Последний концерт

Из книги воспоминаний «Своими глазами»

Как москвич семнадцатого года, я не могу похвастать­ся большим опытом по ча­сти шаляпиновидения и шаляпинослышания. Видел я его в «Го­дунове» и в «Фаусте». Это было, ко­нечно, изумительно, однако наиболее сильное впечатление он произвел на меня не в опере, а в сольном концер­те. В спектакле артист выступает в окружении невыразительных хористов и статистов, на фоне лубочных аля­поватых декораций и при участии партнеров, которые на десять голов ниже его по таланту, уму и обаянию. То ли дело сольное выступление! Как некий величайший мастер, Ша­ляпин стоял на эстраде ансамблем своего имени — то был ансамбль див­ного голоса, царственной осанки, четкой дикции и глубокого вскрытия смысла каждого произносимого слова! Меня потрясало чувство стиля, разно­образие подачи...

К каждому автору, к каждому ро­мансу свой ключ, свой подход, свое разрешение. Он пел «Ночной смотр» Глинки на переводные слова Жуков­ского и за его спиной развевались знамена, цокали копыта, гремели тру­бы и трещали барабаны, и органная стена  Большого  зала   Консерватории расцветала палитрой Делакруа... Он пел старинный романс Лишина на слова Гейне «Она хохотала» — горькую повесть о бедняге, который пошел на преступление ради женщи­ны.

«Он в пять, по утру был казнен,
А в шесть во рву похоронен...
А ночь пришла, она плясала —
Пила вино и хохотала!»

«И хохотала, и хохотала...» Я пом­ню — это была мелодрама, наивная, примитивная, полная большой стра­сти до надрыва, до клокотания... Ведь Верлен сказал, что баналь­ность — это роскошь, которую себе позволяют только большие таланты. Шаляпин пел в тот вечер «Так жизнь молодая проходит бесслед­но» — и это  был городской «жесто­кий» романс, пел некрасовскую песню про Кудеяра «Жили двенадцать раз­бойников» и на глазах у вас преобра­жался он в древнего старообрядца, кержацкого самосожженца... Заключительным номером на по­следний бис пел Шаляпин шубертов­ского «Мельника». Концерт, на котором я присутство­вал, был последним выступлением Шаляпина на родине.

Этим концертом Шаляпин распро­щался с Россией и с русским зрите­лем навсегда — после чего началась его роскошно-бесприютная гастролерская жизнь... Вот почему на этот раз в исполне­ние шубертовского «Мельника» Шаля­пин вложил особый смысл примени­тельно к моменту. Последнюю строфу:

« — Прощай, хозяин дорогой —
И я иду вслед за водой —
Далеко, далеко!» —

Шаляпин адресовал непосредственно к зрителю, жестом прощального при­вета он помахал рукой, покивал голо­вой и, махая и кивая, стал пятить­ся, повернувшись лицом к залу. Так Шаляпин прощался с концертным за­лом, с публикой, с Москвой, с Роди­ной. Таким он и запомнился мне. Больше в этот вечер он не бисиро­вал, больше он не пел в России ни­когда.
 

А. АРГО

Журнал Советский цирк. Октябрь 1964 г.

оставить комментарий