Первая программа второго "Цирка на льду"

Прежде кем высказать свои суждения о программе второго «Цирка на льду», хочу сделать две оговорки.

Оговорка первая. Смотря эту программу, вольно или невольно сравниваешь ее с тем представлением, которое выпустил в свое время выдающийся режиссер нашего цирка, ныне покойный, Арнольд Григорьевич Арнольд. От такого сравнения не уйти, да и нужно ли уходить от него! Ведь создатели нового коллектива (художественный руководитель и режиссер-постановщик заслуженный деятель искусств Литовской ССР Н. Барзилович), надо полагать, не слепо копировали своих удачливых предшественников, а стремились развить и приумножить найденное ими, привнести нечто новое и оригинальное на манеж «ледяного» цирка.

И вторая оговорка. Судить о достоинствах и недостатках разбираемой программы следует, очевидно, руководствуясь одним, единственно правильным в данном случае критерием: в какой мере лед и коньки помогли разнообразить и обогатить традиционные цирковые жанры, по-новому интерпретировать их. Другими словами, всегда ли оправдано в спектакле перенесение циркового действия с обычной арены на арену ледяную. Помнится, еще при выпуске первого коллектива стало очевидным, что просто поставить на коньки участников того или иного номера — пусть даже хорошего — это вовсе не значит подготовить их для выступления в программе «Цирка на льду».

По сравнению с постановочной группой, которую возглавлял А. Арнольд, создателям нового ансамбля было легче и труднее в одно и то же время. Легче потому, что шли они, в общем-то, проторенным путем, их не тревожили сомнения по поводу того, возможен «ледовый вариант» циркового представления или невозможен. Первопроходцам всегда сложнее, а тут уже была проложена утоптанная тропа, причем проложил ее талантливый, щедрый на выдумку режиссер.

А труднее постановщикам второго «Цирка на льду» было потому, что многие «ледовые интерпретации» оказались уже использованными в первом коллективе, и нужно было искать что-то свое, оригинальное, непохожее. Это тем более трудно, что далеко не все цирковые жанры, как известно, могут быть без потерь перенесены на ледяной манеж.

Нашли ли во втором коллективе нечто такое, что отличает его от первого «Цирка на льду»? Да, нашли. И именно этим прежде всего интересно представление под несколько странным, на мой взгляд, названием: к...И в цирке звезды есть». (Можно подумать, что до выхода этой программы никто и понятия не имел о том, что в цирке могут быть «звезды». Да и звезда-то, откровенно говоря, не так уж много в спектакле.)

Но дело, разумеется, не в названии, хотя и его хотелось бы видеть более броским и оригинальным. В конечном итоге важно то, что под этим названием кроется.

Затрудняюсь определить жанровую принадлежность номера В. Кирбатова и А. Шуликовского. В программке они названы просто эквилибристами, но это особые эквилибристы, таких в нашем цирке еще не было. Стойки на двух и на одной руке артисты демонстрируют в движении, опираясь на невысокие ходули, укрепленные на коньках. Зрелище удивительное и притом подлинно цирковое. Эквилибр на ручных коньках — так хочется назвать этот необычный эффектный номер.

Скоростные преимущества ледяного манежа в полной мере использованы в комической сценке «Встреча на катке». Встречаются двое — Он (Б. Кириллин) и Она (В. Петров). Он всячески старается показать себя галантным кавалером и снискать благосклонность незнакомой дамы, но терпит полнейшее фиаско. Эксцентрическая сценка идет в бравурно-веселом ритме, она насыщена интересными каскадными трюками, возможными только на ледяном манеже.

Оригинально, с выдумкой «обыгран» лед в групповом номере «Гимнасты на шестах с канатами». Гимнасток, работающих на канатах, поддерживают на плечевых першах партнеры, которые, в свою очередь, движутся на коньках по кольцу арены. Номер хорош тем, что в нем найдена и сохранена крепкая «ниточка», связывающая воедино цирковое действие в воздухе с коньками и льдом. Та самая «ниточка», кстати, которая сразу же обрывается в другом групповом воздушном номере программы — «Гимнастки на летающем аппарате». Выехав на коньках и лениво прокатившись два-три круга, артистки поднимаются в воздух... Начиная с этого момента (а он, по существу, только предваряет выступление!), ледяной манеж начисто «отключается» от циркового действия.

