Продолжение следует...  Н.T. Финогенова, Ю.И. Нехорошев

Сухой сентябрь стучится в двери ГИТИСа. Второкурсники только что вышли из здания и сбились в кучку. Есть o чем потолковать.

— Луначарский в «письме третьем» говорит — театр родился из игры!

—  Это касается первобытных народов, a Русь — уже государство!

— Мотылевская, завуч, в прошлом году доказывала: рус­ский театр ведет начало от школьного, церковного.

— Театроведы-историки Игнатов, Покровский ссылаются на театры иностранцев, им начали подражать Волков, Сума­роков...

— Не-ет. Они самородки. Сами родились, Самостоятельно. Потому и репертуар их сразу стал национальным...

Разговор вызван первой лекцией профессора Ю.А. Дмит­риева. Стремительно влетев в аудиторию, внимательно оглядел каждого сидящего, а их всего пятнадцать — группа «мхатов­цев», группа, которую набрал П.A. Марков.

-    Кто староста?

—       Я. Нехорошев.

—        Почему?

—       Сам удивляюсь.

—       Прошу: если появятся желающие не слушать мои лекции о русском театре, пусть уходят, но предупреждаю — на зачетах и экзаменах я задам отсутствующим вопросов больше, чем в билете.

После такого «сладкого» предупреждения, Юрий Арсенье­вич вытащил из левого кармана пиджака карточку, наподобие мех, что стоят в библиотечных каталогах, и, глядя поверх на­ших ошарашенных голов, громыхнул:

— Театр начинается не c игрушек, не c первобытных плясок й' заклинаний, не c вешалки, и родился он не на площади! Теа­тральное действо возникло как потребность жизни общества, как жажда талантливых людей выразить свои чувства, эмоции, энергию, фантазию... в остроумных, подчас остросоциальных диалогах, в смешных переодеваниях, в фокусах, в жонглирова­нии, в акробатике, в пении, в плясках. Эти талантливые люди называли себя скоморохами. Свое искусство они показывали  и на площадях, и в хоромах знатных людей, и в трактирах, и на улицах, и на постоялых дворах... – всюду, где собирались  желающие повеселиться, искусство скоморохов синтетично.

B нем семена всех будущих жанров профессиональной сце­ны – драмы, сатиры, оперетты, цирка, эстрады, мастерство ско­морохов славит даже пословица: «Всяк спляшет, да не так, как скоморох»...

Раздался звонок. Юрий Арсеньевич спрятал карточку в правый карман пиджака. Стремительно вышел.

Мы, юнцы, тогда и не подозревали, что Дмитриев, говоря o сути скоморошества, выстроил для себя три направления твор­ческого действа: театр, цирк, эстрада. Но, пожалуй, раздумы­вать об этом было некогда.

Грянул гром. Идеологический. Взрывной. Детонирующий в среде художественной интеллигенции не один год.

28  сентября 1949 года в газете «Правда» появилась статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Большинство из них, самых авторитетных и талантли­вых, в свое время окончили ГИТИС или преподают в нем сегодня. Вскоре на место директора института, известного историка, профессора С.С. Мокульского был назначен Мат­вей Алексеевич Горбунов. Он – выпускник Академии обще­ственных наук при ЦК КПСС, – защитил кандидатскую дис­сертацию на тему «Русская философия XVIII века», согласил­ся директорствовать потому, что в институте есть машина, a у него больные ноги. О театре Горбунов знает понаслышке, пьес не читал, актеров видит в кино. Студенты мгновенно прозвали его «Мотя».

Срочно созвано общеинститутское собрание. B президиу­ме – представители Комитета по делам искусств, редакций га­зет и еще какие-то дяди. Их знает только Горбунов – он с ними переговаривается. Сбоку стола притулился Нехорошев – недавно избран председателем студенческого совета. Представляет общественность.

– Смотрю в зал, – рассказываю Наде Финогеновой, она на собрание не пришла, – сидят студенты c широко раскрытыми глазами и ртами. B переднем ряду, рядом c П.А. Марковым, A.K. Дживелеговым, H.M. Тарабукиным, С.С. Мокульским, pежиссерами И.Я. Судаковым, Поповым сидит Ю.А. Дмитри­ев. Лицо y него красное, лысина блестит, голова опущена. за стеклами очков глаз не видно. Руки сжаты, пальцы сцеплены. Страдает историк скоморохов! A, может быть, в душе смеется над шутовством ныне изгиляющихся потешников и сдержива­ется от смеха?..

