Послесловие  и  иллюстрации

Предлагаемый вниманию читателей исследовательский труд Е. М. Кузнецова вышел первым изданием в 1931 году и давно стал библиографической редкостью.

Между тем он до сих пор остается единственной работой такого типа и масштаба — последовательной историей циркового искусства — и уже по одному этому не утратил значения и интереса. Но не только поэтому. В своих основах (если не считать отдельных устаревших положений и выводов и неизбежных в пору ее создания пробелов) книга Е. М. Кузнецова успешно выдержала испытание временем, — а это можно сказать далеко не о всех искусствоведческих работах, написанных в ту пору. Можно смело утверждать, что сегодня еще лучше, чем сорок лет назад, видны достоинства книги «Цирк», ясна ее научная и практическая ценность.
Евгений Михайлович Кузнецов (1900—1958) был в советском искусстве и искусствоведении фигурой крупной, яркой и необычайно многогранной. Об его многогранности надо вспомнить, прежде всего, потому, что эта черта во многом определила возникновение у него интереса к синтетическому искусству цирка, а главное — определила плодотворность его обращения к этой теме. Свою работу в искусстве Кузнецов начал как критик, начал очень рано, в восемнадцатилетнем возрасте. Его первые статьи, написанные в 1918—1919 годах в суровой обстановке тогдашнего Петрограда (характерно название одной из них — «Театрала ная жизнь в осажденном Петербурге»), печатались в «Красной газете»; «Вестнике театра» и других периодических изданиях. К 1949 году появилось более трехсот его статей (главным образом о театре, эстраде и цирке) как в названных изданиях, так и в «Правде», «Известиях» и других газетах и журналах. Столь интенсивная критическая деятельность помогла Кузнецову обрести теснейшие связи с повседневной, «текущей» жизнью искусства и дала счастье знакомства, а иногда и сотрудничества с такими людьми, как А. М. Горький, М. Ф. Андреева, А. В. Луначарский, А. А. Блок, Ф. И. Шаляпин, Ю. М. Юрьев, К. И. Чуковский и многие другие.

Уже в середине 20-х годов определился интерес Кузнецова к кропотливой исследовательской работе в области искусствоведения, преимущественно —театроведения. Его работам, даже небольшим по объему, был свойствен глубокий историзм и в том смысле, что явления искусства всегда изучались им в их развитии, и в том, что он анализировал их в связи со всем ходом общественно-политической жизни.
Примером театроведческого исследования, характерного для Кузнецова — характерного и по исключительной «фактологической» обоснованности, и по широте общего взгляда на предмет, и по особому направлению художественных вкусов, — может служить статья «Рождение театра», открывающая сборник «Большой драматический театр», выпущенный в 1935 году. В ряду работ, включенных в этот сборник, статья Кузнецова решает, пожалуй, самую скромную, частную задачу. Она рассказывает о предыстории театра, о возникновении и формировании тех творческих идей, которые легли в его основу. Но сколько при этом важных вопросов затронуто исследователем, какие интересные новые стороны в судьбах некоторых деятелей искусства им подмечены, сколько ходячих представлений отброшено!
В этой статье — на нескольких страничках! — дана характеристика БДТ как «первого советского театра мировой классики и притом первого театра, организованного Советской властью в революционном Питере» *; дано описание театральной жизни Москвы и Петрограда в тот период; объяснено, почему идея «театра трагедии, романтической драмы и высокой комедии», возникшая в 1913 году, смогла осуществиться лишь при Советской власти; названы действительные авторы этой идеи: А. М. Горький, М. Ф. Андреева, Ф. И. Шаляпин и Н. Ф. Монахов, причем отмечено, что Горького и Андрееву увлекали, прежде всего, общественно-политические задачи будущего театра, а Шаляпина и Монахова — задачи эстетические и технологические (в смысле «технологии актерской игры»), обращено внимание на ту остроту, которую сразу приобрела «творчески-полемическая советская направленность» БДТ**. В этой статье Кузнецов сосредоточил внимание на борьбе БДТ против безыдейного «академизма» и «еще очень живучего рыночно-развлека-тельного» театра. Замечание же о борьбе «против левацких затей «ком-футуристов» и «пролеткультовцев» получило развитие позднее в воспоминаниях Евгения Михайловича о М. Ф. Андреевой ***.
Одной из важных черт Кузнецова как исследователя был интерес к таким видам и формам искусства, которые с особенным трудом поддавались строгому научному анализу и не случайно долгое время оставались наименее изученными,— к тем элементам художественного творчества, которые содержались в народных празднествах (в 1948 году был издан его «опыт монографии» «Русские народные гуляния»), к мастерству устного рассказа (в 1947 году опубликован очерк «И. Ф. Горбунов»), к эстрадному искусству.
__________________________________________________________________
* «Большой драматический театр», Л., 1935, стр. 7.
** Т а м ж е, стр. 19.
*** См. сб. «Мария Федоровна Андреева», изд. 3, М., «Искусство», 1968, стр. 499—512.

