Черная орхидея. М. Сорвина

КУКОЛЬНИК БРАЙАН ДЕ ПАЛЬМА

В последнюю неделю сентября все окончательно помешались на «Черной орхидее». Свободных мест нет. Мало того, когда мы – то есть искусствовед Марианна Сорвина и искусствовед Елена Карвовская – прибыли в кинотеатр, оказалось, что на наши места продали еще одну пару билетов. Создавалось впечатление, что история двойников и подмен переместилась в саму жизнь.
Фильм потрясает, но совершенно не тем, чем вроде бы должен был. Историю раскрученного нуара со старлеткой Шорт по прозвищу Черный Георгин за пристрастие к черному цвету снял гениальный подражатель Брайан Де Пальма. И картина, которую нам предложили, самое гениальное из всех подражаний нашей эпохи, потому что это подражание поистине оригинально.
Откройте импортные сайты Элизабет Шорт, и вы найдете много интересного – от шокирующих фото разрезанного трупа на лужайке до биографии самой Шорт и полулюбительских сайтов фанатов, предпринимавших собственное (и, кстати, весьма профессиональное) расследование. Потрясают (как это ни удивительно) вовсе не расчлененки, а фото самой Бет, в котором есть одна черта, сразу бросающаяся в глаза и застревающая в сердце, как заноза. Эта Бет Шорт вызывающе обаятельна и вся насквозь фальшива, как будто она задалась целью врать всю свою недолгую жизнь. Изумительно стильное лицо эпохи без всякого намека на естественность. И еще один феномен противоречия, на котором строится в мире искусства почти все – Элизабет Шорт абсолютно естественна, цельна и последовательна в своей неестественности. Это ее кредо, ее лицо, ее стиль.
Второе, что потрясает, это как раз те самые сайты любителей расследования, в которых нам чуть ли не с отчаянными интонациями предлагается обратить внимание на такую вещь, как реальность. Вот письма, вот телеграммы, вот еще какие-то записки, документы, на основании которых мы можем сделать вывод, что Шорт еще с середины 40-х путалась в каких-то махинациях с нехорошими людьми и, очевидно, стала нежелательной свидетельницей преступных деяний, за что и была устранена. То есть всеми любимая версия о маньяке имитирована и состряпана наспех в расчете на сумятицу 40-х и вульгарные инстинкты публики. Публика повелась вовсе не на карьеру звезды, которой и не было вовсе, а на жуткие обстоятельства убийства.
Так и вышло, что девушка, не снявшаяся ни в одной картине и фактически не имеющая биографии, заделала весь мир на добрых 60 лет. Шорт ухитрилась сделать себе рекламу собственной смертью, и похлеще, чем у иных мега-звезд.
И вот режиссерам предлагается очередная попытка выволочь этот довольно старый хлам на экран. И первым на арену выходит Дэвид Финчер, мастер монструозного натурализма и патологического подсознания. Но Финчеру, видать, было не до того, либо же все обрыдло вконец. Он сделал рукой и был таков. Тогда отправились к патриарху Де Пальма, и не прогадали. Де Пальма был как-то не у дел и согласился. Хорошо, что он так поступил, потому что то, что он сделал – безусловный шедевр режиссерского кино.
Де Пальма не пошел ни по одному пути, по которому мог бы пойти. Он выбрал нечто настолько необычное, что сразу же поставил всех в тупик. Даже маститые критики либо прикусили язык, либо, сбиваясь на алогичный бред, понесли такую ерунду, что запутали все еще больше.
В фильме «Черная орхидея» разбираться не надо. Его надо впитывать, смотреть на него во все глаза, радоваться ему радостью младенца – бессмысленно, как в балагане. Потому что это и есть балаган, а вовсе не фильм-нуар.
