Поиски Лермонтовского фокусника
Запись в дневнике
Одним из персонажей романа «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова является фокусник. В дневнике Печорина имеется запись, датированная 15 июня:
«Вчера приехал сюда фокусник Апфельбаум. На дверях ресторации явилась длинная афишка, извещающая почтеннейшую публику о том, что вышеименованный удивительный фокусник, акробат, химик и оптик будет иметь честь дать великолепное представление сегодняшнего числа в восемь часов вечера, в зале благородного собрания (иначе — в ресторации); билеты по два рубля с полтиной. Все собираются идти смотреть удивительного фокусника...»
По этой записи и знаком нам фокусник Апфельбаум. Кроме этого, о нем ничего не известно.
«Удивительный фокусник» упомянут в художественном произведении, действующие лица которого выдуманы автором. Значит, выдуман и Апфельбаум?
Правда, среди специалистов-лермонтоведов существует мнение, что если главные герои романа являются обобщенными, собирательными образами, созданными Лермонтовым-художником, то за второстепенными действующими лицами нередко стоят реальные прототипы. Характеры и поступки их изображены автором с точностью, достаточной для того, чтобы современники узнали, например, в докторе Вернере реального доктора Майера. Многих лиц Лермонтов не только описал такими, какими они были в действительности, но даже сохранил их подлинные имена.
Справедливо ли то же самое по отношению к такому персонажу романа, как фокусник Апфельбаум? Реальная ли это личность?
Неудачные поиски
Установить, существовал ли фокусник Апфельбаум в действительности, оказывается делом далеко не легким.
Вы начинаете поиски с того, что еще раз просматриваете указатель имен в книге Е. М. Кузнецова «Цирк».
Апфельбаума там нет.
Затем вы внимательно знакомитесь с фондами всех городских библиотек. Книг и журналов переворачиваете, как говорится, гору; времени затрачиваете много, а результат все такой же неутешительный — Апфельбаум нигде даже не упоминается.
Посылаете письменный запрос в музей цирка в Ленинграде. Получаете ответ: «Никакими сведениями о фокуснике Апфельбауме музей цирка не располагает».
Невольно думаете: если даже в музее цирка нет никаких сведений об Апфельбауме, то ведь может статься, что это не настоящая фамилия фокусника. На всякий случай следует, пожалуй, все-таки съездить в цирковой музей.
Вот и Ленинград. Две недели вы ходите в музей цирка, как на службу, к девяти утра и уходите в конце рабочего дня. Вы тщательно просматриваете несколько картотек; толстенный альбом-коллекцию иллюстраций и портретов артистов цирка, неофициально именуемую «Цирковая библия»; десятки папок с афишами, программами, рекламными листовками; горы вырезок из журналов и газет.
Все оказывается напрасным! Нигде нет фамилии Апфельбаум, нет даже ни одной похожей.
Из музея цирка вы каждый вечер идете в Государственную Публичную библиотеку имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. Но и здесь ничего не удается найти.
Когда вы уходите в день отъезда из музея цирка, хранительница фондов Ольга Георгиевна Алексеева в утешение говорит, что у них очень много необработанного материала, что многое еще не расписано на карточки, но со временем эта работа будет сделана.
По Кисловодску и Пятигорску
Вернувшись из Ленинграда, вы перечитываете книгу Ираклия Андроникова «Лермонтов. Новые разыскания».
Привлекая новые материалы, автор убедительно доказывает, что в основе произведений Лермонтова лежит жизненный опыт самого поэта, его собственные переживания и наблюдения, окружавшая его русская действительность.
Читая это, вы невольно задумываетесь о том, что в «Герое нашего времени» место действия имеет, так сказать, свой точный адрес. При этом Лермонтов, как и в ряде других своих произведений, обогатил роман воспроизведением подлинных событий 1837 года, имевших место на Минеральных водах. Возможно, что выступление фокусника Апфельбаума в кисловодской ресторации — тоже подлинное событие.
Внимательно читая текст «длинной афишки», которая висела на дверях ресторации в Кисловодске, вы начинаете думать, что он, по всей вероятности, почти дословно списан Лермонтовым с афишки, которая на самом деле висела на кисловодской ресторации летом 1837 года.
