Премьера циркового спектакля «Волшебный источник» должна быть другой

Ни один цирковой спектакль, появившийся за последнее время, не вызывал столько противоречивых разговоров и пересудов, сколько вызвало балетно-цирковое феерическое представление «Волшебный источник» (авторы Я. Зискинд и В. Горегляд, постановка Л. Варпаховского).

Гигантская чаша подогретой воды на манеже Тульского цирка добрых полтора месяца была предме­том горячих обсуждений, в которых приняло участие множество людей — от рецензентов областной газеты до работников союз­ного Министерства культуры. И может быть, именно теперь, когда послепремьерные страсти несколько улеглись, когда опре­делилась в общем-то единая точка зрения на весьма скромные достоинства и большие недостатки первого представления «Цирка на воде», — именно теперь полезно оглянуться назад, заду­маться над причинами, которые, как мне кажется, еще задолго до премьеры «запрограммировали» неудачу спектакля.

Горькое начало всех начал было заложено, на мой взгляд, в крайне пустом и к тому же изрядно пошловатом сценарии, на­писанном Я. Зискиндом. Прочитав это сочинение, претендующее на занимательность и даже остроумие, можно подумать, что не было и нет сорока с лишним лет, отделяющих наш цирк от пло­щадных балаганов и паноптикумов царево-кокшайской ярмарки, что не родились еще Карандаш и Никулин, Попов и Енгибаров, несущие в своем творчестве, в своих лучших интермедиях и ре­призах высокую культуру жизнерадостного и умного смеха. В самом деле. Вознамерившись хоть как-то соединить первое, «сухопутное», отделение со вторым, автор сценария вручил все сюжетные связующие нити четырем комическим и полукоми­ческим персонажам— клоуну Сергею Сергеевичу, двум иллюзио­нистам с экзотическими именами Али и Фатима и инспектору манежа, чьи анкетные данные никак не обозначены.

Что ни персонаж, то средоточие, сгусток самых дурных и де­шевых штампов! Клоун в сценарии «Волшебного источника» — просто болтливый, бестолково суетящийся дуралей, который «острит» так, что неловко становится за советский цирк и за всех тех, чьи уважаемые фамилии значатся в программке спектакля. Иллюзионисты фокусов не показывают, но зато Али щеголяет в «индийской чалме», а Фатима жеманно изъясняется, как это специально оговорено в сценарии, «с легким иностранным акцен­том». Что же касается инспектора манежа, то это безликое суще­ство запоминается разве что бутафорской лысиной да фиолето­выми лацканами плохо отглаженного фрака...

Четверо малосимпатичных персонажей долго и нудно на про­тяжении всего первого отделения разыгрывают притчу о «вол­шебном источнике». Суть этой притчи в том, что есть-де чудо­действенная вода, с помощью которой люди «волосеют» (I) и мужчины превращаются в женщин, а женщины — в мужчин. Лысина инспектора манежа, которую поочередно прикрывают разными париками, становится, согласно оригинальному замыслу Я. Зискинда, основной движущей силой сюжетного развития. На паноптико-балаганном уровне и текст сценария. Оторопь берет, когда слышишь с манежа такие, к примеру, откровения:

«Ницца, Рица, хрен, горчица!
Что случится, то случится!
Браво, бис, браво, бис —
Где ты, молодость, вернись!»

Или: «Швхер-махер, парикмахер,
Без волос какая жизнь?
Шевелюра, появись»...

Предельно четко, обнаруживая при этом некоторое знаком­ство с современном советской поэзией, «самовыражает» себя иллюзионистка Фатима:

«Конотоп, Париж, Варшава,
Евтушенко, Окуджава!
Ча-ча-ча и чу-чу-чу —
Стать мужчиной я хочу!» 

Покуда загадочная иностранка прямо-таки изнывает от жела­ния стать мужчиной, публика недоумевающе скучает. Ей, публи­ке, право же, неинтересно наблюдать, как (цитирую сценарий) «на прекрасной сверкающей лысине инспектора манежа появля­ется первый легким пушок». Зрители пришли на феерический цирковой спектакль, а их почему-то утомительно дурачат глупей­шими «косметико-половыми» метаморфозами!

