По-ленински радостное

Мы вчитываемся и вдумываемся в ленинские оценки искусства. Мы знаем: никогда не привносил Ленин в свои высказывания об искусстве чего-либо нарочито вкусового, субъективистского.

И вместе с тем мы всякий раз заново убеждаемся, что его оценки столь же четко взвешены, сколь и глубоко эмоциональны. Кто из нас не помнит, как отозвался Владимир Ильич о модернистском искусстве, о подражателях художественной моды, господствующей на Западе, и их произведениях:

— Я не испытываю от них никакой радости.

В этих словах — весь Ленин, его под­ход к искусству, человечный и мудрый.

Творение художника должно нести людям радость. Иначе не выполнить ему своего призвания: объединять чувство, мысль и волю масс, подымать их, про­буждать в них художников и развивать их. Это знаменитое ленинское определе­ние содержит в себе как необходимое внутреннее условие способность подлин­ного искусства быть самым мощным на свете аккумулятором и передатчиком радости.

— Красивое нужно сохранить, взять его как образец, исходить из него, даже если оно «старое», — делился Владимир Ильич своими мыслями с Кларой Цеткин, страстно защищая идею преемст­венности прекрасного в искусстве и сар­кастически казня тогдашних   «ниспро­вергателей». — Почему нам нужно отво­рачиваться от истинно прекрасного, от­казываться от него как от исходного пункта для дальнейшего развития, толь­ко на том основании, что оно «старо»?

Наше счастье, что ленинская прони­цательность и твердость не дали разгуляться всяческим «ниспровергателям», которым казалось ужасно революцион­ным попирать ногами художественное наследие. Нет, не на пустом месте рождалась пролетарская культура, — она явилась на свет как законная наследница всего лучшего, что создало человечество. Ныне из почти уже полувековой да­ли видится наш, советский день рождения. Культура новой России выходит из революционной купели, и Владимир Ленин крестит нас железом и огнем декретов. Декрет о национализации Третьяков­ской галереи. Декрет о памятниках Республики. О запрещении вывоза за границу предметов искусства и старины. Декрет о национализации художествен­ной галереи Щукина, О переходе Петро­градской и Московской консерваторий в зедение Народного комиссариата просве­щения. Об объединении театрального дела (этот декрет относился также к эстраде и цирку). Об охране памятников природы, садов и парков...

Пролагатели новых путей, по-ленин­ски воспитанные, советские художники не склонны пренебречь «за давностью лет» наследием тех, чье мастерство пита­ло и поныне питает людей радостью: Пушкина и Бетховена, Праксителя и Рафаэля, трубадуров и скоморохов, Мольера и Щепкина, рунопевцев и кукольников, парижских певцов и русских цирковых артистов. Забудем ли мы о том, что в годы же­сточайших схваток с врагами Советской власти, в отчаянную пору голода, сыпня­ка, топливного кризиса, когда на Совнар­коме пришлось решать вопрос об отопле­нии Большого театра, Ленин мечтал и говорил об искусстве, какого достойны рабочие и крестьяне, — о великом ком­мунистическом искусстве!

И хотя возникновение и развитие та­кого искусства обусловлено исторически и его жизнеутверждающая сила своими корнями уходит в народную толщу, в идеи освободительного движения проле­тариата, — учение о новом искусстве и само оно отразили в себе весь облик Ленина, как глубокие воды отражают мощный блеск солнца. Называть советское искусство ленин­ским мы вправе также и потому, что оно искрится его неистребимым оптимизмом. Ленин — воплощение радости жизни, радости труднейшей, упорнейшей борьбы за счастье человечества. Горький удиви­тельно метко говорил о нем: «он весь светился радостью, великое дитя окаян­ного мира сего...» «Я не встречала более жизнерадостных людей, чем Ленин, — свидетельствует одна из старейших большевичек Мария Эссен, хорошо знав­шая, в каких нечеловечески трудных условиях протекала титаническая дея­тельность вождя русского и междуна­родного революционного движения, осно­вателя Коммунистической партии и Со­ветского государства. — Его способность смеяться всякой шутке, умение исполь­зовать свободный час и находить повод для веселья и радости были неисчер­паемы».

Громкий, заливчатый смех Ильича то и дело доносился в приемную из его кремлевского кабинета. «Он работал ве­село», — вспоминает секретарь Ленина Л. А. Фотиева, отмечая при этом, что смех звучал и на заседаниях Совнарко­ма и что в товарищеском кругу он не был обиден для того, над кем смея­лись. — «Это был смех человека, обла­давшего кипучей энергией и избытком жизненных сил. Этот избыток сил пере­давался другим, и все около него жили ярко, радостно, празднично». Но вот речь заходит о бюрократах и самодурах, о соглашателях и империали­стах, и смех Ленина становится бичую­щим. Над глупостью, косностью, жадно­стью, коварством Ильич смеется гневно.

Мы, его дети, наследники его мысли и дела, воины его революционной армии с любовью всматриваемся снова и сно­ва в его фотографии, в ленты кинохроники. Вот они, дорогие всем нам чер­ты — вот улыбкой тронутые губы Ильи­ча, вот мудрая лукавинка в его глазах... Он любил шутку, образное, меткое слово, с ранних лет и до конца жизни любил песню. О родной Волге вспоми­нал:

— Мы в детстве с Сашей, с братом, уезжали на лодке, далеко, очень далеко уезжали... и над рекой, бывало, стелется неизвестно откуда песня... И песня же у нас в России!