В верности такого предположения окончательно убеждает лермонтовский черновик, в котором вместо «дать» написано «давать» и вместо «билеты по два рубля с полтиной» написано «билеты по 2 1/8 рубл.». Значит, в афишке говорилось не об одном представлении, а о нескольких, и стоимость билета была напечатана, как принято было, с дробью. Несколько похожих афиш вы видели в музее цирка, но на них стояли фамилии других фокусников.
Поскольку Апфельбаума, как видно, не существовало, то, возможно, Лермонтов видел другого какого-либо фокусника в Кисловодске или Пятигорске, запомнил или списал текст афишки, а фамилию артиста поставил произвольную.
В таком случае надо искать не артиста, а афишку. А где ее теперь, спустя сто двадцать лет, найдешь?
И все-таки, приехав в Кисловодск в 1958 году, вы разыскиваете местных старожилов: не знают ли, кто из местных краеведов и жителей увлекается искусством и собирает афиши, программы концертов и спектаклей, выступлений гастролеров?
В конце концов вам удается найти двух.
Представительная Нина Александровна говорит: «Моя мама, Олимпиада Михайловна, очень любила ходить на концерты и бережно сохраняла программки и афишки. Собирала она и программки тех концертов, которые вообще когда-либо были в Кисловодске. Только мамы нет уже в живых, а все ее бумажки куда-то делись во время войны».
.jpg) Титульный лист книги М. И. Пыляева «Старый Санкт-Петербург», изд. 1889 г.
Сухонький старичок Константин Степанович рассказывает: «Да-да, собирал и еще как настойчиво собирал: и программы; и афишки, и даже большие афиши. Много их накопилось, очень много: и новые, и старые, были очень старые, можно сказать, старинные, даже древнейшие. Только все это в войну погибло...».
Пока нашли этих двух коллекционеров, вы походили по Кисловодску немало. Побывали и около того места, где в прошлом столетии стояло здание ресторации, представили его себе таким, каким оно было во времена Лермонтова, и мысленным взором увидели у двери «длинную афишку», которую так и не удалось найти.
В Кисловодске вам делать больше, нечего. На электричке возвращаетесь в Пятигорск.
Профессор дает совет
По пути из Пятигорска на Волгу вы решаете заехать в город Орджоникидзе, чтобы повидаться с профессором Л. П. Семеновым, «патриархом советского лермонтоведения».
Профессор отдыхает в саду, в тени большого дерева. Узнав, что после длительных безрезультатных поисков вы вынуждены признать нелепость своей затеи, он говорит:
—Вы, как видно, не читали моей книжки «Лермонтов на Кавказе» или прочли ее недостаточно внимательно. Подождите минутку.
Он встал, принес из дома книгу в сером переплете и прочитал следующее: «В дневнике Печорина имеется упоминание о приезде на группу Минеральных вод фокусника Апфельбаума: «На дверях ресторации явилась длинная афишка...». Содержание этой афишки вам известно, и я читать его не буду. А вот дальше слушайте: «В той же статье Зеленецкого, — я имею в виду его статью «Кавказские Минеральные воды в 1852 году», — находим следующие любопытные строки, подтверждающие популярность такого рода развлечений на Минеральных водах в 30—70 годах: «В Пятигорске, кроме театра, бывают еще представления заезжих фокусников, акробатов, приезжает семья тирольцев, известная, бывшая в Сибири».
Заложив пальцем страницу, профессор заметил:
—Слова «фокусников, акробатов» я подчеркнул, считая, что это подтверждает историческую конкретность романа «Герой нашего времени». Ваше намерение найти фокусника — не погоня за химерой. Фокусник в романе, как мне думается, — реальное лицо.
Что же касается фамилии фокусника, то она может быть и иной.
Продолжайте свои поиски!
После такого совета профессора вы возвращаетесь домой с новым приливом сил, с твердым намерением еще энергичнее искать фокусника, названного Лермонтовым.
Гостинодворский завсегдатай
Поиски приводят вас в начале 1961 года в Государственный областной архив.
