Поэт и эстрада
Мне часто приходится читать статьи, в которых серьезные и уважаемые мною люди иронизируют над эстрадными выступлениями поэтов.
Введен в обиход новый термин, еще не попавший в «Поэтический словарь» А. Квятковского, — «эстрадная поэзия». Определяется им стихотворная продукция третьего сорта, поверхностная, облегченная, приспособленная для некоего средневзвешенного слушателя, жаждущего стихов и зрелищ. Нет дыма без огня. Предполагаемый неквалифицированный-слушатель действительно существует. Он живуч, он не прочь диктовать свои требования поэтической эстраде, хоть и нет в его руках никаких мер поощрения и взыскания, кроме аплодисментов и записочек на сцену. Но зачем же выставлять большой отряд поэтов, не пренебрегающих эстрадой, в виде угодников, идущих на поводу у худшей части зала? Зачем вообще исходить из того положения, что зал ведет поэта, а не поэт ведет зал?
В нынешнем активе выступающих с эстрады поэтов — в основном представители двух поколений: военного и послевоенного. Что касается первого из них, то тут подозрения в намеренной приспособляемости особенно несостоятельны. Трудно поверить, что ради мимолетного успеха люди с долгим творческим становлением, с «пороховыми погребами» воспоминаний заговорят не своим голосом, начнут выделывать неотразимые «па», когда ноги привыкли к строевому шагу. Что же до нашего поколения поэтов, поколения тридцатилетних, это разговор особый.
Многие из нас начали выступать с эстрады еще до выхода первой книги стихов. Объясняется это, конечно, не чрезвычайными нашими талантами, а счастливым совпадением жадного до правды времени, юношеской честности восприятия. Правильно или неправильно ориентировала нас эстрада в самом начале поэтического пути? Не знаю. Не могу дать на этот вопрос безоговорочного ответа. Мы читали стихи перед своим же братом студентом, перед рабочими, перед научными сотрудниками. У большинства из нас на счету по несколько сот выступлений.
Конечно, мы получали за стихи аплодисменты, порой преувеличенные, порой обидно неуверенные. Получали мы и записки, которые нередко разочаровывали. Положим, настойчиво просили прочитать какое-нибудь шуточное стихотворение, написанное между делом, проходное. Но кроме аплодисментов и записок мы получали то, что неизмеримо ценнее: общение с людьми, нашими современниками, нашими единомышленниками. Нам задавали вопросы, нам подсказывали ответы, нас подбадривали, подтягивали, обещали интерес и понимание в будущем. В этом смысле астрада была для нас, если угодно, Временем в миниатюре. Она формировала личность, ибо никто из нас еще не был отлит в постоянную форму.
Теперь приходит время отдачи. Принесем ли мы на эстраду то, что успело созреть в глубине, что нам внутренне необходимо, или превратим поэтические встречи в развлекательные «вечера отдыха» — дело совести, воли и способностей каждого. Интересные вечера поэзии, проходившие в последнее время в Москве в Политехническом, в Библиотеке имени Ленина и в других местах, по-моему, стремились отвечать первому требованию. Разумеется, желательно, чтобы эстрадная известность того или иного поэта подкреплялась его литературной известностью, чтобы устные выступления не вытесняли поэтических публикаций. Но такого рода равновесие — капризная штука. Учитывая затянутые сроки выхода книг и даже стихов в периодике, приходится признать, что эстрада наиболее мобильная форма общения поэта с читателем, и пренебрегать ею не следует.
«Да, но у эстрады свои законы», — предостерегают поэтов ее противники. Возможно. У многих из нас есть стихи, которые мы не читаем или очень редко читаем с эстрады, так как с голоса они «не идут», лучше воспринимаются зрительно. Но в этом я большой беды не вижу. Далее: для поэта, выступающего с чтением своих стихов, необходима хотя бы элементарная культура декламации. Кстати, в этом отношении мы предоставлены самим себе. «Глотаем» мы слова или «не глотаем», «воем» или «не воем» — это уж как кому удается. И, наконец, последнее: в жизни любого поэта может наступить момент, когда эстрада начнет тормозить его или даже тянуть назад. Вернее, ему будет казаться, что это так, потому что творческое торможение редко приходит извне. Что ж, поэт и эстрада — союз абсолютно добровольный...