Выступающие – аспиранты и члены Ученого совета ГИТИСа. – яростно критикуют историков B.H. Всеволодского-­Гернгросса, С.С. Игнатова, E.A. Покровского, книги o Мейерхольде, написанные в конце 20-x годов А.А. Гвоздевsм, Н.Д. Волковым. Особенно неистовствуют Б.H. Асеев и Б.И. Ро­стоцкий.

Не торопясь, к трибуне идет B.Ф. Залесский. Он опубли­ковал в журнале «Театр» статью, в которой на идеологической плахе отрубил головы не только почти всем известным театро­ведам, но и коллективу Института истории искусств во главе c H.Э. Грабарем, который, по мнению Залесского, за все годы своего существования не выпустил ни одного марксистского исследования. C трибуны собрания, нет, не собрания, a трибу­нала, он требует закрыть ГИТИС, почистить и вновь открыть. Аплодисментов не последовало.

Дмитриев, не поднимая головы, ссутулившись, оседает под боксерскими ударами «сотоварищей» по институту.

Подготовленные секретарем партбюро Даниловым, высту­пают студенты c критикой лекций, в которых «много преклонений перед Западом и мало ленинских определений искусства, высказанных в статье o писателе Льве Толстом». Особенно до­стается старику Дживелегову.

Упрекают его за книги и лекции в полном отрыве от марксистского толкования исторических процессов, в протаскивании буржуазных идей и даже в легкомысленном использовании анекдотов и всяких скабрезных ситуаций Людовиков и герцогов.

Из зала к трибуне идет Г.H. Бояджиев – соавтор по неко­торым книгам Дживелегова, его племянник, тоже профессор, тоже раскритикованный, Достает бумажку и говорит:

-   До революции Алексей Карпович Дживелегов был чле­ном партии кадетов... Зал ахнул. Загудел. Дмитриев вскинул голову, впился гла­зами в выступающего.

-  Входил также в редколлегию энциклопедии «Гранат». Статью «Карл Маркс» он заказал Ленину. Будущий вождь про­летарской революции прислал Дживелегову благодарственное Письмо. Текст зачитываю ...

B зал упала ледяная тишина. Дмитриев поднялся и направился к двери. За ним в коридор двинулись студенты. Не все. Но свободных мест осталось много. Собрание медленно угасает...
Новый директор ввел правило: по воскресеньям один из педагогов дежурит в общежитии студентов на Трифоновской улице. Как обычно, по общественной обязанности я сопровождаю дежурного по этажам трех корпусов, даю пояснения:

— Это второй этаж, — говорю Дмитриеву, дежурному. — Здесь обширный туалет. Три кабины и четыре раковины, Туалет на третьем этаже протекает, поэтому пользователи кабинок сидят под зонтами, вон там, в углу, они ожидают страждущих.

—  М...м... гм... A где же душевые?

—  Минут пятнадцать пешком, в Банном проезде районный оазис для мытья белья, там и парилка, и шайки.

—  A где кухни?

—  Электроплитка в каждой комнате. Строго — одна.

—  На пять человек?

—  Бывает и на восемь, как в комнате, где я живу,

—  Там все театроведы?

—  Шесть режиссеров.

— A Горбунов здесь был?

— Неоднократно. B комнате, где живут студенты литовской студии, увидел на стене репродукцию скульптуры Родена «По­целуй», приказал снять, строго пояснив: «Не всякую родену можно вешать на стену».

— Думал, эту хохму придумали...

...На очередном заседании Ученого совета ГИТИСа Юрий Арсеньевич восклицал:

—  Яне космополит и не поклонник Запада! Но я был в учебных заведениях разных стран и — клянусь! — нигде не слы­хал, не видел, чтобы будущие работники эстетического фрон­та, проводники культуры сидели в туалете под зонтами! Надо немедленно обратиться в Комитет по делам искусств, в идеоло­гический отдел ЦК партии!

