От них пошел род цирковой. Рассказ о некоторых династиях

Бабка Матрена Юдовна, окончатель­но перебравшаяся из деревни Жаловка Симбирской губернии к до­чери в город, строго наказывала зятю-французу: «Не учи детей по-ба­сурмански балакать. На русской земле родились — русские, стало быть, они!..»

Русскими и росли под бабкиным призо­ром все девятеро детей Альфонса Маниона, уроженца Льежа, без малого сто лет назад — в 1871 году — приехавшего в Россию вместе с труппой бродячего французского цирка.

Артисты семейства МАНИОН пользовались в 30-е годы большой популярностью.

Здесь, в России, молодой наездник стал настоящим мастером конного дела, признанным авторитетом в дрессировке лошадей, постановщиком батальных пантомим. Здесь он обзавелся и семьей, женившись на дочери бывшего крепост­ного солдата — Евдокии Ивановне Шпеньковой, впоследствии отличной гротеск-наезднице.

Детей сызмальства, как было приня­то, учили акробатике, музыке и танцу. С группового музыкально-эксцентриче­ского номера и началась их артистиче­ская жизнь. Из-за малинового форганга гуськом, мал мала меньше, появлялась пятерка юных Манионов — Михаил, Виктор, Елена, Евгения и карапуз Бориска — голосисто выдувая на тироль­ских рожках военный марш. В финале пятилетний Бориска снимал с плеча ог­ромный, больше себя, барабан и так лихо под звонкие гитары и окарины от­плясывал камаринскую, что цирк пря­мо-таки раскалывался от аплодисмен­тов. Немного позднее барабан вместе с камаринской перешли к шестилетнему Саше, а от него — к Георгию.

В тяжелом 1918 году Манионы похо­ронили родителей. Главой семьи стал Виктор — вдумчивый воспитатель, боль­шой знаток цирковых жанров, проявив­ший себя в дальнейшем и как изо­бретательный режиссер, поставивший несколько пантомим революционного содержания.

В самом начале 20-х годов одними из первых в нашем цирке Манионы подго­товили семьей крупный акробатический номер с подкидными досками. На «бис» братья исполняли придуманную ими сложную пирамиду — «живая арка». А через несколько лет Манионы пред­стали перед зрителями и как полетчики, продемонстрировав великолепную гим­настическую форму. Успеху их нового номера в значительной мере способство­вали комические трюки Бориса. Комизм был наиболее сильной стороной этого богато одаренного артиста. Выступая в амплуа рыжего, он умел, как мало кто другой, насытить старинные буффонад­ные антре, исполняемые им вместе с братьями (Виктор — белый клоун, Алек­сандр — инспектор манежа), уморитель­но смешными фортелями и акробатиче­скими выкрутасами, часто сымпровизи­рованными тут же, на манеже. И, право, афишное анонсирование этого прекрас­но сыгранного комического ансамбля «Братья Альфонсо — профессора смеха» — вовсе не было рекламным пре­увеличением.

Разносторонние артисты, неутомимые в творческих поисках, профессионалы в самом высоком смысле этого слова, Ма­нионы более семидесяти лет достойно служили русскому и советскому цир­кам. И лишь война разметала эту спа­янную актерскую семью.

Цирк от самого своего зарождения был семейным. Из рода в род здесь бережно передавались секреты мастерства. Сила цирковых династий — в преемст­венности традиций. Потомственные ар­тисты, как правило, были искусней, разносторонней и артистичней «приш­лых». Они гордились своим цирковым происхождением и редко изменяли де­лу отцов. Актерские династии были истыми хранителями лучших устоев арены — влюбленности в свою профес­сию, творческих дерзаний, товарищеской взаимоподдержки, огромной работоспо­собности — и оказывали большое воспи­тательное влияние на молодежь. Я пом­ню, какой притягательностью обладала дружная семья Манионов, всегда жизне­радостных, энергичных. В годы станов­ления советского цирка его творческой опорой были такие старинные ветви­стые семьи, как Сосины, Ольховиковы, Александровы-Серж, Безкоровайные и другие.

