас с утра ждем, а вас все нет и нет!

Люди, как правило, замирают от неожиданности — вдруг в фойе клоуны! Некоторые начинают с перепугу извиняться. Дети иногда открывают семейные тайны: «А мы поехали сначала в новый цирк!» или: «А папа забыл билеты дома».

Мы поднимаемся наверх, а амфитеатр, и уже слышим голос Мити Альперова, играющего роль администратора цирка:

—    Ну, где же они, где же?
—    Да здесь мы, здесь, — кричим мы и появляемся в зрительном зале...

Вот и пошло очередное цирковое представление. Такое же, как все сыгранные, и не такое, потому что нет двух одинаковых спектаклей. Каждый раз что-нибудь да по-другому.

Публика тоже не бывает одинаковой. Вот, например, сегодня в зале слишком много приезжих. Они принимают программу иначе, чем москвичи. Более восторженно.

Да и артисты работают по-разному. Сегодня в номере «Акробаты с бочками» Аля Рахматулина упала с плеч своего партнера. И сразу номер стал идти в другом ритме. Оба они нервничали, дважды спутали мизансцену. Эльдар Рахматулин не поймал яблоко, а униформисты поставили не в том порядке столы с бочками (видимо, настроенно артиста передалось и им). Пока переставляли столы, возникла пауза. Эта пауза помешала и ном с Мишей, принимающим участие в их номере (в принципе, артисты они замечательные, а «завалы» случаются у каждого).

Все одно к одному. После номера Рахматулиных я всегда зову из публики в манеж мальчика или девочку, предлагая им прыгнуть с бочки, и жду, когда ребятенок прижмется к матери и замотает головой, как бы говоря: «Нет, я боюсь!»

Л тут мальчик встал со своего места и деловито пошел в манеж. Я растерялся и вместо обычного: «А мама твоя пойдет с бочки прыгать?» (в этом месте публика обычно смеется) вынужден был сказать что-то нескладное, вроде: «Сиди, сиди на месте, завтра пойдешь!». На этот раз никто не засмеялся, и я, не подогретый смехом, уныло пошел к Мише, и мы сделали пародию на номер с бочками.

Потом, правда, мы разогрелись и положение выправили. Но это потребовало больше, чем всегда, усилий.

Как мне в паузо рассказал Игорь Коваленко, во время погрузки парохода все артисты умирали со смеху — униформист Валера долго толкался среди толпы, выбирая место, где бы упасть, и в результате упал уже за кулисами. Так что публика опять не смогло оценить его трюка.

В антракте я принимал болгарских друзей, давал автографы двум-трем зрителям, прорвавшимся сквозь заслон тети Оли {она стоит на страже и старается зрителей в актерское фойе не пускать), успел сыграть партию в нарды с Мишей. Проиграл.

Затем — второе отделение. Оно прошло спокойно, уверенно. Комментируя медвежий танец, я нашел новую реплику: «Медведь Бамбула из кавказского аула». Зрители засмеялись. Надо будет это зафиксировать.

После представления, разгримировавшись и переодевшись, выпив остатки воды (во время представления всегда хочется пить), сдаю ключи дежурной тете Оле и спускаюсь вниз, к выходу.

В цирке пусто. На манеже Рустам Кассов заставляет свою медведицу Машку повторять трюк, который не получился во время представления. Это закон цирка. Если что-то но вышло на публике, нужно обязательно повторить после представления. Особо свято выполняют этот закон дрессировщики.
Пожарные обходят помещение...

Уже уходя, в проходной, вспомнил, что так и не поговорил со Смыковым. Он, видимо, постеснялся зайти в переполненную гардеробную.

В машине я вдруг почувствовал, что во время работы потянул ногу. Когда, в какой момент — неизвестно. В горячке ничего не замечаешь. Но нога болела, и ощутимо.

Один день клоуна. Я вспомнил его, проснувшись сегодня. Вспомнил вчерашний день, события которого пронеслись в голове. Хотя я давно уже проснулся, только сейчас вдруг зазвонил будильник.

Я посмотрел в окно За окном осень, которую я не люблю.


оставить комментарий