Помнишь, милая подруга
«Пока произведение, написанное для эстрады, проходит множество инстанций, оно теряет свою актуальность и свежесть». (Из выступлений на заседании Художественного совета по вопросам эстрады).
ФЕЛЬЕТОН
То было раннею весной. Да, именно раннею весной, когда за окнами слышен шум веселой капели, но всяческого чириканья еще не слыхать.
Именно в этот день, полный свежести, голубизны и надежд, молодой, но пока еще не признанный гений Костя Карасиков вошел в комнату, где за письменным столом Мосмебельторга, артикул А-114, сидела Нина Алексеевна, а проще говоря — Ниночка.
Ниночка два года назад окончила театроведческий факультет ГИТИСа, где успешно прошла курс наук. Она отлично усвоила, что Кокленов было два: старший и младший, что Мочалов был совсем не похож на Каратыгина и что в свете новых изысканий теперь нужно писать не Эврипид, а Еврипид. Вообще Ниночка была весьма эрудированна. Именно поэтому она уже год как занимала должность редактора в репертуарном отделе эстрадного учреждения.
— Вот, — сказал, заикаясь от волнения, Костя, — я тут написал песенку, вернее, стихи, но может быть вполне песенка, если бы музыку к ней...
— Музыка не проблема, — сказала Ниночка. — Музыку закажем. А вы покажите текст.
— Вот тут. Называется «Весенняя лирическая». Можно я прочитаю. Слушайте:
«Помнишь, милая подруга,
Как весеннею порой
Полюбили мы друг друга...»
Костя дочитал стихи до конца и замолчал, ожидая с волнением приговора. Ниночка тоже молчала. Потом улыбнулась и сказала:
— Мило. Очень мило. Особенно это место «полюбили мы Друг друга...». Как-то свежо и непосредственно. Ну вот что. Я сама не могу вам дать окончательного ответа. Но я сейчас же перешлю нашему заведующему репертуарным отделом Никодиму Иванычу — он работает не тут, а в другом помещении — и дам его телефон. Вы обязательно звоните ему, может, у него какие-нибудь поправки будут, так чтобы не задерживать. У нас ведь, знаете, какой принцип — «утром в газете, вечером в куплете». Да-да. И вот
именно сейчас, когда весна... В общем, вот вам телефон. Звоните. И пишите. Нам нужны новые талантливые авторы...
Костя ушел окрыленный. Как все это быстро разрешилось. А его пугали. Ему говорили... Да мало ли что там говорят! Текст понравился. А музыка — не проблема. Она сама сказала. Завтра же, нет, завтра еще рано, — послезавтра позвоню Никодиму Иванычу. И все. Послезавтра приближалось медленно, но все же наступило. Костя позвонил. Женский голос ответил, что Никодим Иваныч на просмотре и когда будет — неизвестно.
Костя звонил еще несколько раз. Никодим Иваныч был занят на заседаниях. Костя звонил еще. Никодим Иваныч прихворнул и две недели отсутствовал. Костя звонил. Женский голос ответил раздраженно:
— Нет Никодима Иваныча. В отпуске он. Через месяц вернется, тогда звоните.
И действительно через месяц Никодим Иваныч вернулся и тут же без всякого бюрократизма принял Костю.
— Я насчет песенки, — сказал Костя, уважительно оглядывая массивную фигуру заведующего репертуарным отделом. — Вам тут прислали. Давно уже. Называется «Весенняя лирическая».
— Сейчас, голуба моя. Присаживайтесь. Песенки — это хорошо. Нам нужны песенки. Народ любит песенки. Анжелика Степановна, есть у нас песенка? Как вы говорите? — «Весенняя лирическая». Ага, вот... Ну что ж, неплохо. Совсем неплохо. Только вот что, голуба моя, тут у нас, так сказать, весеннею порой дело происходит. А я вчера на даче и то места не находил. Жара какая! Июль все-таки. Надо как-то приблизить к действительности. Вы бы вот начало как-нибудь переделали. Вариантик, так сказать. И мы бы ее сразу...
— Может быть, сделаем так, — почувствовав прилив вдохновения, подсказал Костя:
«Помнишь, милая подруга,
Как в нещадный летний зной
У некошенного луга
Повстречались мы с тобой...»
— Вот именно! — сказал Никодим Иваныч. — Правильно. И даже лучше, чем раньше. Особенно это место — «вдоль некошеного луга». Тут и любовь и, так сказать, колхозная тема отражена. Отлично, молодой человек! Сейчас же посылаю в наше управление, там посмотрят, одобрят и, пожалуйста, — музычку закажем, и певицы с руками оторвут. У нас ведь что важно — чтобы ко времени пришлось. У нас ведь как говорят: «Утром в газете...