Ожидая, пока заведующая залом принесет указанные в заявке старые газеты, вы просматриваете книги, лежащие на общем столе. Среди них «Старый Санкт-Петербург» М. И. Пыляева. В этой книге примерно года полтора назад вы с интересом читали глазу, рассказывающую об искусстве в Петербурге.
И вот теперь, чтобы чем-то занять время ожидания, вы снова, уже от нечего делать, листаете эту книгу. На этот раз вы почему-то останавливаетесь на главе «История Гостиного двора», в которой, судя по пространному подзаголовку, описывался «образ жизни купцов в XVIII веке. — Оригиналы прежнего времени; майор Щегловский и бригадир Брызгалов. — Прогулки замечательных лиц и разных попрошаек по Гостиному двору...» и многое другое.
Не читая, а пробегая взглядом по страницам, перелистываете их.
Вдруг перед глазами промелькнуло: «Апфельбаум».
Да нет, это просто показалось, померещилось. Но вы снова черным по белому читаете: «Апфельбаум». Сомнений быть не может. Это не мираж. Однако, вероятно, простое совпадение, думаете вы, очевидно, однофамилец. Ведь очерк — о Гостином дворе, о торговцах, при чем же тут артист?
Читаете еще раз и убеждаетесь, что это не однофамилец: «...фокусник Апфельбаум». Вы готовы кричать: «Ура! Наконец-то нашелся!» Но здесь что-то явно не так: почему он попал в Гостиный двор?
Находите начало абзаца и читаете:
«Не мало в то время развлечения доставляла торговцам и публика, гулявшая по линиям Гостиного двора. Вероятно, теперь уже нет в живых гостинодворцев, которые бы помнили приезжавшего к Гостиному двору в карете цугом высокого мужчину в черном доломане с металлической мертвой головой на груди. Это был барон Жерамбо, гусар из полка наполеоновских гусаров смерти. По рассказам, он вел большую карточную игру, писал латинские стихи и был отчаянный бретер, загубивший не одну христианскую душу на дуэли. Возбуждала здесь тоже общее любопытство своею ловкостью фигура старого немца с длинными волосами на плечах; это был известный в свое время фокусник Апфельбаум, отмеченный Гоголем в одной из его повестей...»
Достаточно. Дальше говорится о других завсегдатаях Гостиного двора. Не веря глазам своим, вы перечитываете все, что говорится о «ловкой фигуре старого немца с длинными волосами на плечах».
Замечательная находка!
«Известный в свое время фокусник Апфельбаум» — это просто прекрасно!
Сатирик о фокуснике
.jpg) В книге М. И. Пыляева сказано, что Апфельбаум был отмечен Гоголем в одной из его повестей.
В памяти у вас об этом ничего не сохранилось. Перечитываете, прежде всего, петербургские повести Гоголя. Но, ни прямого упоминания об Апфельбауме, ни образа его, ни вообще фокусника там нет. Тогда перечитываете другие повести писателя. И там ничего нужного в данном случае нет. «Окапываетесь» в библиотеке и просматриваете примечания, комментарии во всех изданиях произведений Гоголя. Напряженная, утомительная работа, но и она не дает никаких результатов.
Апфельбаума в повести Гоголя нет.
— Зато он упоминается в одном из рассказов другого великого сатирика, Салтыкова-Щедрина, — подсказывает вам живущий в Ленинграде лермонтовед Виктор Андроникович Мануйлов, которому сообщили о находке.
Вы берете «Сатиры в прозе. Невинные рассказы» и читаете:
«И ты, дитя моего сердца! Ты, любострастный магик и чревовещатель Удар-Ерыгин! Ты, подсмотревший у Апфельбаума (даже не у Германна) несколько дешевых фокусов и удивлявший ими добродушных соотечественников во время артистических путешествий твоих по глуповским палестинам, — и ты повесил голову, и ты об чем-то задумался!.. И вот ты замышляешь какой-то новый неслыханный фокус, но — увы! — кроме глотания ножей, ничего изобрести не можешь, потому что и в этом искусстве ты не пошел дальше Апфельбаума, и в этом искусстве ты еще не научился давать представления без помощи стола, накрытого сукном, под которым сидит дедушка-Разбитной, сей нелицемерный холоп и блюдолиз всех Чебылкиных, Зубатовых и Удар-Ерыгиных, и подает тебе, по востребованию, жареных голубей... Тебе не воспрещается делать фокусы, но делай их без сукна, глотай шпаги начистоту!»
