Песни странствий

Что сейчас поет молодежь? Лет десять назад ответить на этот вопрос было довольно легко: попу­лярные песни, создаваемые профес­сиональными композиторами и по­этами, «шли в массы» с киноэкрана, с эстрады, из радио и телепередач.

Ныне положение осложнилось. В последние годы наблюдается бур­ное развитие самодеятельного, фольклорного песнетворчества. Мо­лодежь словно охвачена какой-то неуемной жаждой сочинительства. Ни один студенческий коллектив, ни од­на туристская группа, ни одна экспе­диция не обходится без «своей собственной» песни: походной, застольной, лирической или юмористиче­ской. И песен таких много — сотни и даже тысячи. Какие же темы преобладают в творчестве самодеятельных песенни­ков, какие настроения и чувства по­лучают у них наиболее полное и яр­кое   выражение?

Самое «мощное» и массовое на­правление в непрофессиональном музыкально-поэтическом творчестве составляет обширная группа песен, которые можно условно назвать пес­нями странствий. Такое определение не связано с каким-либо жестким сюжетно-тематическим признаком: в эту группу входят песни геологов, по­лярников, альпинистов, мореходов, туристов — всех тех, кто по складу своего характера, по профессии принадлежит к путешествующим, про­кладывающим новые пути, обживающим пустынные районы вдалеке от родных краев... Это песни романти­ков — сильных, мужественных, влюб­ленных в свое дело людей, находя­щих время и для веселой шутки и для задумчивого воспоминания.

Художественные достоинства таких произведений оставляют подчас же­лать много лучшего: обилие общих мест и примелькавшихся оборотов, элементарные ошибки композиции, отсутствие исполнительских навы­ков — вот основные упреки, разда­вавшиеся и все еще раздающиеся в адрес самодеятельных песенников со стороны ценителей поэтического и вокального искусства. Но чем же тогда объяснить силь­ное увлечение молодежи этой ветвью современного фольклора? Неужели только неразвитостью вкуса? Разу­меется, нет. Критик Ю. Андреев в статье, опуб­ликованной в журнале «Октябрь», за­мечает, что «профессиональные пе­сенники на определенном этапе не смогли в достаточной мере выразить настроения и чувства молодежи». Ему вторит в «Литературной газете» А. Островский: «Очевидно, мы, ком­позиторы, иногда пропускаем темы, которые волнуют молодежь».

Это, пожалуй, основные причины, вызвавшие стремление юношества создавать  именно свои  песни. Но есть и еще один важный мо­мент. Поэт Лев Ошанин справедливо заметил в статье «Рождение песни», что часто песни высокопрофессио­нальных поэтов и композиторов бы­вают холодны и неудачны.

А этого ведь никак не скажешь о самодеятельных песнях. Их авторов крайне редко можно упрекнуть и в холодности и незаинтересованности избранной темой. Наиболее талантливые из них не стремятся копировать стиль и форму песен, исполняемых с концертной эс­трады. В большинстве случаев они идут своим собственным путем, не чуждаясь возврата к старым, неза­служенно забытым формам, изобре­тая и подхватывая то новое, что спо­собствует наиболее полному вопло­щению их замыслов. Бросается в глаза также и то, что для нынешнего состояния песенного фольклора характерен перевес поэ­тического творчества над музыкаль­ным. Сегодня на один и тот же мо­тив или на несколько простейших ва­риаций одной мелодии сочиняются десятки песен, весьма различных по своему содержанию. В этом смысле самодеятельные песенники, как пра­вило, уступают своим собратьям — профессионалам.

Можно ли объяснить это одним лишь недостатком или односторон­ностью их дарования? Думается, что любой категорический ответ был бы в данном случае  неуместен  и  даже неверен. Такие популярные авторы-исполнители, как А. Городницкий, Ю. Ким, А. Якушева, Ю. Визбор и многие другие, обладают развитым музыкальным чутьем, легко находят верную интонацию, массу мелодических и ритмических нюансов, оживля­ющих самую неприхотливую попевку. Корни явления лежат значительно глубже. По-видимому, мы сталкива­емся здесь с попыткой как-то ком­пенсировать недостаточное внимание, а порой даже пренебрежение к поэ­тическому содержанию и качеству текста, что часто накладывало свой отпечаток на многие эстрадные пес­ни 40-х и 50-х годов.

Теперь наблюдается обратная кар­тина. Тексты лучших самодеятельных песен обладают определенной поэти­ческой ценностью, не зависящей от сопровождающей их музыки. Разу­меется, как первое, так и второе утверждение нельзя понимать букваль­но: речь идет о преимущественном преобладании одной или другой об­щей тенденции. Большинству пе­сен сегодняшнего дня свойственна ярко выраженная сюжетность, при­стальное внимание к поэтической де­тали, точность и достоверность вос­создания облика конкретной дейст­вительности.