Многолетнее кропотливое изучение этого искусства легло в основу замечательного исследования, скромно названного автором: «Из прошлого русской эстрады». По существу, этот монументальный труд положил начало истории русской эстрады, с самого ее зарождения и до 1917 года. Е. М. Кузнецову надо было доказать, что прошлое нашей эстрады, к которому в критике утвердилось ироническое и даже уничижительное отношение, достойно самого тщательного изучения. И он не только блестяще доказал это, но и впервые осветил такие страницы истории русской эстрады, мимо которых уже не пройдет ни один историк русского искусства и русской культуры. В этом труде в полной мере сказываются характерные для Кузнецова широта и трезвость в подходя к предмету. Он вскрывает народные истоки русской эстрады, прослеживает демократическую линию ее развития и вместе с тем объясняет, почему эстраду как самый «оперативный» вид искусства нередко использовали в своих интересах господствующие классы России. Исследователь останавливается на концертной деятельности М. Н. Ермоловой, В. Ф. Комиссаржевской и других корифеев русского театра, благодаря которым эстрада входила в авангард русского искусства, становилась проводником прогрессивных идей.
Такими же достоинствами обладают работы Кузнецова, посвященные цирку; но до того как говорить о них, следует коснуться других сторон его деятельности.
Прежде всего следует остановиться на его редакторской работе, нередко смыкавшейся с научной. С 1919 по 1929 год Кузнецов редактировал театральный отдел «Красной газеты», а в 1920—1922 годах был, кроме того, членом редколлегии и фактическим редактором газеты «Жизнь искусства» (эти издания играли большую роль в театральной и всей художественной жизни Петрограда). В дальнейшем в разное время он был членом редколлегии журналов «Театр», «Рабочий и театр», «Звезда», а в последние годы жизни — ответственным редактором созданного по его инициативе журнала «Советский цирк». В течение ряда лет вел редакционную работу в книжных издательствах, сперва в «Асаdemia», затем в ленинградских отделениях Гослитиздата и «Искусства», был председателем редсовета Ленинградского отделения ВТО. В общей сложности под редакцией Кузнецова (в ряде случаев — с его предисловиями) вышло более пятидесяти книг.
Часто Евгений Михайлович был не просто редактором книг, а инициатором их создания и вдохновителем; порой становился (хотя никогда этого не подчеркивал) фактическим соавтором, если ценная по своему содержанию рукопись нуждалась в литературной обработке.

Именно такую роль — и вдохновителя, и фактического соавтора — сыграл Кузнецов, к примеру, в создании народным артистом СССР Ю. М. Юрьевым его ценнейших «Записок», признанных уже классическим образцом театральных мемуаров. Но и в качестве «просто редактора» он сделал очень много, дав путевки в жизнь первым книгам некоторых молодых авторов. Я не могу не вспомнить здесь с благодарностью о том, что моя первая книга — «Горький в борьбе с театральной реакцией» — вышла в 1938 году в издательстве «Искусство» по предложению и под редакцией Евгения Михайловича Кузнецова.
Ученый-исследователь и опытнейший редактор, Кузнецов был менее всего «книжным» человеком. Еще одной из его замечательных особенностей, во многом определившей и характер его исследовательских работ, была постоянная, все более крепнувшая связь с «производством», с практикой тех видов искусства, которые он изучал. В 1933—1936 годах он — художественный руководитель Ленинградского цирка, а с 1938 по 1944 год — художественный руководитель Главного управления цирков Комитета по делам искусства при СНК СССР. Неоднократно выступал Кузнецов как режиссер и сценарист.
И как критик, и как художественный руководитель цирков, и как член Комитета по Государственным премиям в области литературы и искусства, член жюри эстрадных конкурсов и т. д. Евгений Михайлович Кузнецов сыграл очень большую роль в судьбе многих ныне популярных артистов цирка и эстрады. Он первый, заметил их дарования и первый о них написал, дружески отметил их просчеты, защитил от несправедливых нападок, помог найти нехоженую тропу в искусстве.
В 1939 году за работу в области циркового искусства Кузнецову было присвоено звание заслуженного деятеля искусств и он был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Свое обращение к цирковому искусству Кузнецов объясняет в предисловии к данной книге случайным обстоятельством, тем, что он, заведуя театральным отделом «Красной газеты», не считал себя вправе выступать со статьями на темы, которые могли быть освещены другими сотрудниками, и что никто не претендовал лишь на область «малых» жанров — эстрады и цирка. Однако и это обстоятельство было не в полной мере случайным: сама недооценка «малых» жанров и малая их изученность делали их особенно интересными для такого исследователя, как Кузнецов. Интерес к цирку мог возникнуть и у другого исследователя, но только тот, кто обладал такими многосторонними познаниями, как Кузнецов, кто занимался и театром, и эстрадой, и народными празднествами, и другими видами искусства, мог проникнуть в существо многогранного искусства цирка. И необходима была еще особая направленность художественного вкуса, сильное влечение к определенным стилевым формам.

