Песни приходят к людям

Никто так остро не нуждается в песне, как молодежь. Юноши и девушки нашей страны едут на стройки, на целину и поют о счастье трудных дорог, о романтике первооткрытий; идут, печатая шаг, на физкультурный парад — и поют о молодой силе мускулов, о свежести ветра, об упругом трепетании флага над головой.

АНАТОЛИЙ НОВИКОВ, композитор, лауреат Государственной премии

Парень впервые замечает юную красоту подру­ги — и опять нужна песня, потому что «трудно высказать и не высказать все, что на сердце...» Композиторы не зря считают мерилом успеха своих произ­ведений популярность их у молодежи, с волнением ждут, подхватит ли моло­дежь новую песню. Я бы,, сказал, что среди всех возрастов в общем чело­вечьем многоголосом хоре молодежь — запевала. Свою первую в жизни песню я напи­сал тридцать четыре года назад. Она называлась «Марш красных мотори­стов» и была посвящена проходившему тогда в стране техническому перевоору­жению армии. Это было событие огром­ной важности — армия пересаживалась с коней на танки, автомашины, самоле­ты. Я наблюдал учение курсантов в Ха­мовниках. Можно сказать, что на моих глазах рождались новые военные про­фессии; я не мог не откликнуться пес­ней.

В песне, даже самой отвлеченно-ли­рической, отражается время. Вот поче­му так трудно поддаются модернизации старые, известные вещи. Они созданы, как созданы, первоначальное от рожде­ния состояние есть юс естественное со­стояние, а все прочие метаморфозы всегда выглядят насильственно. Мне лично глубоко несимпатичны попытки «осовременивания» произведений, кото­рые для всех нас — история, эпоха, па­мять сердца. Восторгов по поводу того, что «Смело, товарищи, в ногу» певец исполняет, повышая с каждым купле­том тональность, я, как и многие мои собратья-композиторы, совсем не раз­деляю. И как бывает приятно узнать, что и молодежь наша думает так же. Я имею в виду письма в редакции га­зет, выражающие большие сомнения в целесообразности таких «обработок». Студентка Ленинградского университе­та, например, вступилась в «Известиях» за «Вечер на рейде», изломанный нова­торскими ритмами.

Сколько бы ни было поклонников у джаза, он не насытит всех. Нужны пес­ни хорошие и разные. Это аксиома. Но на практике — разных мало, больше похожих. Борьба за оригинальную ме­лодию как-то перестает быть первой целью композитора. Меня это огорчает. Вслушайтесь в то, что звучит по радио и телевидению. Сколько существует ре­дакций, самых различных, и каждая считает себя вправе для какой-то своей передачи заказать, а потом и выпус­тить в эфир песню. Ни такого большого числа квалифицированных музыкаль­ных редакторов, ни даже такого числа композиторов в полном смысле этого слова найтись не может, просто физи­чески это невозможно. Потому нередко цветет пышным цветом дилетантизм.

Потому-то из мощного потока, каким льются на слушателя мелодии, почти ничего не остается в памяти. По музы­кальному языку песни эти очень часто чрезвычайно серы, стерты, неориги­нальны, а по тексту и того хуже — со­вершеннейшая легковесность, безде­лушки. И почему считается, что имен­но такие нужны молодежи? Я, да и не я один, разумеется, о ней гораздо более высокого мнения. Давно известно, что она, молодежь, у нас разная. Стал хрестоматийным факт, что Ду­наевский и Лебедев-Кумач сочиняли свою классическую «Широка страна моя» полгода и остановились на три­дцать шестом (!) варианте. Позволю себе сослаться и на собственный опыт. Пусть не покажется нескромностью, если ска­жу, что «Гимн демократической моло­дежи» я писал в таких же муках, в та­ком же поту. Ответственность-то ка­кая — можно ли иначе?!

К слову сказать, когда я писал этот гимн, было мне 52 года. И представляе­те себе разочарование некоторых деву­шек, которые начали было присылать мне письма с просьбой познакомиться, обменяться фотокарточками! Но если без шуток, то я считаю, что молодеж­ную песню совсем не обязательно дол­жен создавать молодой по возрасту человек. В шестнадцать лет, как прави­ло, композиторов не бывает. Одаренные люди — да! Самородки — да! Но знания, опыт, мастерство — все это приходит с годами, с учебой. А об учебе, бывает, от­зываются пренебрежительно, с легко­стью необычайной. «Мы консервато-риев не кончали», — кичится иной бард, считая, что раз он с гитарой, то дело в шляпе.