Как видно, Салтыков-Щедрин был достаточно хорошо посвящен в «технологию» фокусов, знал фокусника Германна, скорее всего Карла (1816—1896), который, как и его отец, Самуил Германн, не раз приезжал на гастроли в Россию. Кроме того, он, судя по всему, видел работу и фокусника Апфельбаума. Но когда?
Консультация у специалиста по Салтыкову-Щедрину профессора Е. И. Покусаева помогает установить, что едва ли это было в те годы, когда Салтыков учился в царскосельском лицее, а скорее всего — во время вторичного его проживания в Петербурге, то есть в период с 1856 по 1889 год.
.jpg) Страница из книги М. И. Пыляева «Старый Санкт-Петербург»
В таком случае понятно, что фокусы престарелого Апфельбаума уже не удовлетворяли требовательного зрителя. Салтыков-Щедрин, не раз в своих произведениях упоминавший фокусников, эквилибристов, канатоходцев, акробатов, как видно, хорошо знал цирковое искусство. Итак, фокусник Апфельбаум найден. Стало фактом, что он не вымышленное, а реально существовавшее лицо, современник Лермонтова.
Вам удалось получить представление даже о его внешности. Но этого недостаточно. Невольно хочется узнать хотя бы приблизительно, каким был репертуар «лермонтовского фокусника».
Фокусы Апфельбаума
Собственно говоря, некоторое представление о тех фокусах, которые делал Апфельбаум, вы уже имеете после чтения Салтыкова-Щедрина:
«...магик и чревовещатель... глотание ножей... стол, накрытый сукном, подает... по востребованию, жареных голубей... состряпал в шляпе яичницу... двугривенный, бывший в руке, превратился в апельсин... в полуимпериал... проглотил шпагу...» Однако этого крайне мало.
Помогает то, что в музее цирка за эти годы сильно пополнилась картотека, в которой появилась карточка: «Фокусник Апфельбаум. См. «С.-Петербургские ведомости», 1841 г., № 293».
Во Всесоюзной библиотеке имени В. И. Ленина в Москве вы берете этот номер газеты и в приложении к нему читаете в отделе «Частные известия» объявление или, как тогда писали, «уведомление»:
«Прибывший сюда известный физик и механик Апфельбаум... имеет честь известить почтеннейшую публику, что он в посту будет представлять свои очаровательные штуки на театре, а теперь есть ли кому угодно будет пригласить его в дом для домашнего представления, то можно адресоваться к нему в квартиру в Демутов трактир под № 30».
Тут же рассказывается о нескольких фокусах «между многими и бесчисленными», исполняемыми Апфельбаумом:
Вот один из них: «...магик предлагает одному из зрителей задумать карту, а другого зрителя просит взойти на сцену и говорит первому: «Вы задумали трефового короля». — «Точно так». Другому: «Трефовый король у вас за пазухой» — и сам обнаженной рукой вынул у него пятнадцать колод трефового короля из карманов, из-за галстука, отовсюду, и трефовые короли еще вылетали из платья этого зрителя, когда он сходил со сцены и даже когда выходил по окончании представления из театра».
О другом фокусе рассказано: «Потом магик выпросил у четырех кавалерийских офицеров по темляку, зарядил ими большую пушку, скомандовал: «Пли!» Выстрел раздался, и победоносный магик воскликнул: «Господа офицеры! Темляки ваши на своем месте». Офицеры подняли сабли увидели на них свои темляки».
Третий фокус описан следующим образом: «Наконец магик берет трое часов, кладет их в дамскую шляпку и накрывает ее картоном; после этого просит некоторых зрителей написать, где желают они, чтобы нашлись часы. Собрав записки, положил в стакан и поднес к зрителям для выбора одной из них. Вынутая записка гласила: «На фонаре подле Минина и Пожарского». «Там они и будут», — гордо сказал магик; выстрелил из пистолета в кабалистическую с числами доску, висевшую высоко посреди театра, и на ней повисла шляпка, но без часов, за которыми тотчас поехали многие зрители и привезли часы, найденные ими на означенном месте».