Пристрастие к героико-романтическому направлению может оказаться односторонним в театре, но именно оно определяет самое существо советского цирка. В одной из своих работ о цирке Кузнецов писал: «В качестве основной, магистральной линии развития люди советской арены уверенно избрали линию классического циркового искусства, им родно-демократического в своей основе, лучшие элементы которого были развиты, усложнены и облагорожены в творчестве передовых мастеров советского цирка... Сравнивая стилистическое направление и жанровое состояние европейского цирка с нашим, можно смело утверждать, что цирк в тех его классических формах, которые культивируются у нас, — в нашей совокупности и наших пропорциях на Западе не существует! В подтверждение этого общего положения следует добавить, что наиболее характерным для советского цирка является его стремление к жизнеутверждающему, бодрому, оптимистическому началу» *.
Возвращаясь к книге «Цирк», следует сказать, что временные и пространственные рамки охваченного здесь материала еще более широки, чем в книге «Из прошлого русской эстрады», и еще более широк охват явлений общественно-политической жизни. Но, выходя далеко за пределы предмета исследования и затрагивая разные виды искусства и разные стороны жизни, Кузнецов нигде не теряет из виду этот предмет, никогда не позволяет ему тонуть в океане многообразных материалов и фактов. Это происходит потому, что в центре внимания исследователя всегда остается специфика цирка, заключающаяся в создании циркового образа цирковыми средствами. Исследователю важно показать, что даже гимнастические номера, дрессировка животных и т. д. становятся явлениями цирка лишь в том случае, если они приобретают образным характер. Так же и произведения театра, эстрады: они не становятся явлениями циркового искусства, если их механически переносят на арену, забывая о цирковой специфике. При этом исследователь не берет цирковую специфику как нечто метафизическое, раз и навсегда определившееся. Отмечая устойчивость некоторых граней циркового искусства, он показывает изменение самой его природы, возникновение новых требований к нему и новых критериев его оценки в связи со всем ходом общественной жизни. Правда, в этом вопросе многое в книге осталось недоговоренным, так как наиболее краткой оказалась глава о советском цирке, находившемся в пору написания книги в состоянии перелома.
Необходимо еще раз отступить немного назад и коснуться той деятельности Кузнецова, которая непосредственно предшествовала появлению книги «Цирк» и была тесно связана с работой над нею. Речь идет не только о выступлениях Евгения Михайловича в печати с оценками цирковых представлений и состояния циркового искусства в целом, но и все более непосредственном участии его в цирковом «производстве», воспитании артистических кадров, в подготовке новых программ.
__________________________________________________________________
* Евгений Кузнецов, Арена и люди соэетского цирка, Л.— М., «Искусство», 1947, стр. 212. _:. .