Это блестящая кунсткамера шаблонов кинематографа. Это перевернутое угождение всем инстинктам зрителя. Вы хотели, чтобы были не плохие парни, избавившиеся от девчонки, которая знает и болтает об их делишках? Вы хотели, чтобы непременно был маньяк? Вот вам маньяк из маньяков, прямо-таки театральный вариант маньяка! Ах, вам не нравится? Маньяк не тот? Ну, извините!
Вы хотели, чтобы был полицейский фильм? Вот вам, пожалуйста, кунсткамера полицейского управления с театрализованными типажами полицейских (каждой твари по паре). И полицейские какие-то ненастоящие? Ну, извините – других мы в кино не имеем.
Вы хотели, чтобы был любовный треугольник? Вот вам, пожалуйста, и классический! Два напарника, работающие, как водится, по контрасту – огонь и лед, брутальный коп и нежной души друг. А между ними известная еще по «Тайнам Лос-Анджелеса» невинная шлюха с белокурыми волосами. И артисты, их играющие, все до невозможности востребованные и кассовые. Причем как в старые времена все трое героев на первый взгляд с понятием чести – девушка одна на двоих, но адюльтера нет, ибо это неприлично. И надобно, чтобы один из напарников погиб, только тогда второй ляжет с его девушкой в постель.
Однако верно подметил ироничный Роман Волобуев – какие-то они неживые. Такие неживые, что как будто даже мертвые.
И в одном из первых эпизодов, блестяще снятом харизматичным оператором старой польской плеяды Вильмошем Жигмонтом, напарники беседуют в кафе о чем-то важном, но их никто не видит и не слышит, потому что в это время некто за окном кафе тащит на плечах обвисшее тело. Второй план все время оказывается живее и важнее первого.
Но кульминацией работы Жигмонта становится сверхгениальная сцена наружного наблюдения напарников, в которой атмосфера тревоги концентрируется, как электричество перед грозой. Там, в этой сцене, передний план с напарниками в автомобиле и их фигурантами на улице, отстреливающимися из бутафорских револьверов, вновь оказывается не главным и не реалистическим. Потому что камера оператора панорамно и жутко обводит кубик двухэтажного строения поверху, чтобы задержать взгляд на распростертых в поле жутких останках и бегущей от них с криками женщине. Реальность – там, сзади, в поле, а не здесь, на улице, где все только обман и кино. Бедного, ополоумевшего от обилия впечатлений зрителя сбивает в этом эпизоде сразу два превосходных приема – две метафоры. Первое – то, что второй, менее заметный план оказывается важнее первого. И второе – то, что оба эти преступления вообще никак друг с другом не связаны. Это то самое выдающееся совпадение, на которое способна только жизнь, и очень редко – искусство. Надо быть очень смелым человеком, чтобы играть такими совпадениями.
Начало фильма обманывает зрителя: сцены расовых уличных боев с мексиканскими переселенцами вроде бы должны на какой-то момент убедить нас в том, что время воспроизводится с буквалистской точностью. Ан-нет. Де Пальма выстраивает вовсе не энциклопедию времени. Он выстраивает энциклопедию штампов. Это доведенные до гротеска, буффонады, эксцентрики наши представления о времени. Так мы его видим. А Де Пальма, как психиатр-гипнотизер, черпает все это вопиющее безобразие из нашего подсознания. И при этом словно говорит, пожимая плечами: «Да вы что! Разве это я придумал? Это ж вы сами придумали!» Он говорит даже больше: «Это же вы Элизабет Шорт убили, коллективно и сообща!»
Кетти (Йоханссон) вызывающе вульгарна, Баки Блайкерт (Хартнетт) истеричен до неприличия (как он вообще-то в полиции оказался с такой нервной системой?). Их общий друг Ли (Экхард), у которого то ли патология, связанная с убийством сестры, то ли страсть к чужим воровским деньгам (одно, кстати, исключает другое по законам психологии), просто ужасен.