В заключение говорится: «Трудно исчислить все фокусы нового Пинетти, который едва бы не отдал сопернику преимущества перед собою в проворстве».
Познакомившись с тремя фокусами, которые входили в репертуар Апфельбаума, вы получаете определенное представление об артисте, а также его ассистентах, работавших в публике.
Вместе с тем вам стало известно, что до приезда в Петербург в конце 1841 года Апфельбаум выступал в Москве (часы оказались «на фонаре подле Минина и Пожарского»). А главное перед вами достаточно выразительная характеристика артиста, на представлениях которого «теряется ум в догадках». Не случайно Лермонтов назвал Апфельбаума «удивительным фокусником».
Поэт развлекает друзей
А Лермонтов понимал в этом толк и даже сам любил позабавить друзей фокусами.
Вот, например, что рассказывает об этом в своих воспоминаниях Александр Илларионович Васильчиков, который встречался с Лермонтовым на Кавказе:
«Обедая каждый день в Пятигорской гостинице, он (Лермонтов) выдумал еще следующую проказу. Собирая столовые тарелки, он сухим ударом в голову слегка их надламывал, но так, что образовывалась только едва заметная трещина, а тарелка держалась крепко, покуда не попадала при мытье посуды в горячую воду; тут она разом расползалась, и несчастные служители вынимали из лохани вместо тарелок груды лома и черепков. Разумеется, что эта шутка не могла продолжаться долго, и Лермонтов поспешил сам заявить хозяину о своей виновности, а не прислуги и расплатился щедро за свою забаву».
Забава эта была подсмотрена поэтом на каком-то из масленичных представлений, возможно, во время Подновинских гуляний или во время народных гуляний на Адмиралтейской площади, а возможно, и еще где-либо.
В балаганах и в те времена и позже разыгрывалась такая сценка.
Паяц обращался к тете Авдотье:
— Пока муж придет в дом, угости, кума, блином!
— Сядь у окошка да подожди немножко.
— Авдотьюшка-дружок, дай хоть один блинок.
— Ну уж ладно, говоришь ты больно складно.
Подает ему на тарелке один блин. Паяц берет его и ест, а потом, улучив момент, когда хозяйка отвернулась, бьет себя тарелкой по голове и затем ставит тарелку на стол. Дожевав блин, снова просит:
—Эх, поскупилася кума, снова один дала. Будешь так блины давать, как бы тебе потом не горевать.
И, доедая блин, снова хлопает тарелкой о свою голову, затем ставит ее на стол.
—Не скупилась бы, кума, сразу бы стопу дала, одну бы тарелку потеряла. А то скупишься безбожно, не было бы тебе тошно, — говорит Паяц, стукнув об голову уже двенадцатую тарелку.
Проводив гостя-попрошайку, тетя Авдотья наливала в лохань горячей воды, клала в нее стопу грязных тарелок, чтобы помыть. Но мыть было нечего. Все тарелки в воде разваливались на куски. Кума охала, возмущалась, бранилась, но больше всего удивлялась. Теперь вы убедились, что в своей забаве с посудой Лермонтов шел от этой или подобной сценки. При этом он не только видел ранее, как балаганный паяц бил тарелки об голову, но и сам научился с мастерством артиста надкалывать таким образом новые тарелки.
Лермонтов развлекал друзей и по-другому. Он нередко показывал приятелям и знакомым фокус с буквами и цифрами. Вот как об этом рассказал в своих воспоминаниях артиллерийский офицер А. Чарыков:
«Михаил Юрьевич роздал нам по клочку бумаги и предложил написать по порядку все буквы и обозначить их цифрами; потом из этих цифр по соответствующим буквам составить какой-либо вопрос; приняв от нас эти вопросы, он уходил в особую комнату и, спустя некоторое время, выносил каждому ответ; и все ответы до того были удачны, что приводили нас в изумление. Любопытство наше и желание разгадать его секрет было сильно возбуждено, и, должно быть, по этому поводу он изложил нам целую теорию в довольно длинной речи, из которой, к сожалению, в моей памяти остались только вступительные слова, а именно, что между буквами и цифрами есть какая-то таинственная связь; потом упоминал что-то о высшей математике. Вообще же речь его имела характер мистический; говорил он очень увлекательно, серьезно; но подмечено было, что серьезность его речи как-то плохо гармонировала с коварной улыбкой, сверкавшей на его губах и в глазах».