В 1928 году Кузнецов становится одним из инициаторов создания первого в мире Музея цирка и эстрады и передает на хранение все собранные им за многие годы ценнейшие материалы по истории циркового искусства — редкие издания, афиши, программы, иконографию и д. Музей разместился поначалу, в одной из комнат Ленинградского цирка. В небольшом помещении нельзя было развернуть экспозицию, но зато здесь осуществлялась постоянная связь с повседневной цирковой практикой. Что же касается экспозиции, то первые годы ее заменяли методические выставки по отдельным цирковым жанрам — «Хищники в цирке», «Дрессировка животных», «Искусство жонглера» и др.
К выставке «Конный цирк» в 1930 году был издан проспект с вступительной статьей Е. М. Кузнецова, в которой говорилось: «Необходимость реконструкции советского искусства, резко обозначившаяся за последние полтора-два года, сталкивается с бесконечным числом препятствий. В области цирка, в частности, реконструктивные задачи осознаются вчерне, в чертах общих и расплывчатых, скорее угадываясь впотьмах, нежели намечаясь по плану. Самая необходимость их, к сожалению, еще плохо, осознана. В силу неучитываемых специфических условий циркового производства и профессионального ученичества реконструкция цирка крайне трудна и, главное, крайне медленно достижима... Она сталкивается, наконец, с непониманием природы и специфической сущности цирка, с полным незнанием его прошлого и его возможностей» *.
За освещение прошлого цирка и его возможностей, которые должны осуществиться в будущем, и взялся Кузнецов, взялся в тот момент, когда к созданию истории циркового искусства не было сделано даже подступов и когда эта задача представляла огромную трудность. В предисловии к книге «Цирк» сказано: «Как первая работа в весьма мало исследованной области, предлагаемая книга совершенно неизбежно должна страдать целым рядом недочетов. Но мы рассчитываем, что на полях со временем можно будет делать все необходимые поправки, дополнения и таким образом в конце концов вплотную подойти к изучению циркового искусства, в последние годы завоевавшего громадную пулярность и именно в наших условиях имеющего все данные для стоящего роста и расцвета...»
_________________________________________________________________
* «Конный цирк», Л., изд. Государственного музея цирка и эстрады, 1930, стр. 13—14.

Замечание о намерении делать на полях книги поправки и дополнения имело не только фигуральный, но и вполне буквальный смысл, жены и деятельной помощницы Евгения Михайловича — Елены Юльевны Домбровской -сохранился экземпляр книги с пометками автора на полях, сделанными в 1931—1932, 1934—1937, 1948 годах и позволяющими судить о том, чем собирался автор обогатить свою работу в новом, к сожалению, не осуществленном им самим издании. В этих пометках автор обычно беспощаден к себе и часто несправедлив, но для нас важна не столько его самооценка, в которой сказалась вся скромность и требовательность подлинного ученого, сколько постановка определенных конкретных задач исследовательского и творческого порядка.
Вот характерная пометка, датированная 8 января 1932 года. Она относится к тому месту главы «Пантомима», где речь идет о привлечении Адольфом Франкони литераторов-драматургов в качестве совладельцев и содиректоров его цирка: «Полагаю, что объяснение причинности выдвижения драматургов на ведущую роль дается неправильное. Совсем не в падении и не в «разложении» здесь дело, а в том, что самый факт прихода драматурга в цирк был фактом положительным, характерным для момента подъема, для момента наибольшей идейной насыщенности цирка».
Интерес к вопросу о роли драматурга в цирке получил у Кузнецова в дальнейшем развитие, и не только в его критической и научной деятельности, но и в практике работы художественного руководителя цирков, когда он привлек к созданию цирковых представлений А. Н. Афиногенова, С. Я. Маршака и других литераторов. В этой связи следует вспомнить и о драматургических опытах самого Кузнецова, о военно-исторической мимодраме «Шамиль», о сценарии аттракциона «Люди морского дна» (в соавторстве с А. Г. Арнольдом), о народно-героическом представлении «Тайга в огне» (в соавторстве с Б. А. Бродянским) и др. Эти опыты не были равноценны. Кузнецов понимал, например, что аттракцион, посвященный советским водолазам, был скорее научно-просветительским зрелищем, чем художественно-цирковым. Но правильность самого стремления повысить роль литератора и драматургии в цирке неоспорима.
Еще одна характерная авторская пометка на полях книги «Цирк», на самой последней странице четвертого раздела, где идет речь об упадке циркового искусства в период первой мировой войны (датирована 26 декабря 1931 года): «Говорить о войне только в плане ее организационно-производственных последствий глубоко неверно. В том-то и дело, что в эпоху империалистической войны цирк (в частности, русский) был весьма интенсивным пропагандистом милитаристических идей...»
О том, какого рода дополнения сделал бы в этом направлении Кузнецов в новом издании книги «Цирк», позволяет судить его статья «Петроградская эстрада в дни империалистической войны» *, в которой автор на очень богатом материале показал реакционную, шовинистическую пропагандистскую деятельность ряда артистов эстрады в первый период войны (впоследствии эта тема получила развитие в книге «Из прошлого русской эстрады»).
__________________________________________________________________
* «Залп», 1932, № 7.