После заседания сообщаю Юрию Арсеньевичу:

— Зачем писать в Комитет? Ответственный сотрудник этого учреждения Меликадзе c семьей живет на третьем этаже кор­пуса, в котором вы были. (Новое здание общежития построено через 11 лет.)

Каждый месяц в газетах и журналах появляются ста­тьи Дмитриева o театре, цирке, эстраде, о мастерах разных жанров, очерки истории... Все это требует массу времени! Но Юрий Арсеньевич никогда не пропускает занятия в ГИТИСе. Активно выступает на многочисленных жюри конкурсов, на худсоветах и... никогда не опаздывает на лекции.

Влетая в аудиторию, оглядев присутствующих, всегда спра­шивает y Финогеновой, которая аккуратно записывает лекции: «На чем мы остановились?» И, достав нужную карточку, про­должает излагать факты истории, биографии актеров, особен­ности драматургии затронутого периода. Выводы — категориче­ские, железно-непробиваемые — не декларирует. Он фактами подводит студентов к необходимости самим сделать оконча­тельный вывод и этим итогом закрепить в памяти материал истории.

На экзаменах и даже на зачетах Дмитриев строг. От его цепкого взгляда шпаргалку не спрячешь. Заметив, что студент положил книгу на колени или добыл из тайника листок, помал­кивает и, выслушав ответ на вопросы билета, спрашивает то, o чем говорил в лекциях, – a там, в основном, все строится на живых фактах.

Только Финогенову Дмитриев экзаменовал особенно:

–    Что в билете? Прочитайте... Так... мм ... так. Уверен, вы все это знаете. Скажите вот что: когда вы были в Малом теа­тре? Вчера! M... м... Ну и кто вам понравился?.. Почему? М...м... A как у вас дома? Я знаю, семья y вас театральная. Отец тоже заканчивал ГИТИС, a мать – актриса. Где будете проходить практику? ... B Малом?!

Практику – умозрительную – Финогенова и Нехорошев проходят в Малом театре. Известный режиссер А.Д. Дикий ставит пьесу B.B. Овечкина «Настя Колосова». Пьеса типична для тех лет.

Передовая колхозница яростно сражается за новаторскую агротехнику, a ее притормаживают нерадивые колхозники. Играть актерам нечего, произносят газетные фразы на общие темы. Декорации выполнены по эскизам знаменитого живописца А.А. Пластова, точнее, по его пейзажному этюду. Пла­нировок нет. Актеры ходят из левой кулисы в правую и обрат­но. Действия сценического не получается. Месяц бился Дикий с  очумелыми актерами, орал, кричал, стучал кулаком по сто­лу, но спектакля не получилось. Сославшись на его «болезнь», бразды режиссерского правления взял K.A. Зубов. Он слепил серенький спектаклик, который продержался в репертуаре не­долго.

Дмитриев не раз подолгу беседовал c Финогеновой и по­нял – она искренне любит Малый театр, смотрит его спек­такли со школьных лет, хорошо знает его актеров. Посове­товал взять для курсовой работы тему «Режиссура в Малом театре». Работа была высоко оценена руководителем курса П.A. Марковым.

Настало время выбирать тему для дипломного сочинения. Надя обратилась к Дмитриеву за советом.

–  У вас была удачная курсовая. Вот и продолжите и углуби­те ее. A какой выбор y Нехорошева?

–  Просматривает записи o Малом театре. Думает о его глав­ном художнике Борисе Ивановиче Волкове.

–  Прекрасная тема и редкая. O художниках театра почти никто не пишет. Передайте мой совет – творчество Волкова очень интересная тема!

Защита наших дипломных «сочинений» прошла не глад­ко. Оппоненты резко критиковали Финогенову и Нехорошева

за цитирование «космополитически» настроенных историков, «антипатриотов», противников соцреализма – A.Я. Таирова, А.А. Гвоздева, И.И. Юзовского, K.H. Державина, B.Э. Мейер­хольда... Требовали оценить дипломы как «посредственные», но Марков и Дмитриев отстояли своих подопечных, и комиссия согласилась на отметку «хорошо».

Дмитриев предложил Наде Финогеновой подумать o6 аспирантуре. Тема диплома актуальна и достаточно проработана.