Гордость своей профессией, горя­чая приверженность любимому делу является одной из самых существен­ных черт самодеятельных песен. Мо­жно смело утверждать, что именно они подсказали в последние годы на­шим поэтам и композиторам форму и стиль их песен, окрашенных теми или иными «производственными» то­нами. Еще лет десять-пятнадцать на­зад подобные произведения созда­вались при самых отвлеченных и расплывчатых характеристиках профес­сиональной принадлежности героев. Теперь мы слушаем, например, «Тек­стильный городок» Я. Френкеля на слова М. Танича и видим, что его «производственный» колорит не толь­ко в заголовке, он подтверждается всем образным строем, конкретным содержанием песни. С представлением о высоком до­стоинстве труда  неразрывно связан мотив коллективной взаимопомощи, поддержки, прочного братства лю­дей, подчас даже не знакомых друг с другом, но объединенных общ­ностью своего дела и целей.

Случается, что какой-нибудь не­приметный, ничем не прославленный уголок окраины нашей Родины ста­новится таким милым и близким, что уже никакие последующие впечатле­ния и встречи не могут заслонить па­мять о нем. Молодой учитель Юрий Ким несколько лет жил и работал в небольшом камчатском поселке с не­сколько необычным названием «Анапка». Ким сочинил немало веселых песен о бравых кавалергардах, об от­чаянных пиратах и о вольном и без­заботном племени туристов. Подав­ляющее большинство его песен по­строено как юмористическая стили­зация, иногда остроумное и едкое пародирование достаточно известных или избитых тем. Но нужно слышать, с какой проникновенной нежностью и лиричностью он поет о своей «Анапочке»:

«Есть Москва, Ленинград и Калуга,
И   смоленские   есть   леса,
А в Анапке — ни травки, ни луга,
Лишь бесплодная эта коса.
Но зато над Анапкою светит луна —
И нигде так не светит она.
Но зато над Анапкою бьется прибой —
И нигде так не бьется другой...»

Но как бы ни было дорого какое-нибудь одно место, как ни сильны узы привычки и нежной привязанно­сти к нему, в сердце путника живет непреодолимая тяга к новым стран­ствиям и открытиям. Порой ожида­ние и радость встреч окрашиваются горечью расставаний, чистой грустью о родине.

«Над Канадой, над Канадой
Солнце  низкое  садится.
Мне уснуть давно бы надо,
Только что-то мне не спится.
Над Канадой небо синее,
Меж берез дожди косые,
Хоть похоже на Россию,
Только все же не Россия...»

Эти строки принадлежат Алексан­дру Городницкому — ленинградско­му геофизику, объездившему полми­ра и сложившему немало хороших песен о тружениках Заполярья, мо­реходах, об отважных разведчиках и первооткрывателях далеких земель. Некоторым произведениям Городницкого удивительно повезло: они стали по-настоящему народными, множество людей в самых различных концах нашей страны считают их частью местного фольклора — на­столько органично влились они в жизнь   этих   мест.

В практике самодеятельного пе­сенного творчества подобные слу­чаи происходят довольно часто. Вот один из наиболее примечательных. Несколько лет назад в постанов­ке пьесы А. Штейна «Океан» прозву­чала «эмигрантская» песня «Синие рельсы». Драматург не сочинил эту песню, он услышал ее от самодея­тельных исполнителей и вставил без всяких изменений в текст пьесы. Лишь спустя некоторое время стало известно, что слова и мелодия «Си­них рельс» принадлежат Михаилу Анчарову.

«Я написал эту песню в 1943 году для   десантников, — рассказывает М. Анчаров, — наверное, кто-нибудь из солдат занес ее потом в Маньч­журию, и она стала там своей. Во всяком случае, бывшие русские эми­гранты, стремившиеся вернуться об­ратно на Родину, уже выучили ее к тому времени как им выдали совет­ские паспорта. Садясь в вагоны, они пели:

«Быстро, быстро донельзя
Дни пройдут, как один,
Лягут синие  рельсы
От Москвы на Чуньцин.
И границу в ночи я
Перечувствую   вновь,
За которой Россия,
За которой любовь».

Эти песни, рожденные подъемом современного непрофессионального творчества, показывают, что настоя­щий патриотизм, высокий гражданственный пафос отнюдь не требуют для своего выражения обязательной помпезности, фанфарных кликов и «бряцания словес», как верно заме­тил поэт Лев Ошанин. В этом и обая­ние и нравственная сила подобных песен.