Цирковые династии — предмет моей особой заинтересованности. «Откуда есть пошла» та или иная фамилия, ка­кова ее родословная, кто кому и кем приходится — эти вопросы вели в глубь истории нашего цирка. Из выцветших программок, из афиш, фотографий, а главным образом из бесед и переписки с ветеранами цирка факт за фактом, кирпич к кирпичу выстраивалась генеалогия цирковых родов. Основателями одних были иностранцы, для которых Россия, как для Альфонса Маниока, стала второй родиной. Это семейства итальянцев Чинизелли, Феррони, Безано, Демаш, франко-итальянцев Труцци, французов Фабри, немцев Суров, чехов Жеймо, негров Кук — все они нашли в русских городах главное: работу и щед­рое привечание. Другие династии — ис­конно русские. Бурно развивавшийся в 80 - 90-е годы цирк активно пополнялся смельчаками и удальцами из русского народа, который никогда не был скуден талантами. Дуровы, Никитины, Лавровы, Альперовы, Сычевы, Красильниковы, Орловы решительно определили само­бытное лицо нашей арены и вросли в нее глубокими корнями. Имеет свои славные династии и национальный цирк — Ташкенбаевы, Ходжаевы, Голядзе...

Пять лет назад, на 88-м году жизни, умер замечательный мастер грузинско­го цирка Вано Голядзе. Я любил слу­шать его увлекательные рассказы о прошлом. Мальчишкой Вано попал в не­большой провинциальный цирк Феодо­сия Павловича Соколовского, где полу­чил без обычных в то время оплеух и затрещин разностороннюю цирковую выучку. «Я проработал, пожалуй, во всех жанрах, — рассказывал Иван Гаврило­вич. — Был турнистом, акробатом-прыгуном, наездником: ездил вольтиж, джи­гитовку, работал «воздух», шел за ры­жего в антре..,».

А дальше последовал, можно сказать, классический вариант, неоднократно ис­пользованный романистами: женитьба на приемной дочери хозяина цирка — Дарье, танцовщице на проволоке. С это­го времени тугая проволока сделалась основным номером четы Голядзе. Ког­да Дарья ждала ребенка, Иван Гаври­лович выступал один, натягивая прово­локу чуть ли не под самый купол, и там в костюме обезьяны ловко и бес­страшно проделывал трюки гимнастики и баланса. В 1913 году сыну Николаю исполнилось три года и отец ввел его в номер — ездил по проволоке на велоси­педе с мальчонкой на плечах. А в де­вятнадцатом Ивану Гавриловичу приш­лось взять в руки винтовку. Он рассказывал мне, как воевал на кол­чаковском фронте.

После войны Иван Гаврилович снова вернулся к любимому делу и вместе с семьей стал выступать еще и как гим­наст на различных воздушных снаря­дах. В начале 30-х годов для сына и до­чери Вероники он создал первоклассный номер — «Эквилибр на вольностоящих лестницах», поразивший даже цирковых знатоков.

Сейчас на манеже выступает третье поколение династии Голядзе — дети Ни­колая Ивановича, эквилибристы и акро­баты: сын Багратион и три дочери — Рафаэла, Тамара и Светлана (последняя недавно удостоена высокого звания за­служенной артистки Грузинской ССР).

Передо мной лежит большой лист бу­маги, испещренный треугольниками, кружками, квадратами. Это схема родо­словной Феррони, их, так сказать, гене­алогическое древо. Пять поколений сме­нилось с той поры, когда сын бродячего канатоходца-итальянца Джиованни, то­же канатоходец Дионисий Феррони, бывший гарибальдиец, о чем я прочитал в истершемся от времени документе, пе­ребрался из Турции в Россию. Своих пятерых сыновей супруги Феррони вы­растили великолепными универсальны­ми артистами — молодец к молодцу. Номеров и пантомим, которые исполня­ли сыновья, невестки и внуки Дионисия, с лихвой хватало на целое представле­ние — «Большой итальянский цирк братьев Феррони» процветал на юге России.

Еще более прославило фамилию Фер­рони третье артистическое колено. Вы­дающийся музыкальный клоун, сатирик, пантомимист, талантливый режиссер, чей богатейший опыт еще ждет своего исследования, Леон Константинович Таити вместе со своим братом Констан­тином Константиновичем стояли в ряду зачинателей советского цирка, были смелыми новаторами в области разго­ворного жанра и политической сатиры. Сын Америко — Виктор Феррони, прой­дя едва ли не через все цирковые жан­ры, сделал себе в 20-х годах громкое имя — жонглер на лошади. Отличной эквилибристкой на проволоке в те же годы была Сусанна Феррони, живая, темпераментная — вся порыв и вдохно­вение. Сусанна и ее сестры— Клеопатра и Елизавета — были редкостно музы­кальны, играли на многих инструмен­тах и задушевно пели под аккомпане­мент гитары и мандолин; слаженным пением трио сестер заслушивались. Отец девушек — Натали, младший из пяти братьев Феррони, был всесторонне одаренным артистом, талантливым по­становщиком пантомим.

