Прости меня, мама

Рассказ из книги Людмилы Дикуль "Букет с терьером".

Сколько себя помню, у нас всегда были голуби. Самых умных отбирали на сольные трюки, а все остальные участвовали в массовке: в финале своего иллюзионного номера папа стоял в середине манежа, широко раскинув руки, а мама выпускала из центрального прохода цирка массовку – стаю голубей. Оркестр играл «Если бы парни всей Земли…», белоснежная стая приземлялась на папины руки и голову, и всем зрителям было ясно, что папа – за мир во всем мире.

Если кто-то из голубей, вдруг передумав, менял свой маршрут и улетал к оркестру, мама очень переживала, искала причину «чп» в том, что слишком сильно «послала» голубя, хотя, скорее всего, птице просто захотелось полетать подольше.

За такую ответственную работу маме по договору дирекция платила рубль за представление (так называемые разовые). Мама старательно собирала все эти рублевые справочки – и так по месяцам накапливался ее рабочий стаж.

До своего замужества мама была фельдшером-акушером в роддоме города Орла. Однажды после работы она пошла на концерт заезжего фокусника, очаровавшего ее своим искусством и бравым видом. Фокусник только что демобилизовался из армии и под фраком носил офицерские брюки (шел 1946 год, и на штатские брюки фокусник пока не заработал). Молоденькая, хорошенька фельдшерица и отставной старший лейтенант все в тех же офицерских брюках, но без фрака, прогуливались по раскисшей от весенней распутицы орловской улочке, не замечая грязи, и… забуксовали. Тогда бравый фокусник-лейтенант поднял фельдшерицу и на руках перенес на сухое место дороги.

Его «подвиг» имел самые плачевные последствия для орловского роддома: как ни уговаривали Томочку одуматься, администрации все-таки пришлось оформить увольнение «по собственному желанию» веселой и расторопной акушерки, любимицы рожениц и медперсонала.

Поначалу Томочка ассистировала  мужу на сцене, затем родился ребенок, то есть я, ездить по глубинкам и деревням стало сложно, и дело кончилось тем, чем оно чаще всего и кончается в артистических семьях, в которых жены «со стороны», а не артистки.

Как-то так само получилось, что о маминой прежней профессии никто не вспоминал, и маленьким ребенком на вопросы досужих хозяек я отвечала, что мой папа – артист, а мама у нас так, не работает.

Папа уже давно перешел из филармонии в Союзгосцирк, где переездов было меньше, а положение – стабильней, но зимой, когда закрываются шапито и многие артисты «не у дел», он уезжал «с бригадой» на заработки. Если бы мама не стала «так, не работать», меня пришлось бы мотать в автобусе, часто холодном, по зимнему бездорожью и мое счастливое детство скорее напоминало бы рассказ из модной тогда серии «два мира, два детства» о бедных малютках из того, другого мира.

Я выросла, стала выходить в манеж, и мама, наконец, смогла продолжить свой трудовой стаж, собирая справочки о рублевых разовых.

Папе уже недолго оставалось до выхода на пенсию. Мы гастролировали где-то на Кузбассе. Я ехала на работу в цирк в полупустом автобусе. В модной шубке, кокетливой шляпке, слегка подкрашенная, я резко выделялась среди замученных женщин, возвращавшихся со смены. В автобус ввалились двое изрядно подпивших рабочих в спецовках. Увидев «дамочку», решили подшутить. Один из них чуть не в лицо сунул что-то, зажатое в руках.

– А тебе голубя не надо?

Из-под растопыренных пальцев на меня глянула голубка.

– Откуда она у вас?

–Да вот, залетела на стройку, видать, замерзла, а мы ее взяли, даже не особенно ловили, - так, потрепыхалась для дела…

Мужики заржали, довольные своим уморительным предложением.

– Ну, давай, – сказала я и, ловко перехватив протянутую к моему носу руку подпившего строителя, забрала голубку.

Шутники от такого оборота дела опешили.

– Эй, а куда ты ее денешь?

–Не волнуйтесь, у меня целая голубятня, – ответила я, пряча голубку на своей груди под шубу и резво пробираясь к выходу.

Вскоре выяснилось, что голубка – прирожденная артистка. Она легко усваивала все, чему я ее обучала, и в новом номере, который я сделала после ухода папы на пенсию, ей была отведена главная роль.

Страна вступала в эпоху застоя, а я, не подозревая об этом, жила бурной, насыщенной событиями жизнью. Я вышла замуж за циркового артиста. Спустя несколько лет, продолжая колесить с мужем по городам нашей необъятной Родины, родила дочь Анну.

Когда Анюте стукнуло два месяца, мы с мужем приехали в Ярославль. В городе давно не было фокусников, и директор цирка очень  просил меня начать работать свой номер. Знал бы он, как я сама соскучилась по работе! Конечно, я согласилась.

В гостиницу мы приходили только переночевать. С утра Анюта, накормленная материнским молоком и перепеленатая в сухое, отправлялась в коляске «на прогулку» в цирковой двор, под окна медвежатника, где за ней присматривал добрейший дрессировщик медведей дядя Володя Тин.

Муж проверял техническую часть моего иллюзионного реквизита, а я разминала руки для мелкой манипуляции, репетировала с оркестром, снова кормила и пеленала, прокручивая в голове последовательность своих трюков, наспех гоняла засидевшихся голубей… Основной моей заботой было расшитое блестками рабочее платье, в которое я явно не влезала, а влезть – необходимо, ибо новое сшить не из чего, да и оставались считанные дни.

Премьера надвигалась, толком порепетировать с голубями уже некогда, но они вроде все помнят, ну и ладно (из-за репетиционного времени в манеже всегда спор среди артистов, а уж перед премьерой…)

Главное – застегнуть платье и не перепутать в работе что-нибудь с перепугу!

Я влезла! Не перепутала! Голуби меня не подвели! Я – счастлива! На следующий день все опять прошло благополучно, только моя любимая голубка не прилетела на «волшебную» тросточку, а уселась в манеже. Ну, да Бог с ней, она совсем ручная, спокойно дала унести себя с манежа униформисту. Нужно будет только порепетировать с ней завтра, все и наладится! Но в репетиции голубка не сделала даже и попытки прилететь на трость, а просто шмякнулась в манеж. В чем дело, неужели заболела? Расстроенная, я отнесла ее в вольер.

Голубка засеменила и уселась в гнездо на нижнем этаже голубятни.

И тогда только я поняла, что новая жизнь, зародившаяся во мне, заполнила для меня весь мир. Все, кто не был Анютой и мною, ушли в тень. Там, в тени, они жили без меня и моего внимания, там они незаметно для меня и старились.

Где-то в Горьком потихоньку старилась моя мама.

Здесь, рядом со мною, состарилась моя голубка. Старушка уже давно совсем не летала, она даже перебралась в гнездо на нижнем этаже. На премьере эта старая Артистка совершила настоящий подвиг: собрав последние силы, она взлетела и исполнила свой трюк. На второй раз просто сил не хватило.

Прости меня, моя Артистка!

Прости меня, мама…
 

Людмила Дикуль

оставить комментарий