Н. К. Крупская рассказывает, как в Париже Ильич охотно ходил в разные кафе и пригородные театры слушать ре­волюционных шансонье, любимцев рабо­чих кварталов. Особенно нравился ему Монтегюс, сын коммунара. Недавно опубликованные воспомина­ния современника позволяют нам близко всмотреться в лицо Ильича, слушающего Монтегюса. В середине 1910 года в Пари­же, при поддержке Ленина, возник «Ра­бочий клуб». Устраивая вечера самоде­ятельности, приглашали и певцов с Мон­мартра. Самым желанным гостем был Монтегюс. Ленин совершенно преобра­жался, когда начинались выступления знаменитого певца рабочих окраин и его спутников. Глаза его как-то особенно блестели, он широко улыбался и, чтобы ничего не упустить из слов певца или декламатора, приставлял ладонь к уху. Политические остроты по адресу париж­ских властей и профсоюзных заправил вызывали у него веселый смех.

Артисты советской эстрады и цирка несут зрителям заряд бодрости, жизнелюбия, воли к борьбе и труду. Как и все мастера нашей художественной культу­ры, они сберегают в своем искусстве революционный дух, ищущий и творя­щий, и, показывая зрителям свои наход­ки и свершения, одаривают их радостью. Невозможные в годы блокады моло­дого Советского государства зарубеж­ные гастроли наших артистов стали теперь привычнейшим явлением. Но привычность не должна обернуться ту­склостью, стертостью, и мы вправе гор­диться, что зарубежные зрители всегда видят в благородстве и оптимизме на­ших цирковых и эстрадных программ благородство и оптимизм советского на­рода. Земной шар облетела бодрая, мужест­венная, простая, как стук сердца, наша песня. Ее узнали и полюбили миллионы людей.

— И песня же у вас, в Советской Рос­сии! — говорят наши зарубежные друзья.

Советский композитор становится за дирижерский пульт в зале столицы ино­странного государства и начинает автор­ский концерт. Легко, стремительно вы­бегает на подмостки танцевальный ан­самбль. Готовятся к своему номеру акробаты... Как ни сложна программа, как ни труден каждый подготовленный к зарубежному показу номер, артист — полпред советского искусства и советско­го народа — светел душой. Он знает: его мастерство, дышащее народностью и высокой идейностью, подымет чувства новых зрителей, объединит их в едином порыве симпатий к СССР. Так выступает наше, на ленинской почве взращенное искусство пропаганди­стом передовой идеологии и морали, вос­питателем  оптимизма и воли к преобразованию действительности уже не только в пределах Родины — на всех ма­териках!

Радость прет.
Не для вас
уделить ли нам?!
Жизнь прекрасна
и
удивительна.

При помощи искусства мы делимся радостью с людьми, и прежде всего с людьми труда в любой стране мира. Быть может, ни в какую другую эпо­ху не была так остра борьба за умы и сердца людей. Идеологи капитализма на­гнетают страхи, разоружают людскую волю, пытаются любыми средствами на­саждать звериные нравы и инстинкты. Но этому наступлению оголтелого мрако­бесия противостоят политика и идеоло­гия стран социалистического содружест­ва, боевой дух рабочего класса и комму­нистических партий капиталистических стран.

Убежденность в неминуемом торжест­ве высших человеческих идеалов, исто­рический оптимизм — оружие громад­ной силы, и это — наше оружие! В самой действительности, в кипении борьбы жизнеутверждающих сил социализма и мира против черных сил реакции и вой­ны черпает социалистическое искусство свои темы и образы, пафос утверждения и пафос отрицания. В эти дни внимание всего человечест­ва приковано к событию огромной важ­ности— XXIII съезду Коммунистической партии Советского Союза, Все честные люди радуются ныне итогам съезда, как радовались они замечательным пред­съездовским свершениям советского на­рода, среди которых был первый в исто­рии «лунный репортаж» станции «Луна-9».

То, что обсудил и решил съезд ленин­ской партии — новый источник вдохно­вения для нашего народа, для мастеров его духовной культуры. Как солнечный луч пронизывает ли­ству, так ленинский мудрый оптимизм пронизывает советское искусство — бое­вое, партийное, искусство жизненной правды и преданности коммунизму. Донести до людей и малую искорку радости, излучаемой советским искусст­вом, почетно для любого артиста эстра­ды и цирка. И стоит ради этого трудить­ся поистине неустанно!

В том-то и особенность художествен­ного мастерства, что оно, вобрав в себя громадные и долгие усилия, не позволяет им выйти наружу. Конферанс не содер­жит «наклеек» на объявляемые номера в виде сведений о том, какого труда стоил каждый номер... Напротив, удиви­тельная легкость и непринужденность венчают мастерство, добытое месяцами, а то и годами настойчивых усилий. Это особенно справедливо по отношению к цирковому и эстрадному искусству, где долгий труд и неустанный тренаж раз­ряжаются короткой вспышкой радости для зрителя. Но в этом именно отрада и для са­мого артиста! Быть трубачом и барабанщиком в миллионных колоннах, запева­лой на их многотрудном пути в будущее, по-ленински служить народу-бор­цу, народу-созидателю, — нет радости выше! «Апассионата».
 

Журнал Советский цирк. Апрель 1966 г.

оставить комментарий