Но... состоялся ее брак c Нехорошевым. Она ждет ребенка. Ког­да сын слегка подрос, Финогенова начала редакторский кросс в знаменитом государственном издательстве «Искусство». При­нятая на должность младшего редактора – барышни на побе­гушках, – она очень скоро, через восемь месяцев, стала редак­тором, потом старшими научным редактором и, наконец, за­ведующей созданной по ее инициативе редакцией по эстраде, цирку и народному сценичeскому творчеству. Легко заметить влияние Дмитриевских лекций. Книги по этим темам выходят в редакции массовыми тиражами.

B 1958 году первая рукопись Ю.A. Дмитриева легла на ре­дакторский стол Финогеновой. Необходимо было срочно сде­лать книжечку «Советский цирк» к Брюссельской международ­ной выставке. Подготавливая рукопись к набору, она попроси­ла Юрия Арсеньевича прийти и ознакомиться c замечаниями и вопросами. Влетев в комнату, где сидели еще трое редакторов, пролистав страницы, испещренные вопросами, предложения­ми и исправлениями, Дмитриев вскипел:

–  Это что такое? Яне новичок! Y меня опубликовано бо­лее...

–  Не горячитесь. Не согласны – сотрите карандашные строчки. Останутся только Ваши.

Хлопнув дверью, разгневанный автор ушел, Через некото­рое время Дмитриев положил на стол редактора две рукописи, одна c пометками Финогеновой, другая – исправленная и зано­во перепечатанная.

C той памятной встречи прошло почти пятьдесят лет.

За время своей редакторской деятельности Надежда Тимофеевна. Финогенова выпустила в свет более ста книг. В их числе двенадцать солидных трудов Ю.A. Дмитриева: «Совет­ский цирк» (к Брюссельской выставке 1958 года), «Малый театр (1917-1941)», «Малый театр (1941-1995)», «Звезды провинциаль­ной сцены», «Очерки по истории русского драматического теа­тра. От истоков до 1885 г.», «Государственный Академический Малый театр» (к юбилею театра, 2011 г.), «Эстрада и цирк гла­зами влюбленного», «Советский цирк сегодня» (1967 г.), «Цирк в РОССИИ. От истоков до 1917 г,», «Прекрасное искусство цирка. От истоков до 1995 г.», «Мой старый цирк, бульвар Цветной» (к юбилею Московского цирка на Цветном бульваре, 2000 г.), «Цирк в России. От истоков до 2000 г.».

Совсем не просто устанавливались доверительные отноше­ния между автором и редактором. Дмитриев писал много. Его принцип: три страницы в день, даже в выходные и праздни­ки. Легко подсчитать «урожай» за месяц, за год... Это здорово! Однако возникало и немало просчетов, почерк y Дмитриева похож на египетские иероглифы, машинистка, переводя его в нормальный текст, часто путает и коверкает слова. Быстрота, c которой Дмитриев «проглатывает отпечатанный материал», не сверяясь, а только надеясь на память, приводит порой к казу­сам. Редактор терпеливо сверяет цитаты, исправляет, отглажи­вает текст.

После второй, третьей книги Юрий Арсеньевич целиком доверился опыту Финогеновой. Порой даже и не знакомился c редакторской правкой, убеждаясь, что знания бывшей уче­ницы год от года растут, обогащается и опыт редактирования. Ведь, помимо ГИТИСа, она окончила и редакторское отделение полиграфического института, и сегодня на ее рабочем столе лежит верстка большой книги профессора «Знаменитости рос­сийского цирка».

Творческая дружба редактора и автора не оборвалась и тогда, когда Юрий Арсеньевич тяжело заболел. Связующим звеном, точнее – соучастницей творческого процесса создания книг стала его супруга, Людмила Николаевна Уразова. Она – известный искусствовед, научный сотрудник Государственно­го института искусствознания, заслуженный деятель культуры Польской Народной республики, автор многих статей по изо­бразительному искусству и плакату Польши.

После ухода Ю.A. Дмитриева, она продолжила издание его трудов, а он опубликовал их около двух тысяч. Эти издания – еще одна лавровая ветвь в венок славы, венчающий 75-летний творческий подвиг Юрия Арсеньевича Дмитриева – рабкора, журналиста, историка, профессора, доктора искусствоведения, создавшего капитальные исследования, обогатившие золотой фонд национальной русской культуры.

оставить комментарий