Революционные события тех лет и гражданская война застали семью Натали в Средней Азии. Сусанна Натальевна рассказывала, как однажды в девятнад­цатом году к ним за кулисы пришли двое — мужчина в военной форме и мо­лодая женщина в кожаной тужурке и красной косынке — представители рев­кома и попросили дать в цирке пред­ставление для красноармейцев, уходя­щих на фронт. В тот памятный день се­стры Феррони после своих обычных но­меров задорно запели революционную песню «Красное знамя», и зал в едином порыве подхватил пламенный мотив.

В сегодняшнем цирке выступают представители пятого и шестого поколе­ний династии Феррони. Сын Сусанны — Геннадий — эквилибрист, инспектор ма­нежа; дети талантливого музыкального клоуна Энрико, только недавно оставив­шего манеж, — Виктор — клоун-прыгун, Вирджиния — музыкальный эксцентрик, Джульетта — жонглер и ее двое детей — Владислав и Майя — акробаты. Дочь наездницы Бианки Феррони — Ванда — за высокое мастерство эквилибра на перше была удостоена вместе со своим партнером Валентом Ивановым почет­ного звания лауреата Всемирного фести­валя молодежи и студентов в Москве.

В 1963 году Ванда и Валент Ивано­вы создали крупный номер с дрессированными шимпанзе, о котором уже рассказывалось в печати. А вот о том, что Валент тоже потомственный артист, полагаю, известно не многим. Его дед Гордей Осипович Иванов в шестилетнем возрасте был продан бедствующими ро­дителями балаганщику Боцве. Нелегко досталось ему положение премьера рус­ского цирка, одного из лучших исполни­телей номера «Икарийские игры». Иванов, к слову заметить, упорно не желал по­ступиться национальной гордостью и во­преки требованиям антрепренеров из­брать себе «эффектный» иностранный псевдоним ставил на афише свою про­стую русскую фамилию. Только однаж­ды, да и то с курьезным последствием, Гордей Осипович сдался, когда подписы­вал контракт со Стокгольмским цирком, хозяин которого категорически заявил: «Рекламировать вас буду как францу­зов, поэтому на манеже не произносить ни звука.

БАГРИ КУК — родоначальник ди­настии обрусевших негров. Сейчас на нашем манеже выступают вну­ки Кука, унаследовавшие его имя и профессию.

Если ваши дети в городе или даже на конюшне хоть слово пикнут по-русски — тут же получите расчет!..» Контракт нарушил младший из сыно­вей — Леонид, и семейству Ивановых срочно пришлось предлагать свои услу­ги другим директорам.

Уже будучи, как утверждала рекла­ма, королем иллюзии, обладателем пер­воразрядной аппаратуры, купленной у Карла Бильмана, владея тремя больши­ми балаганами — «Народными театрами» в Нижнем-Новгороде, Иваново-Возне­сенске и в Орехово-Зуеве, Гордей Ива­нов оставался неграмотным, как, впро­чем, и большинство артистов старого цирка. Оба сына Гордея тоже стали вид­ными мастерами арены, и оба уже в со­ветское время, взрослыми получили образование. Сменив несколько жанров, братья в конце концов сделали твердый выбор: старший Федор — отец Вален- та — стал иллюзионистом, а Леонид создал крупный номер с дрессированны­ми животными. Стройный, голубогла­зый, он был очень хорош в русском ко­стюме. Помнится, с каким увлечением Леонид Гордеевич ставил научные опы­ты по акклиматизации обезьян. К глубочайшему сожалению, трагический слу­чай на манеже ленинградского цирка оборвал его жизнь в самом расцвете.

В нашем цирке встречаешь немало династий, родоначальники которых вы­нуждены были в свое время принять иностранные псевдонимы. Вот, скажем, известный дрессировщик лошадей Павел Афанасьевич Шевченко значился не­ким итальянцем Манжелли. Эта же фа­милия вместе с профессией перешла и к его потомкам — сыну Борису и внуку Валерию. Иван Абрамович Легалов, антиподист, балансер и тоже дрессировщик лошадей, пожизненно стал Лерри. Я дружил с его сыном Кенсарином Лерри, коверным клоуном, выступавшем в маске Чарли Чаплина (в цирке его зва­ли Геннадием). Талант из талантов, он профессионально владел многими жан­рами, играл на музыкальных инстру­ментах, танцевал (балету обучался у са­мого Нижинского), был легок, пластичен, свободно импровизировал.