Все трое фантастически напоминают трио из «Перл-Харбора»: силач-боевик с лицом, по форме напоминающим кирпич, юный нежный любимец девочек-подростков и усталых домохозяек и их общая размалеванная манерная подружка, которая, как переходящее красное знамя, принадлежит то одному, то другому, в зависимости от того, кто сильнее и кто живее. В общем и целом, картина удручающая, и никакой любви, страсти и романтики, как иные зрители, вероятно, ожидали, тут нет в помине. Что, говорит Де Пальма, вам не нравится? Но вы же сами этого хотели.
Неожиданной радостью, но опять же для эстетов и знатоков кино, становится семейка Линскотт – так называемые «власти предержащие». Это семейство – папа, мама и две дочки, вместе с полуотсутствующим дядюшкой – настоящее явление монстров. Но в то же время гениальный и совершенно не страшный гиньоль. Что-то вроде гофмановского сундучка с актерами-куколками, которых режиссер время от времени извлекает на свет, чтобы играли для публики. Фантастическая семейка! Похлеще всяких Аддамсов. Отец клана то и дело изрекает никому не нужные афоризмы с гадостной издевкой в подтексте. Именно так, как ему положено по роли. Мамаша – свихнутая наркоманка с трясущимися конечностями и постным лицом вырождающейся аристократки. Дочери тоже парочка масок: старшая – демон-вампирша, младшая – стервозная карикатуристка-язва. И закадровый дядя – злой клоун почти из мистического триллера «Оно».
Здесь Джон Каванах и Рашель Майнер удивительно на месте в ролях Эмметта и Марты – этаких буффонных Панча и Джуди, масок старинного британского гиньоля и площадного фарса.
Жаль разве что величайшую драматическую актрису Хилари Суонк, играющую всю жизнь по системе Михаила Чехова и совершенно заслуженно получающую «Оскаров» одного за другим. В масочной роли демонической лесбиянки Мэделин Линскотт ей невероятно тесно. Но, с другой стороны, надо же гениальной Суонк хоть иногда отдыхать от своих опасных перевоплощений на грани рассудка.
В общем, по ту сторону баррикад от напарников оказывается несколько неадекватный коллективный противник. Неадекватный – потому что из другого жанра. Из жанра абсурда, эксцентрики, клоунады и балагана. Так все и начинает мешаться в полную бессмыслицу идеальной кино-пародии.

И единственным настоящим во всем этом винегрете авторской шутки-издевки оказывается именно фальшивая и дешевая Элизабет Шорт, в исполнении очень красивой канадки Миа Киршнер. Эта самая Шорт, которая по сути никто, оказывается больше чем кем-то. Она ужасная актриса, она бессмысленный и конченный человек. Она очевидная и жалкая неудачница. Но – боже милостивый! – что за обаяние! В ее фальшивых кинопробах светится само зерно жизни. В ее огромных грустных и глупых глазах больше чувства, чем во всем фильме Брайана Де Пальмы.
Это единственный неразгаданный фокус картины «Черная орхидея». То, чего нельзя объяснить. Некая магия. Причем не ореол близкой смерти тому причиной, а нечто иное. Элизабет Шорт в исполнении Киршнер, появляясь в нескольких эпизодах, трогает до глубины души, потому что вопиет о помощи. Она думает, что вопиет к потенциальному режиссеру, который сделает ее знаменитой, а на деле получается, что вопиет она к двум не слишком удачливым полицейским, которые должны найти ее убийцу. И становится понятно, от чего сошли с ума оба напарника. Вовсе не от стандартной блондинки Йоханссон, которая ни в какой защите не нуждается. Вовсе не от демонической брюнетки Суонк, в которой на деле ничего демонического и нет. А вот от этой несчастной и чертовски милой дуры с большими грустными глазами. Потому что ее действительно убили и это единственный реальный и доказанный жизнью факт в картине переодеваний и перевоплощений. Элизабет Шорт своей жизнью и смертью сыграла главную роль не только в своей биографии, но и в биографии множества людей на земле. Она отдала все, что у нее было. И с этим даже ироничный черный маг Брайан Де Пальма ничего сделать не может.

М. Сорвина