Самодеятельные авторы обраща­ются чаще всего к самым обычным жизненным ситуациям, к разговорной лексике, к привычным бытовым ин­тонациям. В этом кроется причина их популярности. Но сам по себе этот факт еще не  служит  мерилом эстетической ценности. Стремление к простоте и доходчивости оборачи­вается подчас нарочитым упрощени­ем, вульгаризацией музыкально-по­этического материала. Песня теряет свою индивидуальность, обезличи­вается, становится чем-то вроде бу­мажного стаканчика, который очень удобен для одноразового использо­вания, а потом выбрасывается. Характерную смесь назойливых штампов и полное безразличие к дальнейшей судьбе произведения де­монстрирует припев одной из таких песен:

«Песенка эта — твой друг и попутчик,
Вместе с друзьями ее напевай.
Если она почему-то (?) наскучит,
Песенку эту другим передай».

Вряд ли любители песни поблаго­дарят автора за этот совет. Такое поверхностное, безответственное по су­ти своей отношение к целям и са­мому процессу песнетворчества мо­жет угрожать девальвацией жанра в целом. Как же избежать этого? Ведь пе­сни такого сорта растут буквально как грибы и сочинять их может дей­ствительно почти каждый. Пусть срок их жизни исчисляется днями или не­делями, в лучшем случае — одним сезоном, но их все-таки поют, поют многие и охотно. Почему? Да просто потому, что все эти десятки и сотни песен-мо­тыльков призваны заполнить своеоб­разный эмоциональный вакуум, воз­никающий из-за отсутствия настоящих песен-друзей,   песен-спутников.

А ведь хорошие песни существу­ют — в этом мы уже убедились. Но их еще мало, во всяком случае, их не так-то легко разыскать в необъ­ятном море посредственности. Ко­нечно, талантливых песен всегда бы­ло меньше, чем средних и совсем слабых. Однако в профессиональном искусстве существует строгий отбор, критический анализ произведений, представляемых на суд публики, при­лагаются усилия для популяризации лучших образцов. В сфере же фольк­лора слушатель предоставлен пол­ностью на волю случая: повезет ему — он услышит настоящую песню, подружится с ней, и она станет частицей его души, его труда и его радости. Не повезет — со всех сто­рон налетят на него примелькавшие­ся интонации и стертые рифмы, и замурлыкает он походя, не обращая внимания на бессмыслицу удобных, хорошо обкатанных слов:

«Пусть уносит песенку мою
Черный ветер в голубую даль.
Эту песенку не я пою —
Ее поет моя печаль...»

Настоящим песням нужна под­держка. Не вождение на помочах и не подсказки многочисленных добро­вольных учителей, но вдумчивый совет, помощь на пути к широкой ауди­тории. Сейчас много говорят о вы­ходе самодеятельных песен на эстра­ду. В этом деле есть свои трудности. Песня, родившаяся в дальней таеж­ной экспедиции, среди горных уще­лий или в открытом море, не получит своего естественного звучания, не вызовет должного отклика в сердцах слушателей, если ее исполнять в обычной «концертной» манере на фоне большого оркестра. Такие песни смогут занять на эст­раде заслуженное место только в том случае, когда вместе со слова­ми и мелодией удастся сохранить их характерный облик песни-рассказа, песни-сценки, песни-роли. Исполни­тель их обязательно должен быть не только певцом, но в какой-то мере и актером. Ведь в момент своего рождения все такие песни были неот­делимы от своего непосредственного окружения, они составляли не искус­ство, а часть реальной жизни, повсе­дневного быта  своих  создателей.

Совершенно очевидно, что далеко не все, по той или иной причине интересное и близкое какой-то группе людей, способно заинтересовать широкие массы слушателей и стать ма­териалом для полноценного произве­дения искусства. Прочное и всеоб­щее признание получают лишь те пе­сни, в которых простота выражения раскрывает благородство души и ге­роический характер нашего совре­менника, проявляющиеся не только в исключительных случаях, но и в по­вседневном трудовом созидании но­вой действительности. И такие произведения свидетель­ствуют о неуклонно возрастающем уровне общей культуры, о резком повышении требовательности к со­держанию и форме массовой пес­ни, об утверждении верных крите­риев хорошего вкуса в этой обла­сти. Они убеждают, что, несмотря на все недостатки, основное направле­ние здесь выбрано правильно.

Л. ПЕРЕВЕРЗЕВ, музыковед.

Журнал Советский цирк. Июль 1965 

оставить комментарий