А мы, представьте, кончали! От станка и от сохи шли в консерватории, недоедая и недосыпая кончали! Помню, как Рейнгольд Морицевич Глиэр, уже взяв меня в свой класс заочно по со­чинениям, впервые увидел меня лично. Поглядел на грубые мои руки и с ужа­сом спросил: «Что же мы с вами у роя­ля делать будем?» Все приходилось на­чинать с азов. А годы какие были — ни хлеба, ни махорки, ни пшена вдоволь. Музыкой согревались, песней подбадри­вали и себя и ровесников.

Несколько раз за последние годы об­щественное мнение поднимало голос против явно неоправданного преоблада­ния минора в наших песнях. Я от всей души присоединяюсь к этому голосу. Конечно, человек — существо сложное, ему ведомы самые разные изменения душевного настроя: он и погрустит и о несбывшемся задумается — всякое бы­вает. Но включишь иной раз приемник, а там герой так страдает, словно ему ногу отпилили. Вслушаешься — да нет, все у него в порядке, просто дождик с утра, оказывается. Или поехал герой на стройку. Сам. добровольно, с друзьями. А песня про него иной раз такая зву­чит, будто одного его в тайге бросили, без топора, спичек и пищи. После тако­го «Замерзал ямщик» и то бодрой покажется.

Советская песня, становясь на ноги, вбирала в себя все лучшее, что было создано народом. Хочу напомнить мо­лодым композиторам, что среди много­численных течений, которые всегда были и будут, надо находить самую чистую, самую нужную людям струю, уходить от мутной. А критикам надо бы построже подходить к творчеству эстрадных авторов и исполнителей — ведь аудитория у них самая массовая, — по­чаще и поглубже анализировать их творчество, советовать, поправлять.

Я думаю, что критика должна бы уже давно обратить внимание на ослаб­ление, если не сказать — уход от граж­данских мотивов в песнях, особенно в тех, что воспевают сегодняшний день. Интересные песни пишутся о прошед­шей войне, о судьбах мира, но этих пе­сен очень мало. Да и артисты, мне ка­жется, не всегда доносят их должным образом. Например, когда Лариса Мондрус поет мои «Эх, дороги!» с цыган­ским надрывом, со слезой, мне как-то не по себе делается, хочется сказать ей: «Пойте что-нибудь другое, более близ­кое вашему дарованию».

В наших кругах распространено мне­ние, что, мол, гражданственные песни должны быть сейчас менее торжествен­ными, более личными. Родился даже термин «утепление». Разумеется, вре­мена меняются, но гимн есть гимн, а вальс есть вальс. И поэтому я возра­жаю против того решения патриотической темы легкой музычкой, особенно в западных танцевальных ритмах! Грешат иногда и поэты в погоне за доходчивостью неправомерным перене­сением лексики лирико-интимной в совсем другую область. Так можно в «утеплении» далеко зайти.

Пожалуй, мои взгляды на сегодняш­нее состояние нашей песни могут пока­заться чересчур мрачными. Но мне хо­телось бы передать молодым компози­торам, музыкантам, певцам часть свое­го беспокойства. Берегите традиции. Ища новое, не отмахивайтесь от прош­лого. Не идите на поводу у поющей пуб­лики — ведите ее за собой. Творчество — это и борьба за вкусы. Это очень сейчас нужно, ибо у значительной части моло­дежи понизилась требовательность, по­шатнулся вкус. Это произошло потому, что встреча с музыкой в том возрасте, когда она должна была случиться, не случилась. (Благоприятнейшей порой для музыкального воспитания, для за­кладывания основ такой авторитет, как Леопольд Стоковский, считал возраст от 8 до 12 лет.) Преподавание пения, в ча­стности, и эстетическое воспитание вооб­ще в наших школах еще в весьма неза­видном состоянии. Но это уже совсем другая тема, я много над ней думаю и практически принимаю посильное уча­стие в этом общем для нас деле.

Закончить хочу признанием: нет ни­чего прекрасней нашей доли — доли советского художника. Муки творчества, горечь неудач — все забывается, а ра­дость остается.

...Двадцать пять лет назад мы с поэ­том Сергеем Алымовым во фронтовой машине примчались в сожженный, но уже освобожденный Орел. Мы приехали к воинам и написали по просьбе командования песню о подвиге 129-й ди­визии, которой только что присвоили звание Орловской, разучили ее сперва с запевалами, а затем с несколькими ротами автоматчиков. Потом произошло незабываемое: бойцы построились и опять пошли на передовую, взяв на вооружение и нашу походную. Уходя, они пели, и хор их голосов становился все тише, удаляясь. Я сказал Алымову:

— Сережа, уходит наша песня-то!
— Да, — вздохнул он. — Теперь уже не мы ее хозяева.

И счастливо улыбнулся.


Журнал Советская эстрада и цирк. Ноябрь 1968 г.

оставить комментарий