Как видно, Лермонтов явно потешался над друзьями, произнося перед ними одну из тех «мистическо-кабалистических» и «математическо-физических» речей, которыми сопровождали свои выступления «физики и механики, магики и фокусники», подобные Апфельбауму.
Мастерство фокусника Апфельбаума в те времена, когда его знал и, возможно, неоднократно видел Лермонтов, проявлялось прежде всего «в проворстве, изумительном, непостижимом для непосвященных в таинство его», как писали газеты тех лет. Сравнивая Апфельбаума с Пинетти — прославленным фокусником, знаменитым иллюзионистом конца XVIII века, слава о котором жила в России более полувека после его смерти, газеты отмечали, что Пинетти «едва бы не отдал сопернику (т. е. Апфельбауму) преимущества перед собой в проворстве», то есть в ловкости, в мастерстве. Даже в нелестной характеристике, которую дал Салтыков-Щедрин уже престарелому «магику и чревовещателю», имеется любопытное противоречие, говорящее о мастерстве Апфельбаума. Говоря о «дешевых фокусах» Апфельбаума, великий сатирик противопоставляет ему такого фокусника как Германн. Одновременно он говорит о том, что «двугривенный, бывший в руке (Апфельбаума), превратился в апельсин», а потом «в полуимпериал», то есть в золотую монету. А ведь одним из коронных трюков фокусника Германн как раз и было превращение серебряной монеты в золотую. Апфельбаум же превращал серебряный двугривенный сначала в апельсин, а потом в золотую монету, то есть проделывал более сложный фокус, превосходя в этом того, с кем Салтыков Щедрин не хотел его даже сравнивать. Когда уже заканчивалась работа над этим очерком о фокуснике Апфельбауме, вам в руки попала еще одна интересная книга М. И. Пыляева — «Замечательные чудаки и оригиналы», изданная в 1898 году.
Рассказывая о том, что было «лет пятьдесят тому назад», автор еще раз вспомнил Апфельбаума:
«Большою популярностью в описываемые года на улицах и рынках Петербурга пользовался еще бродячий фокусник Апфельбаум, упоминаемый Гоголем (надо Лермонтовым. — Л. П.) в одной из его повестей. Апфельбаум видом был очень приличен, ходил во фраке, с большим жабо. В руках у него всегда была палочка из слоновой кости, которая и помогала при манипуляциях.
Он ловко вынимал у извозчика из носа картофель; ломал у пирожника пироги, в которых находил червонцы, сковывал висячим замком рот какого-нибудь ротозея, выпускал из рукава голубей, морских свинок и т. д. Апфельбаум все это проделывал даром, видимо, только ради одной рекламы».
Итак, Апфельбаум не вымышленное писателем лицо. Доказательств этого приведено более чем достаточно. Лермонтов, как большой художник-реалист, подметил и использовал в развитии сюжетной линии своего романа типичное для того времени явление — выступление фокусника на Кавказских Минеральных водах; почти списал текст очень характерной «длинной афишки» и, кроме того, назвал подлинную фамилию фокусника, подчеркнув, что это был «удивительный фокусник».
Теперь возможно, что в новом издании романа «Герой нашего времени» среди комментариев появится такое примечание: «Апфельбаум — подлинная фамилия фокусника из русских немцев, «нового Пинетти» или «русского Боско», успешно выступавшего не только на Минеральных водах, но и в Москве, а также в Петербурге, где он потом и жил в первой половине XIX столетия».
И больше ничего. Но вы, прочитав такую сноску к одной из записей Печорина, будете знать, кто именно стоит за ее скупыми строчками.
г. Саратов
Л. ПРОКОПЕНКО
Журнал ”Советский цирк” июль 1962г
|
RSS 