Характерно, что Кузнецов не ограничился критикой старой буржуазной эстрады и ее роли в пропаганде милитаристических идей, а занялся одновременно обстоятельной разработкой вопроса о том, какую роль должно играть наше искусство в разоблачении милитаризма и в пропаганде оборонных задач Советского государства. Этому вопросу была посвящена его статья «В цирк, до востребования», опубликованная в 1932 году. Отмечая, что «на всем протяжении развития буржуазного циркового искусства военная тематика и военные образы лежали едва ли не в основе идейного содержания цирка», Кузнецов ставил вопрос: «Пригодны ли средства выразительности цирка для разрешения нашей военно-оборонной тематики?» И отвечал: «Мы можем и должны подчинить себе специфику цирка, мы. должны заставить ее служить нашим целям, нашему разрешению военно-оборонной тематики» *.
Это не было лишь декларацией — и как критик и как художественный руководитель цирков Кузнецов не выпускал в дальнейшем оборонных задач из поля зрения. Я помню свой приезд в пору Великой Отечественной войны на несколько дней с фронта в Москву, когда Евгений Михайлович с гордостью показал мне новую программу Московского цирка, — она отличалась не только элементами военно-исторической тематики и острой антифашистской сатирой, но и духом героического оптимизма, отвечавшего настроению всего советского народа.
Особенно много самокритических замечаний сделал Кузнецов на страницах, посвященных советскому цирку, 5 января 1932 года он написал перед началом главы: «Всему советскому цирку уделяется... 28 страниц текста из 448 (то есть около 6%!!!)». То, что неудовлетворенность этой главой почти сразу приобрела у автора такую остроту, легко объяснить: именно в 1931 —1932 годы в советском цирковом искусстве происходили процессы, определившие надолго его судьбу. Почти полное прекращение гастролей заграничных артистов, до этого доминировавших в цирковых программах и часто задававших тон, привело поначалу к снижению качества программ, но одновременно подчеркнуло важность тех задач — и профессиональных и, прежде всего, идейно-творческих,— которые встали перед советским цирком. В следующие несколько лет наш цирк пережил быстрый и крутой подъем, первые итоги которого были подведены в изданном в 1938 году сборнике «Советский цирк». Его авторами были В. Е. Лазаренко, В. Г. Дуров, Ю. В. Дуров, Б. Э. Эдер и другие, а вдохновителем, организатором и редактором (в ряде .случаев редактором-соавтором). Е. М. Кузнецов.
__________________________________________________________________
* «Рабочий и театр», 1932, № 9—10.

В том же 1938 году в связи с празднованием двадцатилетия советского цирка Кузнецов выступил со статьей «Право на юбилей», где было сказано: «Наряду с проблемой количественного роста наших молодых советских исполнительских кадров решалась также и проблема качественная, понимаемая как нахождение и культивирование своего, советского циркового стиля. Нельзя сказать, что проблема эта на сегодняшний день полностью решена, что советскому цирку, в целом освободившемуся от иностранной зависимости, удалось найти свою индивидуальную стилистическую линию развития. Но отдельные элементы этого качественно отличного советского исполнительского стиля безусловно найдены и могут быть положены в основу нашего дальнейшего продвижения в данной области» *. Это продвижение действительно осуществилось, и Е. М. Кузнецов — его свидетель и непосредственный участник — выступил в 1947 году с книгой «Арена и люди советского цирка», имеющей подзаголовок: «Исторические очерки. 1917—1946». В предисловии к ней В. Г. Дуров справедливо отмечал: «Автор книги — один из наиболее давних и наиболее близких творческих спутников нашего цирка, много сделавших для вопросов истории и теории циркового искусства, для советского цирка в частности. Автор не только историк, критик, но и практик, в течение многих лет близко общавшийся с крупнейшими мастерами советской арены. Это обстоятельство определило характер книги Е. М. Кузнецова, ее тип и стиль **. Эти тип и стиль книги «Арена и люди советского цирка» не позволяют рассматривать ее как прямое продолжение «Цирка», но по своему содержанию она может служить важным дополнением к этому труду.
Напиши Кузнецов «Цирк» на несколько лет позднее, книга несомненно выиграла бы, так как смогла бы отразить подъем советского цирка на новую высоту. Но тогда проиграло бы само искусство, в подъеме которого книга приняла активное участие, вооружив его деятелей знанием прошлого, без чего трудно было бы понять настоящее и творить будущее. Правда, сейчас нам видны не только отдельные пробелы книги «Цирк», но и методологическая неточность отдельных ее выводов, несущих на себе печать весьма распространенных в то время вульгарно-социологических представлений. Но, во-первых, в целом эта книга от таких представлений далека — многие ее страницы являют собою образцы того подлинно научного социологического анализа, которого как раз не хватает некоторым сегодняшним искусствоведческим работам. А во-вторых, увидеть эти недостатки книги «Цирк» нам помогают более поздние работы ее же автора, отразившие общий рост искусствоведения.
__________________________________________________________________
* «Искусство и жизнь», 1938, № 2, стр. 28.
** Евгений Кузнецов, Арена и люди советского цирка, стр. 111—112.