— Вечером в куплете», — подхватил Костя.
— Вот именно! Из вас, голуба моя, толк выйдет. Вот вам на всякий случай телефончик Гаврилиады Тимофеевны. Это там, внизу. В случае чего, справьтесь. А за нами уже задержки не будет. Пока! Пишите. Молодые, свежие силы — это то, что нам нужно.
Целую неделю Костя героически выдерживал характер. Потом он позвонил Гаврилиаде Тимофеевне.
— Кто спрашивает Гаврилиаду Тимофеевну? — сказал скрипучий голос.
— Карасиков.
— Какой Карасиков? Из министерства?
— Нет, это автор Карасиков.
— Из авторских прав? Отдел распространения?
— Нет-нет. У вас там моя песня...
— Песня еще не принята. И вообще, сколько раз вам говорили — репертуар исполнители получают на месте, а не у нас...
Костя побледнел и осунулся. Он звонил много раз. Когда ему удалось наконец объяснить обладательнице скрипучего голоса, в чем дело, ему было обещано свидание. Но Гаврилиада Тимофеевна была целых полтора месяца занята в жюри конкурса на лучшую частушку, потом лечилась от замучившего ее радикулита, так что Костя совсем уж было потерял надежду на благополучный исход его душевных терзаний. И все же всему приходит конец. Настал день, когда скрипучий голос пригласил его на свидание со старшим редактором. Гаврилиада Тимофеевна встретила Костю несколько сухо.
— Читала, — сказала она. — В принципе приемлемо. Но есть поправки. У вас тут «знойное лето». А за окном что? Что, я вас спрашиваю, за окном? Дождь, Слякоть. Препоганая погода. Надо же все-таки чувствовать настроение зрителя. Переделайте. Выйдите туда, секретарь вам бумагу даст. И быстренько, а то у меня через одиннадцать минут заседание.
Но Костя справился за шесть минут. Он положил перед Гаврилиадой Тимофеевной листок, на котором можно было прочесть невооруженным глазом вдохновенные строки:
«Помнишь, милая подруга,
Как-то в дождик проливной
Повстречали мы Друг друга,
Для любви для неземной...»
— Вот так лучше, — чуть смягчив строгость, сказала Гаврилиада Тимофеевна. — У нас ведь в чем задача в смысле актуальности...
— Утром в газете...
— Правильно! Идите! Все! Начальник утвердит, тогда и отошлем в эстраду.
...Костя стоял перед начальником и старался не глядеть на него, чтобы не казаться назойливым. Начальник был очень занят. Он разговаривал сразу по двум телефонам. Потом он положил трубку на рычажки и, взглянув на Костю сквозь очки, сказал задушевным голосом несколько протяжно:
— Карасиков?.. Да-а-а. Карасиков. Мне говори-или. Я посмотре-ел, Ничего-о. Только вот что, Карасиков. У вас тут какой-то дождь иде-ет. Дождь это нехорошо-о. Как-то создает не наше настрое-ение. И потом, какой же сейчас дождь, когда, са-ами видите, все в снегу-у.
— А у меня вариант зимний есть, — сказал Костя. И тут же вытащил листок со словами, начинавшими песенку по-новому:
«Помнишь, милая подруга.
Как-то вьюжною зимой
Повстречали мы друг друга,
Полюбили мы с тобой...»
— Вот это вполне. Это я охотно подпишу-у...
Начальник взял свою авторучку, но зазвонил телефон. И тут Костя решился на отчаянный шаг. Пока занятый разговором начальник не глядел на стол. Костя тихо снял листок и положил на его место другой, тот, самый первый, на котором когда-то были начертаны с помощью пишущей машинки строки, полные глубокого смысла:
«Помнишь, милая подруга,
Как весеннею порой
Повстречали мы друг друга...»
— Охотно подпишу-у, — повторил начальник, закончив телефонный разговор. — А вы потом в эстраде получите. До свиданья. Желаю успе-еха.
Все закончилось чудесно. В весенний ясный день, когда за окном раздавался веселый перезвон капели, певица Виолетта Борзевич вышла на эстраду и, выдав лучшую из своих улыбок зрительному залу, запела интимно и прочувствованно:
«Помнишь, милая подруга,
Как весеннею порой
Полюбили мы друг друга...»
А Костя сидел в четырнадцатом ряду и, переполненный счастьем, думал: «Как хорошо, что есть на свете только четыре времени года!»
Бор. ЮДИН
Журнал Советский цирк. Сентябрь 1964 г.
оставить комментарий
RSS 