(Впрочем, зрителям еще повезло: далеко не все, что напри­думал автор сценария, вошло в представление. Чего стоит, на­пример, колоритная сцена погони клоуна за инспектором мане­жа! Оба они убегают, а затем (снова цитирую сценарий) «выхо­дит запыхавшийся клоун. В рутах у него большая кость, которую он с аппетитом догладывает». Вы только представьте, как это безумно весело и смешно: плотоядно причмокивая, шустрый клоун-каннибал «догладывает» берцовую кость инспектора манежа!).

Мутные ручейки дурновкусия, дешевки, откровенной пошлости не оскудевают на протяжении всего спектакля. К тому, что напи­сано автором сценария, щедро добавляется низкопробная «от­себятина»: дурные примеры, как известно, заразительны. Громко и внятно, чтобы слышно была в самих дальних рядах амфитеатра, содержимое бассейна пересчитывается на количество «поллитров» и «чекушек». На пустяшное замечание инспектора манежа клоун-грубиян отвечает, как последний хулиган из подворотни: «Я тебе так наподдам, что всю жизнь будешь на лекарства работать!». Автору сценария представляется чрезвычайно важным, чтобы к концу второго отделения зрители стали свидетелями нижеследующей сценки:

— Кого вы ищете? — спрашивает ведущий у пожилой женщи­ны, которая через минуту неуклюже прыгнет в бассейн и, сбро­сив в воде седой парик, «превратится» в писаную красавицу.
— Мужа   ищу, — отвечает та.
— Эх, мадам, — с глубокомысленным подтекстом замечает ве­дущий, — мужа теперь (?!) найти трудно...

Внутреннюю пустоту сценария не восполнили, а, скорее, усу­губили эстрадные артисты В. Деранков, И. Грачева, А. Долин и В. Рейшвиц, приглашенные авторами спектакля на комические «сюжетные» роли. Я далек от мысли подвергать какому бы то ни было сомнению творческие возможности этих исполнителей, их профессиональную подготовку: очень может быть, что в при­вычной для них эстрадной обстановке они выглядят совсем по-другому (в частности, В. Деранков, насколько мне помнится по его прошлым выступлениям на эстраде, отнюдь неплохой актер). Здесь же все четверо напоминают ряженых на суматошном кар­навале; вместо того чтобы быть клоунами, быть иллюзиониста­ми (именно так полагается в цирке!), они «играют» в клоунов и иллюзионистов, причем делают это примитивно, неубедительно, с той нарочитой развязностью, которая всегда так неприятна на манеже. Да и то сказать, попробуйте не быть развязным, если при всем честном народе, на глазах полутора тысяч зрителей вас заставляют декламировать стихи про «Ниццу, Рицу, хрен, горчицу»!

Недоброкачественность сценария, ничем не оправданное в дан­ном случае привлечение эстрадных исполнителей предопредели­ли, как мне думается, и творческую неудачу такого крупного мастера театральной режиссуры, как Л. Варпаховский. Из всех больших и малых «сюрпризов», связанных с постановкой «Вол­шебного источника» — это, пожалуй самый неожиданный и не­приятный, поэтому о нем хотелось бы поговорить подробнее. На правомерность приглашения в цирк режиссеров «со сто­роны» — будь то театр или кино — существуют, как известно, разные точки зрения. Бытует мнение, что сама по себе специ­фика цирка или, точнее, незнание этой специфики заведомо обре­кает на неудачу любое приобщение «посторонних» к таинствам манежа. И теперь, когда столь нескладно вышло с первым пред­ставлением «Цирка на воде», приверженцы такой точки зрения вроде бы оказались правыми. «Вот видите, что получается, — снисходительно резюмируют они происшедшее, — когда нецирко­вой режиссер берется за постановку циркового представления».