Не спорю, сам по себе воздушный номер, может быть, и неплохой, но при чем здесь «Цирк на льду»? Ведь с таким же успехом гимнастки могли бы взобраться на летающий аппарат и с обычного манежа, а обычном представлении — само выступление от этого не изменилось бы.

Несколько похожий по характеру номер был, как известно, включен и в программу первого «ледяного» цирка {«Воздушные гимнастки на разновысоких трапециях»). Но уже тогда, много лет назад, постановщик А. Арнольд расценивал эти «оторванные» ото льда трапеции как своего рода творческий компромисс, на который он пошел лишь потому, что искусство «Цирка на льду» еще только нащупывало в ту пору свои возможности и границы. И режиссер вынашивал замысел воздушного номера «Иванушка и Жар-птица» по мотивам ершовской сказки «Конек-Горбунок». Сюжетная канва этого номера виделась ему таким образом, что погоня за сказочной Жар-птицей начиналась на манеже (лед и коньки обещали придать этой погоне крылатую стремительность), затем переносилась а воздух, а потом — в финале — снова возвращалась на ледяную арену. Я далек от мысли рекомендовать именно этот сюжет (хотя, на мой взгляд, он отменно хорош!), но органическая сценарная со язь между «воздухом» и «землей» представляется мне весьма существенной в спектаклях «ледяного» цирка. Лед, как мне кажется, не должен быть только «фоном» представления, он должен активно влиять на цирковое действие, определять его характер.

Но вернемся к программе «...И в цирке звезды есть». Здесь впервые поставлен на льду номер «Ренские колеса» (руководитель А. Бабчин), и это может только радовать: на необычном «скользком» манеже и номер выглядит необычно. Заслуга создателей второго коллектива и в том, что они дерзнули выпустить на ледяную арену эквилибристов с першем (правда, почти одновременно «перши» появились и в первом «Цирке на льду», но в программе, подготовленной А. Арнольдом, такого номера не было).

Выступление В. Жуковской и А. Бурашникова оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, воочию видишь и понимаешь, как трудно балансировать высокий перш с партнершей на вершине, стоя на коньках. И вместе с тем не можешь отделаться от ощущения, что номер чрезмерно скован, статичен; эквилибрист, держащий шест, почти не движется по манежу. В обычной программе это. может быть, и не вызвало бы возражения, но динамичному и стремительному «Цирку но льду», мне думается, такая статика попросту противопоказана.

Аналогичный упрек следует сделать и групповым жонглерам (солист А. Письменный). Вряд ли это правомерно, когда, «обув железом острым ноги», артисты подолгу стоят на месте, неторопливо перекидываясь булавами. Темпа, скорости, быстрого движения не хватает этому номеру; порой создается впечатление, что жонглеры механически перенесли свои трюковые комбинации с опилочного манежа на манеж, покрытый льдом.

Статичность подобных выступлений особенно очевидна рядом с такими запоминающимися номерами программы, как «Русские потехи» и «Цирковая карусель». Вот где подлинная стихия «Цирка на льду»! Лед, коньки и рождаемая от их соприкосновения скорость становятся здесь как бы дополнительными средствами художественной выразительности, демонстрация разнообразных трюков подчинена в этих номерах именно той стремительной и упругой динамике, которая диктуется ледяной ареной.

Несколько подробнее хочется сказать о самом «завлекательном» номере представления — «Медвежьем хоккее» (дрессировщики Ирина и Владимир Сошины). Еще два года назад, когда я смотрел черновой прогон этой программы в Симферопольском цирке, у меня закрадывалось сомнение: а правильно ли поступают в коллективе, готовя второй по счету «медвежий хоккей» (такой номер, как известно, уже давно существует в первом «Цирке на льду», и было не совсем понятно, зачем нужно дублировать его). Но тогда я подумал, что решение это все же правильное, поскольку молодые дрессировщики обещали показать «игру в двое ворот» (в первом коллективе — в «одни оорота»), сопроводив ее рядом забавных сюжетных сценок: вызов «врача» на поле, «скамья штрафников» и т. д.

И вот прошло два года. Посмотрев программу в Сочинском цирке, нетрудно убедиться, что обещанной «игры в двое ворот» или, точнее говоря, сколько-нибудь правдоподобной имитации такой игры в номере Сошииых пока еще нет. Есть бодрое радиовыступление, сулящее зрителям «спортивную встречу» двух команд, и есть вялые инертные медведи, из которых только один нехотя проводит время от времени шайбу в ворота.

