Песни приходят к людям
Никто так остро не нуждается в песне, как молодежь. Юноши и девушки нашей страны едут на стройки, на целину и поют о счастье трудных дорог, о романтике первооткрытий; идут, печатая шаг, на физкультурный парад — и поют о молодой силе мускулов, о свежести ветра, об упругом трепетании флага над головой.
АНАТОЛИЙ НОВИКОВ, композитор, лауреат Государственной премии
Парень впервые замечает юную красоту подруги — и опять нужна песня, потому что «трудно высказать и не высказать все, что на сердце...» Композиторы не зря считают мерилом успеха своих произведений популярность их у молодежи, с волнением ждут, подхватит ли молодежь новую песню. Я бы,, сказал, что среди всех возрастов в общем человечьем многоголосом хоре молодежь — запевала. Свою первую в жизни песню я написал тридцать четыре года назад. Она называлась «Марш красных мотористов» и была посвящена проходившему тогда в стране техническому перевооружению армии. Это было событие огромной важности — армия пересаживалась с коней на танки, автомашины, самолеты. Я наблюдал учение курсантов в Хамовниках. Можно сказать, что на моих глазах рождались новые военные профессии; я не мог не откликнуться песней.
В песне, даже самой отвлеченно-лирической, отражается время. Вот почему так трудно поддаются модернизации старые, известные вещи. Они созданы, как созданы, первоначальное от рождения состояние есть юс естественное состояние, а все прочие метаморфозы всегда выглядят насильственно. Мне лично глубоко несимпатичны попытки «осовременивания» произведений, которые для всех нас — история, эпоха, память сердца. Восторгов по поводу того, что «Смело, товарищи, в ногу» певец исполняет, повышая с каждым куплетом тональность, я, как и многие мои собратья-композиторы, совсем не разделяю. И как бывает приятно узнать, что и молодежь наша думает так же. Я имею в виду письма в редакции газет, выражающие большие сомнения в целесообразности таких «обработок». Студентка Ленинградского университета, например, вступилась в «Известиях» за «Вечер на рейде», изломанный новаторскими ритмами.
Сколько бы ни было поклонников у джаза, он не насытит всех. Нужны песни хорошие и разные. Это аксиома. Но на практике — разных мало, больше похожих. Борьба за оригинальную мелодию как-то перестает быть первой целью композитора. Меня это огорчает. Вслушайтесь в то, что звучит по радио и телевидению. Сколько существует редакций, самых различных, и каждая считает себя вправе для какой-то своей передачи заказать, а потом и выпустить в эфир песню. Ни такого большого числа квалифицированных музыкальных редакторов, ни даже такого числа композиторов в полном смысле этого слова найтись не может, просто физически это невозможно. Потому нередко цветет пышным цветом дилетантизм.
Потому-то из мощного потока, каким льются на слушателя мелодии, почти ничего не остается в памяти. По музыкальному языку песни эти очень часто чрезвычайно серы, стерты, неоригинальны, а по тексту и того хуже — совершеннейшая легковесность, безделушки. И почему считается, что именно такие нужны молодежи? Я, да и не я один, разумеется, о ней гораздо более высокого мнения. Давно известно, что она, молодежь, у нас разная. Стал хрестоматийным факт, что Дунаевский и Лебедев-Кумач сочиняли свою классическую «Широка страна моя» полгода и остановились на тридцать шестом (!) варианте. Позволю себе сослаться и на собственный опыт. Пусть не покажется нескромностью, если скажу, что «Гимн демократической молодежи» я писал в таких же муках, в таком же поту. Ответственность-то какая — можно ли иначе?!
К слову сказать, когда я писал этот гимн, было мне 52 года. И представляете себе разочарование некоторых девушек, которые начали было присылать мне письма с просьбой познакомиться, обменяться фотокарточками! Но если без шуток, то я считаю, что молодежную песню совсем не обязательно должен создавать молодой по возрасту человек. В шестнадцать лет, как правило, композиторов не бывает. Одаренные люди — да! Самородки — да! Но знания, опыт, мастерство — все это приходит с годами, с учебой. А об учебе, бывает, отзываются пренебрежительно, с легкостью необычайной. «Мы консервато-риев не кончали», — кичится иной бард, считая, что раз он с гитарой, то дело в шляпе.