Между тем во всем том, что произошло с «Волшебным ис­точником», надо видеть, как мне кажется, совсем другое. Дело вовсе не в том, что Л. Варпаховский не сумел поставить феери­ческий цирковой спектакль на воде, а в том, что даже такой мно­гоопытный и талантливый режиссер, как Леонид Викторович Вар­паховский, оказался бессильным вдохнуть жизнь в примитивную до предела «притчу о поволосении». Специфика спецификой, и пренебрегать ею, разумеется, не следует, но ведь если гово­рить откровенно, то и среди наших цирковых специалистов вряд ли найдется режиссер, который смог бы поставить по такому сценарию мало-мальски приличный спектакль. Не случайно едино­душное мнение всех, кто смотрел представление «Волшебный источник» (в том числе и мнение режиссеров цирка), свелось к тому, что произведение Я. Зискинда не выдерживает сколько-нибудь серьезной критики и что немедленно надо заказывать но­вый сценарий. И остается только удивиться, как мог Л. Варпа­ховский взяться за постановку спектакля на такой сомнительной литературной основе...

И вот тут самое время высказать некоторые недоумения. До­пустим, Л. Варпаховский в силу недостаточного знания цирковой специфики не смог правильно оценить сценарий и опрометчиво взялся за работу, заведомо обреченную на провал. Но ведь кроме режиссера, приглашенного «со стороны», есть еще репер­туарный отдел Союзгосцирка, есть Центральная студия циркового искусства, для которой постановка представления на воде была или, точнее, должна была стать этапной работой минувшего года. Куда же они смотрели?

Справедливости ради следует заметить, что главный редактор репертуарного отдела А. Рождественский с самого начала был категорически против сценария «Волшебный источник». Сценарий неоднократно возвращался автору на доработку, но лучше от этого не стал. И тем не менее он был принят. Принят, как теперь говорят, «под нажимом» директора студии В. Горегляда, который настолько уверовал в достоинства сценария Я. Зискинда, что счел даже возможным выступить на сей раз в несвойственной ему роли соавтора представления. (Замечу в скобках: за последнее время стремление «к соавторству» приобрело у нас прямо-таки угрожающие размеры. Литературные соавторы плодятся, как подберезовики после дождя — что ни спектакль, то все новые творческие и нетворческие деятели цирка   отважно   «ударяются в драматургию». Их, небескорыстных искателей литературных лавров, это, судя по всему, устраивает. А цирк?..).

Как мы все-таки бываем порой нелогичны и непоследователь­ны в своих действиях! Для того, чтобы, скажем, повысить артисту ставку с шести до восьми рублей, собирается специальная тарификационная комиссия. И это правильно: коллективные оцен­ки и суждения — лучшая гарантия от возможных ошибок и про­счетов. Так почему же в данном случае, когда речь шла о куда более значительных расходах, когда по предложенному автором литературному тексту были высказаны весьма серьезные крити­ческие замечания,— почему в данном случае судьба сценария была решена без сколько-нибудь широкого обсуждения? А ведь можно было, уж коли столкнулись два противоположных мнения, обсудить сценарий «Волшебного источника» на режиссер­ской коллегии главка или — еще лучше — на заседании Художе­ственного совета, для которого, кстати сказать, это было бы пре­красным поводом напомнить о своем существовании.

Неудача первого представления «Цирка на воде» особенно огорчительна потому, что на фоне примитивного сценария как-то смазались, отошли на второй план несомненные творческие успе­хи вновь созданного коллектива. Радуют не только великолепные фонтаны, создающие поистине сказочное зрелище, но и молодые исполнители, которые уже сегодня, спустя всего год после на­чала репетиций, достигли многого. И можно лишь пожалеть, что их первая в жизни премьера на цирковом манеже оказалась менее радостной и счастливой, чем она могла бы и должна была быть. Обидно и за Тульский цирк — его работники во гла­ве с Дмитрием Иосифовичем Калмыковым сделали все, что в их силах, для достойного выпуска спектакля.

Коллектив «Цирка на воде» — на творческом старте; уже сей­час пишется новый сценарий, который, надо полагать, будет не­сравнимо лучше старого. И хочется верить, что к середине марта, когда читатели получат этот номер журнала, след от «Вол­шебного источника» останется разве что в бухгалтерских ведо­мостях как печальное напоминание о бесцельно затраченных деньгах. И если сегодня мы все же возвращаемся к нему, то делаем это с единственной целью: предостеречь на будущее от снисходительности в оценке ремесленных литературных поделок, от утверждения сценариев, которые написаны по принципу: «шахер-махер, парикмахер»...
 

НИК. КРИВЕНКО

Журнал Советский цирк. Март 1968 г. 

оставить комментарий