Другое дело, что и в книге «Цирк» и в более поздних работах Кузнецова проявились те его художественные, стилевые симпатии и антипатии, которые не имеют общеобязательного значения (да и никогда не претендовали на это) и с которыми можно соглашаться и не соглашаться. К примеру, можно по-разному оценивать тяготение Кузнецова к такой форме циркового зрелища, которую он сам определил как «пышное, феерическое, насквозь романтическое представление» *.
Романтика может быть выражена и в других формах. Но само стремление к романтике, к праздничной зрелищности циркового искусства, к тому, чтобы оно выражало физическое и душевное здоровье народа, его мужественный, героический оптимизм,— само это стремление не может быть взято под сомнение как и постоянная забота Кузнецова о подчинении технических задач цирка его образной природе, а образной природы — идейно-воспитательным задачам.
Было бы наивно думать, что усилия, направленные на повышение идейного и художественного уровня циркового искусства, могли осуществляться легко, без борьбы, не встречая на своем пути препятствий. Некоторые документы, с которыми я ознакомился по обязанности председателя созданной Правлением Союза писателей СССР комиссии по литературному наследству Е. М. Кузнецова (например, материалы заседаний художественного совета Главного управления цирков), ясно показывают, что дело обстояло совсем иначе. Бывали случаи, когда предложения и критические замечания Евгения Михайловича, в которых выражались глубочайшее понимание специфики цирка и теснейшая связь с цирковым производством, расценивались как «никому не нужный профессионализм», как «профессиональный снобизм».
Теперь уже нет необходимости доказывать, что если бы не такого рода «снобизм», то наш цирк, а также балет и другие виды искусства, где решение больших идейно-художественных задач невозможно без самого пристального внимания к профессиональной, технической стороне творчества, без филигранной отделки мельчайших элементов формы, без каждодневного тренажа исполнителей и т. п., не стали бы такими высокими и притягательными образцами тонкого и точного мастерства.
Разумеется, подъем нашего циркового искусства, которое уже никто не относит к «малым» жанрам, был результатом коллективных усилий многих энтузиастов и.новаторов— артистов, режиссеров, педагогов, исследователей. Однако нет сомнения в том, что одним из первых в их ряду должен быть назван Евгений Михайлович Кузнецов и что главный труд его жизни — книга «Цирк» — заслуживает глубокого уважения как замечательный пример плодотворного вмешательства искусствоведческой теории в художественную практику, плодотворного влияния исследовательской мысли на развитие искусства.
__________________________________________________________________
* Евгений Кузнецов, Арена и люди советского цирка, стр. 105.