Основоположник рода МАНЖЕЛ­ЛИ — ПАВЕЛ АФАНАСЬЕВИЧ МАНЖЕЛЛИ

 Внучка Ивана Абрамовича и его ученица Валентина Кенсариновна Лерри, — пожалуй, един­ственная у нас женщина, овладевшая трудной, почти исчезнувшей професси­ей сальто-морталиста на лошади. Вален­тина Лерри — безусловно выдающаяся наездница, и очень жаль, что ее рекорд­ное мастерство давно уже не видели зрители столичного цирка.

Основоположник другой династии Александр Васильевич Королев избрал себе псевдоним, звучащий на греческий манер — Лапиадо. Он начинал свою карьеру как атлет в балаганах. Вскоре, однако, Лапиадо, обладавший фигурой античного героя, был замечен и пригла­шен на арену крупнейших цирков; он появлялся на манеже в римском костю­ме с золотым венцом на голове и ма­стерски работал с гирями, а в финале, приняв положение «мост», держал на себе платформу с оркестром. Впоследст­вии Александр Васильевич перешел на дрессировку лошадей и верблюдов и в этом качестве выделялся изобретатель­ностью и безукоризненной подготовкой животных. Нынешний зритель любуется мастерством его сыновей и внуков, сре­ди которых особенно теплый прием встречает одиннадцатилетняя Галочка, одаренная наездница. У Галочки три фа­милии — Лапиадо, Королева и Соболев­ская. Объясняется это просто: бабушка ее со стороны отца из рода знаменитых Соболевских.

Впрочем, переплетение двух, трех, а то и более династий — обычное явление в цирковом мире. Восхищающий нас чу­до-жонглер Александр Кисс ныне пред­ставляет три династии. Его дед Алек­сандр Генрихович Киссо — сначала та­лантливый клоун с животными, а затем корифей конной дрессировки — пород­нился со старинным цирковым семейст­вом Нельдихен, а отец Николай Алек­сандрович Кисс, еще совсем недавно выступавший в маске рыжего клоуна, женат на младшей дочери Александра  Чинизелли — Эмме, наезднице и тан­цовщице.

Мальчишкой попал в нашу страну чех АЛЕКСАНДР ГЕНРИХОВИЧ КИСС. По воле антрепренера он стал Киссо. С него начинается цирковой род КИССОВ.

В последней программе Московского цирка «Беспокойные сердца» можно ви­деть потомков трех цирковых династий. Молодой комик Дмитрий Альперов — внук выдающегося клоуна-сатирика Сергея Альперова. Дрессировщик и прыгун Виталий Тихонов — сын дрессировщика хищников Виктора Пет­ровича Тихонова, начинавшего свой путь в балаганах на ярмарках Ива­ново-Вознесенска вместе со своим от­цом Петром Тихоновым, атлетом и гимнастом на кольцах. Грациозные се­стры Авдеевы, эквилибристки на «Сема­форе-гиганте», — внучки известного в дореволюционной России борца-тяжело- веса, арбитра и популярного киноарти­ста Всеволода Николаевича Авдеева. Думается, что стоит сказать хотя бы коротко об этой колоритнейшей фигуре старого цирка. Его знали под именем Дяди Пуда. (Авдеев, по уверению рек­ламных проспектов, весил 12 пудов 31 фунт.) На ковре он боролся в амплуа комика. Оборотистые кинопромышлен­ники, увидев, сколько смеха вызывает потешная неповоротливость толстяка, сделали Авдеева героем кинокомедии. Успех превзошел ожидания, и тогда по­следовала целая серия комических лент с Дядей Пудом в главной роли. Бабуш­ка сестер Авдеевых, жена Дяди Пуда, происходила из старинного циркового рода Океанос, исколесившего все доро­ги Европы. Деловито хлопочущая у тросов при установке «Семафора-гиганта» женщина в строгом сером костюме — мать сестер Авдеевых, Екатерина Всево­лодовна, в прошлом хорошая пластиче­ская акробатка, ступившая на манеж с детских лет...

Передача профессий детям — добрая и крепкая традиция, и есть все основа­ния полагать, что со временем на нашей арене прочно укоренятся династии Волжанских, Беляковых, Денисовых-Сидоркиных, Шевченко, Боровиковых и мно­гих, многих других, которые и дальше с честью понесут эстафету советского цир­кового искусства.

Р. СЛАВСКИЙ

оставить комментарий