Невольно вспоминаешь медведя Кузьму из первого «Цирка на льду». Вот тот действительно «играл в хоккей»! Увидев шайбу, он стремглав бросался к ней, отбирал ее у партнеров, раздраженно и угрожающе рычал, если что-то или кто-то мешал ему. «Нападающий» Кузьма по шесть-семь раз за представление безошибочно посылал шайбу в ворота, причем делал это так энергично, что мы готовы были чуть ли не всерьез поверить в разумность его действий... Здесь же, в «медвежьем хоккее» второго коллектива, нет даже намека на «борьбу» за шайбу. Животные топчутся на месте, едва удерживая клюшки в лапах. А ведь на манеж вынесены двое ворот — надо же хоть как-то оправдать это!

Не слишком ли многого требуем мы от медведей, высказывая такие претензии? Думается, нет. Просто хочется еще раз напомнить, что искусство цирковой дрессировки а том и состоит, чтобы заставить зрителей поверить в осмысленность поведения животных в предложенной сценарием ситуации. К тому же происходящее на манеже должно элементарно соответствовать объявленному в афишах и обозначенному в программках. Ведь когда нам предлагают, к примеру, посмотреть «собачий футбол» В. Ольховиковой или «медвежий бокс» В. Филатова, мы с радостным удивлением убеждаемся, что в одном случае собаки действительно борются за мяч, а в другом — медведи и впрямь боксируют. И пусть мы понимаем, что ни медведи, ни собаки даже отдаленно не осознают того, что делают, — мы благодарны дрессировщикам за их умение создать правдоподобную иллюзию разумных действий животных, заставить нас поверить в невозможное.

Такой иллюзии и такой веры не рождает номер Сошиных. Молодым артистам предстоит еще много и кропотливо поработать, чтобы их выступление стало украшением спектакля. Это тем более необходимо сделать потому, что именно «медвежий хоккей» вынесен в «красную строку» рекламной афиши.

Остальные номера программы кажутся мне менее заслуживающими внимания. (К их числу не отношу номер с участием В. Мешкова, который не исполнялся в тот вечер, когда я смотрел представление в Сочинском цирке.) Одни из них — «Акробатическое трио», «Эквилибристы с шестами» — очень уж похожи на аналогичные выступления первого коллектива, другие — «Веселые пингвины», «Метелица», «Размышление» — сугубо танцевальные, не имеющие, по моему твердому убеждению, ровно никакого отношения к искусству «ледяного» цирка. Уверен, что со временем все эти «пингвины» и «метелицы» будут ставиться только там, где им и надлежит быть, — в коллективах «Балета (балета, а не цирка!) на льду».

Впечатление от спектакля «...И в цирке звезды есть» значительно снижает полноо отсутствие какой бы то ни было сценарной основы. Нельзя же, в самом деле, почитать за такую основу суетливую возню, которая затеяна в спектакле вокруг поисков «королевы красоты». В самом начале представления клоуны торжественно оповещают публику, что объявлен конкурс на звание «королевы красоты». Потом эта придуманная «королева» совершенно забывается (и поиски ее — тоже), и лишь в конце программы нас извещают, что «королева» обнаружена и что ею, видите ли, является молодость советского цирка.

Да, цирк — но театр, и было бы смешно требовать, чтобы по ходу этого спектакля разыгрывалась специально написанная пьеса. Но какая-то связующая литературная основа программы должна быть обязательно. Пока ее нет. И право же, странно видеть в афишах и программках фамилии В. Строигина и Н. Девяткина, названных авторами сценария, которого не существует в природе.

К слову сказать, именно недоброкачественность сценарной основы в значительной мере привела к тому, что в программе не слишком приметна и активна роль клоунов — веселых героев спектакля. А жаль: среди них есть, как мне кажется, по-настоящему одаренные люди...

Создание нового коллектива — всегда сверхтрудное дело. И наверное, должно пройти известное время, чтобы второй «Цирк на льду» крепко встал на ноги, обрел свое творческое лицо. Что-то — и немало! — уже сделано в этом направлении, что-то еще предстоит сделать. Важно, чтобы во всех последующих работах руководители и артисты ансамбля не забывали о специфике «Цирка на льду», настойчиво искали новые пути и средства для дальнейшего развития этого оригинального вида циркового искусства.

НИК. КРИВЕНКО

оставить комментарий