А мы, представьте, кончали! От станка и от сохи шли в консерватории, недоедая и недосыпая кончали! Помню, как Рейнгольд Морицевич Глиэр, уже взяв меня в свой класс заочно по сочинениям, впервые увидел меня лично. Поглядел на грубые мои руки и с ужасом спросил: «Что же мы с вами у рояля делать будем?» Все приходилось начинать с азов. А годы какие были — ни хлеба, ни махорки, ни пшена вдоволь. Музыкой согревались, песней подбадривали и себя и ровесников.
Несколько раз за последние годы общественное мнение поднимало голос против явно неоправданного преобладания минора в наших песнях. Я от всей души присоединяюсь к этому голосу. Конечно, человек — существо сложное, ему ведомы самые разные изменения душевного настроя: он и погрустит и о несбывшемся задумается — всякое бывает. Но включишь иной раз приемник, а там герой так страдает, словно ему ногу отпилили. Вслушаешься — да нет, все у него в порядке, просто дождик с утра, оказывается. Или поехал герой на стройку. Сам. добровольно, с друзьями. А песня про него иной раз такая звучит, будто одного его в тайге бросили, без топора, спичек и пищи. После такого «Замерзал ямщик» и то бодрой покажется.
Советская песня, становясь на ноги, вбирала в себя все лучшее, что было создано народом. Хочу напомнить молодым композиторам, что среди многочисленных течений, которые всегда были и будут, надо находить самую чистую, самую нужную людям струю, уходить от мутной. А критикам надо бы построже подходить к творчеству эстрадных авторов и исполнителей — ведь аудитория у них самая массовая, — почаще и поглубже анализировать их творчество, советовать, поправлять.
Я думаю, что критика должна бы уже давно обратить внимание на ослабление, если не сказать — уход от гражданских мотивов в песнях, особенно в тех, что воспевают сегодняшний день. Интересные песни пишутся о прошедшей войне, о судьбах мира, но этих песен очень мало. Да и артисты, мне кажется, не всегда доносят их должным образом. Например, когда Лариса Мондрус поет мои «Эх, дороги!» с цыганским надрывом, со слезой, мне как-то не по себе делается, хочется сказать ей: «Пойте что-нибудь другое, более близкое вашему дарованию».
В наших кругах распространено мнение, что, мол, гражданственные песни должны быть сейчас менее торжественными, более личными. Родился даже термин «утепление». Разумеется, времена меняются, но гимн есть гимн, а вальс есть вальс. И поэтому я возражаю против того решения патриотической темы легкой музычкой, особенно в западных танцевальных ритмах! Грешат иногда и поэты в погоне за доходчивостью неправомерным перенесением лексики лирико-интимной в совсем другую область. Так можно в «утеплении» далеко зайти.
Пожалуй, мои взгляды на сегодняшнее состояние нашей песни могут показаться чересчур мрачными. Но мне хотелось бы передать молодым композиторам, музыкантам, певцам часть своего беспокойства. Берегите традиции. Ища новое, не отмахивайтесь от прошлого. Не идите на поводу у поющей публики — ведите ее за собой. Творчество — это и борьба за вкусы. Это очень сейчас нужно, ибо у значительной части молодежи понизилась требовательность, пошатнулся вкус. Это произошло потому, что встреча с музыкой в том возрасте, когда она должна была случиться, не случилась. (Благоприятнейшей порой для музыкального воспитания, для закладывания основ такой авторитет, как Леопольд Стоковский, считал возраст от 8 до 12 лет.) Преподавание пения, в частности, и эстетическое воспитание вообще в наших школах еще в весьма незавидном состоянии. Но это уже совсем другая тема, я много над ней думаю и практически принимаю посильное участие в этом общем для нас деле.
Закончить хочу признанием: нет ничего прекрасней нашей доли — доли советского художника. Муки творчества, горечь неудач — все забывается, а радость остается.
...Двадцать пять лет назад мы с поэтом Сергеем Алымовым во фронтовой машине примчались в сожженный, но уже освобожденный Орел. Мы приехали к воинам и написали по просьбе командования песню о подвиге 129-й дивизии, которой только что присвоили звание Орловской, разучили ее сперва с запевалами, а затем с несколькими ротами автоматчиков. Потом произошло незабываемое: бойцы построились и опять пошли на передовую, взяв на вооружение и нашу походную. Уходя, они пели, и хор их голосов становился все тише, удаляясь. Я сказал Алымову:
— Сережа, уходит наша песня-то!
— Да, — вздохнул он. — Теперь уже не мы ее хозяева.
И счастливо улыбнулся.
Журнал Советская эстрада и цирк. Ноябрь 1968 г.
оставить комментарий