Б. БЯЛИК

ИЛЛЮСТРАЦИИ к книге "ЦИРК"

http://www.ruscircus.ru/cgi/pick.pl?func=p...l=24&page=6

Петер Майе. Фрагмент раннего конно-балетного номера
Большой римский цирк
Древнеримский цирк Фламиния
«Школа верховой езды» Астлея (Лондон)
Неизвестный кунстберейтор. Франгменты показательной верховой езды военно-спортивного характера
«Адская лошадь»
Антонио Франкони
«Амфитеатр предместья Тампль» (Париж)
Олимпийский цирк Франкони. Фрагменты конных скетчей и конно-балетных номеров
«Амур на коне». Фрагмент конно-балетного номера братьев Мекке
Амфитеатр Турниера
Олимпийский цирк Франкони в Париже



http://www.ruscircus.ru/cgi/pick.pl?func=p...l=24&page=7

«Жизнь солдата»
«Шатландец и сильфида»
Дакроу. Сцена из индийской жизни
«Средневековая кадриль»
Эллен Кремцов
Полина Кюзан
Прыжки сквозь обруч. Исполнительница Пальмира Аннато
«Триумфальное возвращение». Исполнительница Аделина Краузе
Жан-Батист Ориоль
Прыжки сквозь обручи. Исполнительница Антуанетта Лежар
Франсуа Боше
Александр Гвера
Олимпийский театр-цирк (Париж). Карикатура на историко-военные мимодрамы Франкони
Икарийские игры
Поль Кюзан
«Мадам Анго на уроке верховой езды». Конная клоунада
Цирк Дирекции императорских театров (Петербург)

http://www.ruscircus.ru/cgi/pick.pl?func=p...l=24&page=8

Театр-цирк Дирекции императорских театров (Петербург). Общий вид
Театр-цирк Дирекции императорских театров (Петербург). Зрительный зал
Афиша театра-цирка 1852 г. (Петербург)
«В цирке». Из альбома А. Лебедева
Эрнст Ренц
Цирк Наполеона (Париж)
Дэвис Ричардс
Цирк Чинизелли (Петербург)
Цирк Чинизелли (Петербург). План зрительного зала
Гаэтано Чинизелли
Эмма Чинизелли
«Лошадь в кровати». Цирк Чинизелли
Альберт Саламонский
Цирк Никитиных на Ходынке (Москва)
Заднее сальто-мортале с лошащди на лошадь


http://www.ruscircus.ru/cgi/pick.pl?func=p...l=24&page=9

Конная карусель. Цирк Буша (Берлин)
Джемс Филлис
Каваллини
"Шаривари". Цирк Ренца (Берлин)
Реприза с бабочкой
Футтит и Шоколад. Фрагмент акробатической клоунады «Железная дорога»
Бенефисная афиша Билли Гайдена
Леотар
Воздушный полет Леотара
Акробаты в колонне. Ансамбль Артон (Германия)
Танцлокаль «Альказар» (Гамбург). Эквилибристки
На двойной проволоке сестры Кох
Воздушный полет труппы Е. Валенда (Франция)
Тройной турник. Ансамбль Гаринг (Англия)
Велофигурист из труппы Даутон (Англия)
Крафт-акробаты. 5 Рептонс (Германия)


http://www.ruscircus.ru/cgi/pick.pl?func=p...=24&page=10

«Сцена в парижском ресторане». Исполнитель Август и партнеры
Цирк Чинизелли (Петербург)
Цирк Чинизелли (Петербург)
Томас Батти
Юлиус Зетт
Группа бенгальских тигров Тогаре. Финальная пирамида
Цирк Шумана (Берлин)
Ансамбль Фердинис (Германия)
Цирк Буша (Берлин). Эпизод из пантомимы «Сибирь»
Неизвестный английский цирк (Лондон?). Финал пантомимы на воде
Смертельный прыжок на велосипеде
Цирк Чинизелли (Варшава). Новогодняя позхдравительная открытка
Чипионе Чинизелли
А. А. Никитин с лошадью «Линус»
Авизо, составленное для неграмотных артистов. Цирк Феррони (Пенза)
Анатолий Дуров


http://www.ruscircus.ru/cgi/pick.pl?func=p...=24&page=11

Владимир Дуров
Цирк Сарразани (Франкфурт)
Ганс Сарразани
Трехманежное шапито Кроне (передвижной сверх-цирк)
Тогаре
Зимнее шапито Сарразани. Передвижной сверх-цирк
Пипифакс
Вильямс Труцци в пантомиме «Карнавал в Гренаде»
Вильямс Труцци в пантомиме «Ковбой из Техаса»
Пантомима «Черный пират». Постановка Вильямся Труцци
Пантомима «Черный пират» в Ленинградском цирке. Афиша
Виталий Лазаренко. Карикатура на юбилейный спектакль
Рекламный плакат для номера 5 Сосиных «Мещанская вечеринка»
Шут его величества народа Виталий Лазаренко