Последний концерт
Из книги воспоминаний «Своими глазами»
Как москвич семнадцатого года, я не могу похвастаться большим опытом по части шаляпиновидения и шаляпинослышания. Видел я его в «Годунове» и в «Фаусте». Это было, конечно, изумительно, однако наиболее сильное впечатление он произвел на меня не в опере, а в сольном концерте. В спектакле артист выступает в окружении невыразительных хористов и статистов, на фоне лубочных аляповатых декораций и при участии партнеров, которые на десять голов ниже его по таланту, уму и обаянию. То ли дело сольное выступление! Как некий величайший мастер, Шаляпин стоял на эстраде ансамблем своего имени — то был ансамбль дивного голоса, царственной осанки, четкой дикции и глубокого вскрытия смысла каждого произносимого слова! Меня потрясало чувство стиля, разнообразие подачи...
К каждому автору, к каждому романсу свой ключ, свой подход, свое разрешение. Он пел «Ночной смотр» Глинки на переводные слова Жуковского и за его спиной развевались знамена, цокали копыта, гремели трубы и трещали барабаны, и органная стена Большого зала Консерватории расцветала палитрой Делакруа... Он пел старинный романс Лишина на слова Гейне «Она хохотала» — горькую повесть о бедняге, который пошел на преступление ради женщины.
«Он в пять, по утру был казнен,
А в шесть во рву похоронен...
А ночь пришла, она плясала —
Пила вино и хохотала!»
«И хохотала, и хохотала...» Я помню — это была мелодрама, наивная, примитивная, полная большой страсти до надрыва, до клокотания... Ведь Верлен сказал, что банальность — это роскошь, которую себе позволяют только большие таланты. Шаляпин пел в тот вечер «Так жизнь молодая проходит бесследно» — и это был городской «жестокий» романс, пел некрасовскую песню про Кудеяра «Жили двенадцать разбойников» и на глазах у вас преображался он в древнего старообрядца, кержацкого самосожженца... Заключительным номером на последний бис пел Шаляпин шубертовского «Мельника». Концерт, на котором я присутствовал, был последним выступлением Шаляпина на родине.
Этим концертом Шаляпин распрощался с Россией и с русским зрителем навсегда — после чего началась его роскошно-бесприютная гастролерская жизнь... Вот почему на этот раз в исполнение шубертовского «Мельника» Шаляпин вложил особый смысл применительно к моменту. Последнюю строфу:
« — Прощай, хозяин дорогой —
И я иду вслед за водой —
Далеко, далеко!» —
Шаляпин адресовал непосредственно к зрителю, жестом прощального привета он помахал рукой, покивал головой и, махая и кивая, стал пятиться, повернувшись лицом к залу. Так Шаляпин прощался с концертным залом, с публикой, с Москвой, с Родиной. Таким он и запомнился мне. Больше в этот вечер он не бисировал, больше он не пел в России никогда.
А. АРГО
Журнал Советский цирк. Октябрь 1964 г.
оставить комментарий