Меня, признаться, удивили в свое время известные стихи Константина Ваншенкина: «В поэзии — пора эстрады, ее ликующий парад. Вы, может, этому и рады, я вовсе этому не рад». Удивили не программным выводом — поэт волен иметь на этот счет свое мнение, — а ставкой на некое поэтическое ничтожество, на основании которого этот вывод делается:
«Поэт для вящего эффекта
Молчит с минуту (зал притих),
И вроде беглого конспекта
Звучит эстрадный рыхлый стих.
Здесь незначительная доза
Самой поэзии нужна.
Но важен голос, жест и поза
Определенная важна».
Между прочим, и «незначительная доза самой поэзии» в сочетании со всем остальным — лишняя роскошь. Я видела на эстраде «парад» дарований иного измерения: Михаила Светлова, Арсения Тарковского, Ольгу Берггольц, Ярослава Смелякова, Давида Самойлова, Расула Гамзатова. И, ей-богу же, радовалась и этому «параду» и той особой горячности, с которой его принимали.
На эстраде МИХАИЛ СВЕТЛОВ, выступает БЕЛЛА АХМАДУЛИНА, читает РАСУЛ ГАМЗАТОВ
Почему-то принято думать, что якобы неразборчивая эстрада всегда травила все истинно большое в поэзии и восхищалась бог знает кем (Маяковский и Есенин — исключение). К примеру, Влок-де не пользовался успехом. И лично для меня было открытием то, что рассказывает о выступлениях Блока Лев Никулин: «У Блока был большой успех, почти триумф в дни его выступлений в Москве. Успех выражался не только в буре рукоплесканий и выкриках почитательниц поэта. Он долго не мог уйти с эстрады, читал охотно и много, читал все, что помнил наизусть. И в эти минуты интересно было смотреть на лица его слушателей — губы их шевелились, они беззвучно повторяли вместе с поэтом строфы его стихов, они знали их наизусть».
Знаменательна и необходима оговорка Никулина насчет рукоплесканий и выкриков. Все мы знаем, что аплодисменты, овации — ненадежная мера для определения истинного успеха поэта. Видимо, поэтому оглушительные хлопки не задерживаются в памяти выступающего. Ими нельзя продлить жизнь. Записанные на магнитофонную пленку, они звучат как техническая помеха, как посторонний шум. Самая скромная доля самокритичности не позволит поэту упиваться аплодисментами, если сам. он недоволен собой. Все-таки главный противовес преувеличенным опасностям эстрады в самом поэте, в том, насколько ответственно он относится к делу своей жизни.
Опыт моих друзей и мой собственный опыт заставляет, однако, признать, что некоторые эстрадные выступления ничего, кроме досады, поэту не приносят. Прошлой зимой, например, мне пришлось участвовать в новогоднем вечере, где моим стихам предстояло выдержать соперничество с эксцентриками, фокусником и конферансье. Естественно, что зрительному залу было не до моих стихов. И я ушла со сцены растроенная. Но это уже новый вопрос: об организации поэтических выступлений. Но подобные просветы в пропаганде поэзии не меняют общего благоприятного результата. Люди ждут хороших стихов, и поэты по мере своих сил стараются оправдать их ожидания. Ну а псевдопоэзия, облегченная, неглубокая, увы, существовала и существует. Непонятно только, почему ее окрестили «эстрадной». Правда, свойственное всякому псевдоискусству «текучее» свойство помогает ей проникать всюду, в том числе и на эстраду, где она предстает перед слишком снисходительной публикой. Но...
«Пока дурачит слух ее невежда,
пока никто не видит в этом зла,
мне остается смутная надежда,
что праздники случаются не зря.
Не зря слова поэтов осеняют...».
К этим точным стихам Беллы Ахмадулиной остается добавить немногое. Мне кажется, что вообще-то мнимой поэзии куда уютнее под ледерином, под супером. Оттуда ее труднее выветривать. Там не бывает опасных сквозняков, столь присущих зрительному залу, как всякому открытому человеческому вместилищу.
Тамара ЖИРМУНСКАЯ
Журнал Советский цирк. Декабрь 1967 г.
оставить комментарий