Поветрие. Фельетон

На двери, ведущей в кабинет директора филармонии, висит табличка: «Прием артистов по средам с 10 до 14 часов». Сейчас — половина одиннадцатого, среда, и посему приемная полна народу: товарищи артисты чают побеседовать с директором с глазу на глаз по своим творческим и бытовым вопросам...

Шустрая секретарша, метнувшаяся по звонку в кабинет, только сунула нос за обитую клеенкой дверь и сейчас же ли­цом повернулась к ожидающим.

— Кто первый? Вы? Давайте!

Солидный артист, слегка прихрамы­вая, проследовал к кабинету и скрылся за дверью...

Директор сидел за своим столом на фоне афиш, заполнивших всю стену. Жестом он пригласил посетителя сесть в кресло и вопросительно глянул на него. Помявшись немного, артист выдавил из себя:

— Я насчет того же самого, Сан Палч...
— Это — чтобы вам разрешить высту­пать не номером, а отделением?
— Ага. Что же? Кунайская имеет от­деление, Трепетошкин тоже наяривает по целому отделению... а то — и сольные вечера заколачивает... Маякина  отделе­ниями шпарит, Мурмышкин — тоже са­мое, Охаламский опять же... Неужели я хуже?!
— Нда... А репертуару у вас хватит на отделение?
— У меня-то? Да я могу объявить де­каду моего имени: неделю каждый день стану петь, и каждый день — новое,
— А терпения хватит?
— У меня-то?.. Для такого дела я го­тов не пить, не есть, не спать...
— Вы не будете спать. Это мне по­нятно. Но вот зрители — слушатели то есть, — они непременно заснут, если не сбегут...
—Шутите, Сан Палч! Я, смело могу сказать, — любимый народом мастер вокала.
— А какой у вас сбор был в Пищихинском доме культуры на той неделе?
— Сбор?., кхм... что ж — сбор... Сбор еще ничего не говорит: реклама плохая.
— А может, программа?.. Ладно. По­думаем еще. Вот так.

Певец неохотно подымается и идет к двери:

— Так я потом к вам приду за от­ветом...
— Ага. Скажите там. чтобы следую­щий товарищ входил...

Через полторы минуты вбегают рысью очень маленькая худая женщина с мор­щинистым уже лицом, но еще с претен­зиями на женское обаяние и с нею — длинный парень, нестригшийся, вероят­но, лет пять. Оба в унисон бормочут:

— Здрысс, Сан Палч!
— Здравствуйте. Садитесь. Что ска­жете, товарищи танцоры?
— Именно, мы — танцоры, Сан Палч! Нам танцевать хочется!
— Так вы ж и танцуйте, — отвечает директор унылым тоном: ему ясно, о чем сейчас пойдет речь.
— Ну что мы там танцуем? — грустно произносит нестриженный, — по танчику — по два в концерте... А сколько их у нас, концертов?
— Но ведь вы норму выполняете?
— Выполняем, безусловно... Сан Палч! Дайте нам отделение!
— Собственное! — подхватывает кро­шечная старушка.
— С антуражем! — ноет ее партнер.
— И чтобы афиши с будками были!
— С какими еще будками? — удивля­ется директор.
— Ну это... чтобы наши фото на афи­ше... «будки» — их называют... И потом, чтобы мы же в позах были напечатаны...
— В каких позах?
— В изящных. Как мы танцуем. Я ее держу на вытянутых руках, а она изящ­но улыбается. Или: она улыбается, а я ее посадил на плечо и тоже улыбаюсь. Изящно.
— Ну ладно. Насчет афиши мы ре­шим. А вот самое основное: как вы себе мыслите — публика будет вас смотреть целое отделение?
— А почему нет?.. Если, например, поставить билетеров у всех дверей и по­том обещать в антракте хороший бу­фет, то...
— А без буфета?
— Зачем же без буфета, когда можно с буфетом?!
— Нда.  Ну ладно, идите, товарищи артисты. Подумаем. Пускай входит кто там на очереди...
— Сан Палч, хотелось бы только — без волокиты...
— Какая уж тут волокита?.. Привет! Вы — кто такой?
— Не узнали, товарищ директор? Я же ж на той неделе у вас подписал договор: ксилофончик у меня и гитарка с электричеством.
— А, да, верно... Так что вы хотите сказать?
— Как — что? Я прошу и мне дать отделение.
— Тьфу!
— Нет, простите у меня репертуар — отнюдь не «тьфу»! И мастерство тоже — не «тьфу»!
— Я не по поводу мастерства. Уж очень вас много — которые требуют себе отделения! Вот вы, например, если вы будете целый час стучать по своим дощечкам, народ же завоет!
—Никогда он не завоет, если хотите знать. Народ у нас теперь культурненький: умеет вести себя в зрительном зале! И при том: я нет-нет, а оставлю ксилофон и; на гитаре что-нибудь им провою...
— Провоете?
— Ну да: гитара же — электрическая, она воет.
— Нда... Афишу тоже хотите «с буд­кой»?
— А как же? Без будки — гастролер не гастролер...
— Нда... Ну вот что: не будет вам будки!
—Как то есть — «не будет»?
— А так! Не позволю я, чтобы на со­ветского  зрителя  стучали  по  поленьям целое отделение! Слышите: я уже стиха­ми заговорил... Идите отсюда!
— Товарищ  директор, я ведь буду жаловаться...
— И прекрасно! Жалуйтесь, куда хо­тите. А сейчас — следующего давайте! Вам что? Отделение нужно?
— Точно! Какой вы чуткий, товарищ директор: сразу  все понимаете... Мы с женой — кукольники. Ширма у нас хорошая, кукол — полно, а в один номер уло­житься никак не можем...
— А вы и не укладывайтесь.
— То есть?
— Просто уходите от нас. Или — но­мером, или — на все четыре стороны Вместе с куклами, с ширмой, с бараба­ном... что у вас еще есть?
— Бубен есть. Барабана как раз нету.
— Ну, значит, с бубном увольняйтесь. Следующий! Какой у вас жанр?.. По­ звольте, да вы же чечёточник!
— Ага. Бью как двумя ногами, так и одной — поочередно: правой, потом левой.
— Ясно. Хотите бить отделение?
— Ага. Что же — люди получают, а я...
—Ну, вот что: сколько вы не будете бить, отделения вам не добиться. Все! Следующий! Ну кто там еще просит от­деление?!
—Я профу. Я фам фтец. Имею больфую пвогвамму и никак не могу уловыться в фетверть фиса. Мне и отделе­ния и то не ффатает...
— Конечно! Как оно может хватить?! Чтобы понять, о чем вы говорите, надо час разбирать...
— Пофему?
— По этому самому. Что у вас за дик­ция?!
— Обыкновенная пфеквасная дик­ция... Знафит, вы мне не дадите творческого отделения?

Директор подбежал к дверям и за­кричал секретарше:

— Варвара! Больше ко мне никого не пускать! Хватит мне на сегодня этих... отделенцев!

Но секретарша уже шла к нему на­встречу и, стараясь перекричать шум голосов в приемной, сообщала:

— Александр Павлыч, там еще при­шли... еще! Сейчас к вам гармонист Неречкин просится... потом этот — как его? — фокусник Сюзява... акробаты Теререпенко... Гунявкер и Плямм — конфе­рансье... — Никого я не приму! Все! Все! За­прите мою дверь! Все!

Как вы думаете, товарищ читатель, в какой филармонии это было? В том-то и дело, что не в одной, а в очень многих. И это — истинная беда, когда все артисты стремятся отнимать у зрителей по цело­му отделению. Все! А все ли имеют на то право? а?..

То-то и оно!

Виктор АРДОВ