Пантомима в Надеждинском цирке

Тридцать пять лет назад мне довелось участвовать в создании мало кому известного теперь циркового спектакля «В предсмертной агонии».

В ту пору я был директором цирка небольшого уральского городка Надеждинска (ныне город Серов). Теплое деревянное здание вмещало 1200 человек. Рядом располагался Дворец культуры металлургов имени Лепсе; на его сцене играла труппа местного драматиче­ского театра.

Обычно перед началом зимнего сезона в цирке театр уезжал на гастроли по го­родам Урала. Но в тот год (сезон 1931/32 г.) актеры драмы почему-то никуда не уехали. Таким образом, цирк и театр в условиях небольшого города оказались невольными соперниками. Цирковая программа подобралась у нас на редкость хорошая. Артисты Войницкие — отец и сын — со своим великолепным но­мером «Переходная лестница», музыкаль­ные эксцентрики Мамино и Морозовский, наездницы Александра и Тамара Моншилины, клоуны Демаш и Мозель, конюшня П. Руссо. Цирк был полон.

В театре же сборы катастрофически пали. Поскольку и цирк и театр принадле­жали одному и тому же «хозяину» — Свердловскому управлению зрелищных предприятий, или, как в те годы было по­всеместно принято говорить, УЗП, — то возникла мысль объединить на некоторое время оба коллектива и совместными си­лами  подготовить постановку. На общем собрании было решено по­ставить пантомиму. Пантомима тогда вхо­дила в моду. Особенно успешные поста­новки были осуществлены в Московском, Ленинградском и Киевском цирках. Сам я находился под большим впечатлением пан­томимы Маяковского «1905 год», которую видел незадолго до того в столичном цирке.

Возрождение интереса к пантомиме объяснялось тем, что тогда перед работни­ками искусства остро стояла задача поли­тического воспитания масс. И манеж ста­новился своего рода трибуной. Боевые пан­томимические спектакли тех лет, как пра­вило, несли в себе заряд революционной идейности. И, что также важно, такие по­становки открывали перед цирковыми ар­тистами большие творческие возможности.

К сожалению, сейчас при всех успехах нашего цирка традиция создания сюжет­ных цирковых спектаклей не нашла достой­ного продолжения. И это очень обидно. Сколько бы ни случалось мне в последнее время смотреть программы, они мало чем отличались друг от друга. Как ни высока исполнительская техника наших артистов, но жонглер есть жонглер, акробат — акробат. Иное дело — содержательный цирковой спектакль. Там артист, сочетая специальную выучку с актерским мастерством, создает образ, эмоционально воздействующий на зрителя. К тому же сегодняшние мастера цирка находятся в куда более выгодных условиях: во многих городах выстроены ве­ликолепно оборудованные цирковые зда­ния. И где, как не на таких аренах, создавать массовые постановочные спектакли! Тем паче что теперь мы располагаем кадрами талантливых авторов-профессионалов и режиссеров.

Вот почему по прошествии стольких лет я и вспомнил про дорогой моему сердцу спектакль. Итак, главная трудность, с которой мы тогда встретились, — это сценарий. Найти автора в небольшом провинциальном го­родке было невозможно. Пришлось рассчи­тывать на собственные силы. Вместе с режиссером театра (фамилию его, к сожа­лению, за давностью не помню) мы при­нялись за работу. Однако долго не могли решить, о чем будэт этот спектакль.

Помог случай: под крупными заголов­ками в газетах с возмущением сообщалось о наглой выходке американского инженера, работавшего по контракту вместе с груп­пой других иностранных специалистов на Сталинградском тракторном заводе. За­рвавшийся расист избил своего соотечест­венника негра. Рабочие завода потребовали строго наказать хулигана, забывшего, в ка­кой стране он находится. К их требованию присоединились миллионы советских людей. Этот факт и подсказал тему будущей постановки — расовая дискриминация в США. В жанровом отношении наш спек­такль не был чистой пантомимой. Он вклю­чал в себя и диалоги, и горячий монолог агитатора, и даже кадры из документаль­ных фильмов. В городе интерес к готовя­щейся постановке был большой; многие местные организации активно помогали нам.

И вот наступил день премьеры. Пред­ставление начиналось вступительным сло­вом ведущих. Они взволнованно говорили о тяжелом положении негров в Америке, о судах Линча, рассказывали о борьбе нег­ритянского населения за свои права, вспо­минали страницы романа «Хижина дяди Тома». Манеж был разделен тюлевым занаве­сом на две части. Одна декорирована под ночной бар. Здесь, развлекая богатых без­дельников, сидящих за столиками, высту­пали артисты. Другая половина манежа представляла собой уголок сада. Лучи про­жектора, высвечивая одну или другую сце­ническую площадь, обозначали место дей­ствия.

...В саду встретились двое: негр Том и белый Джо, товарищи по борьбе. Белый, убедившись, что за ними не следят, пере­дает своему другу листовки. В это время из бара выходит подгулявшая дама и, не­ожиданно споткнувшись, падает. Том участ­ливо помогает женщине подняться, видимо, забыв о волчьем законе расистов: если' негр прикоснулся к белой женщине, его ждет суд Линча. Дама истерично кричит. Негра схватили — и вот уже на фонарном столбе появляется петля. Том обречен. Но в тот момент, когда должно совершиться злодеяние, мимо проносится всадник и на всем скаку выхватывает жертву из рук озве­ревших палачей.

В этом спектакле органично сочетались театральное действие и цирковые трюки. Пока готовили следующую картину, кото­рая должна иллюстрировать случай на Ста­линградском тракторном заводе, зрители смотрели кадры кинохроники — пятилетка в действии. ...Манеж превращен в цех: у станков стоят рабочие. Движется лента трансмис­сии, уходя за кулисы. (Благодаря такому остроумному решению сцены художником создавалось впечатление, что завод про­должается где-то в глубине, за форгангом.) Инженер-американец ругает негра и, разъ­яренный, пускает в ход кулаки.

— У нас это не полагается! — твердо заявляют подошедшие рабочие. (Их играли талантливые Демаш и Мозель.) Они скру­чивают руки распоясавшемуся расисту и уводят его за кулисы.

Эта сцена стихийно перерастала в ми­тинг. Артисты своим горячим, страстным словом зажигали зрителей, которые стано­вились непосредственными участниками происходящего.

— Как поступить с оголтелым раси­стом? — спрашивает председатель митинга.
— Выслать его из СССР! — предлагал Демаш.
— Кто за это предложение, товарищи, прошу поднять руки.

И тысяча двести вскинутых рук были ответом. Спектакль заканчивался красочным апо­феозом; на экране шли кадры первомай­ской демонстрации, а на манеже развора­чивался парад артистов в живописных на­циональных костюмах разных народов — белые с неграми об руку. Над их голова­ми — плакаты. И как заключительный ак­корд — фейерверк. Завертелись огненные колеса, разметывая снопы искр; из-под купола спустились красные полотнища лозун­гов; на зрителей сыпался дождь конфетти...

Думается, что этот опыт создания зло­бодневной сюжетной постановки в годы первой пятилетки представляет некоторый интерес для общей картины истории совет­ского цирка.
 

3. ЛИН

Журнал Советский цирк. Июнь 1967 г.

оставить комментарий