Прощай король!
Ну, наконец – то! Наконец – то! дошло до этих тугодумов, что меня, и только меня нужно было ставить директором этого цирка.
Это единственное правильное их решение, за много лет пустой и бесполезной работы. Всё что для этого нужно, у меня есть. Я молод, полон сил, имею звание, способности к руководству. Мы ещё с ними повоюем.
Мой цирк станет островом свободы, для всех кого «Главк» унизил и оскорбил, что, не так что ли? Сделаем! Всех сделаем! Ещё как сделаем, не на того нарвались господа чиновники!. Он сел в глубокое удобное кресло, под портрет Леонида Ильича, окинул взглядом свой просторный кабинет, и сладкая истома приятно разлилась по всему его телу. Он закрыл глаза, крепко сжал подлокотники своего кресла и продолжал рассуждать: вот кто должен был сидеть на этом месте, а они сомневались. Верно, говорят «Пуганая ворона каждого куста боится». Так вот не надо бояться господа чиновники. Уж больно вы все осторожные там, где не нужно. Этот цирк станет флагманом нашего искусства. Здесь будут рождаться новые идеи, мы станем кузницей молодых талантов. Нам нужна творческая атмосфера. Я создам эту атмосферу. Я подберу достойную команду единомышленников. Здесь, на нашем манеже, в условиях любви и уважения к каждому артисту, мы будем создавать шедевры мирового искусства. Это не утопия, это продуманный и трезвый расчет. Чиновники не знают, что нужно делать только потому, что никогда не были в положении простого труженика манежа. Господа артисты! Я тот, кто так давно был нужен вам.
Да, цирковое искусство заболевает, нет ярких талантливых постановок. Мы ещё держимся на плаву за счёт прошлых работ наших ведущих мастеров арены, но и они уже нуждаются в реанимации. Неужели так трудно было найти исцелителя? Почему вы так долго блуждали в потёмках своего сознания. Но вот, наконец – то Господь просветил ваш разум. По своей природе чиновник слеп, консервативен, пуглив, малоподвижен, занят решением только своих личных проблем. Ну, наконец-то и вы проснулись. Корабль тонет, надо кому то вычерпывать воду из трюма, тонущих надо спасать. Я спасу тонущий корабль. Мне нужна свобода. Снимите оковы с моих, жаждущих работы рук, и я стану первым директором, отказавшимся от услуг бюрократической машины, я повернусь лицом к артисту. Надо было всего лишь понять, что этот простой артист и есть локомотив нашего движения вперёд. Цирк принадлежит ни директору или «Союзгосцирку» а артистам, это их родной дом. Нам нужна творческая неуспокоенность, в стремлении создавать нечто новое. Мы своим равнодушием едва не загубили в нём всё - то лучшее, чем так недавно гордились. Нужно спасти артиста и наше искусство. Нужен был человек, который изменит сложившую ситуацию к лучшему.
И вот этот человек перед вами. Господь услышал мои молитвы и возложил на меня эту очень трудную, но благородную миссию. Это мой крест, и я буду достойно нести его до самого конца. Я один из первых директоров вышедший из артистического круга. Так должно быть, чтобы лучше знать, чем живёт артист, нужно самому пройти, этот непростой, полный не только роз, но и шипов, путь от начала и до конца. И так двери моего кабинета всегда для всех будут открыты, это мой принцип работы. Я так хочу, я так сказал, так и будет.
Так начиналось, так было, и это правда, я сам тому свидетель.
Собирались артисты, подолгу беседовали, строили планы на будущее.. «Союзгосцирк» себя изжил, утверждали они. Этот неповоротливый монстр нежизнеспособен. Начальство одного отдела не знает, что делает его сосед через стенку, позор!. У нас всё будет по- другому. Уже сейчас, если глянуть в окно, вы увидите, что возле моего цирка постоянно собираются толпы артистов. Они идут сюда, чтобы подышать свежим воздухом свободы, и это только начало. Наш цирк – это центр притяжения всех кто жаждет творчества и перемен к лучшему. Многие директора так обленились, что не могут выйти из своего кабинета им, видите ли, приносят обед на рабочее место. Какой это директор? Это не директор, это князёк местного значения. Надо быть среди людей, быть проще, скромнее, доступнее..
И так было, я сам тому свидетель. Но так было не долго.
Каждому человеку, если позволяют обстоятельства, хочется быть исключительной личностью. С этим очень трудно бороться никто не хочет жить как Диоген в бочке, или носить драный хитон как философ Сократ. Эйфория прошла, воздухом свободы надышались. Толпа возле цирка редела, уж больно много в этой толпе было просителей. Но «Союзгосцирк» по прежнему, видать по инерции, продолжали поругивать, что он глух к нуждам своих артистов, а нам, маленькому острову свободы, всех не согреть, слезинку каждому не утрёшь. Возле кабинета ещё толпился народ, но его двери были уже закрыты. Он видимо понял, что так работать нельзя. Секретарь всё чаще напоминала просителям, что директор занят, и всех принять не может, так хоть пожалейте его. Но он был в кабинете один, я это точно знаю, я это видел.
Он стал страдать депрессией, стал раздражительным, обидчивым, капризным, как маленький ребёнок мог по полдня не выходить из кабинета, изображая из себя творческого мученика, узника свободы. А когда будет приём- спрашивала толпа, - а на неделе- отвечала секретарь.
Когда все разошлись, я увидел, как она несла из столовой, на мельхиоровом подносе, накрытым белой салфеткой, обед в кабинет своему шефу. С каждым новым днём толпа редела, превратилась в тонкий ручеёк, а потом и вовсе иссякла. Стали появляться свои люди, непонятно каким образом, но им удалось прописаться в этом цирке.
Цирк прекрасен сменой своих программ. Появляется конкуренция, нет застоя, рождаются новые номера. Для цирка это нормальное явление. Получившие прописку, свысока, даже с презрением стали поглядывать, на тех безнадёжных просителей, которым постоянно отказывали в работе, и они уходили ни солона хлебавши.
- Пристроились эти негодяи – жаловался мне молодой артист, которому уже трижды отказали в возможности отработать хотя-бы одну программу – я уже, какой месяц без работы, у меня нет даже денег на проезд в метро, я думал, может здесь найду душевный отклик на свою судьбу, но я ошибся.
- Ты прав- успокаивал я его – здесь все свои, они злы как волки. Чужих не пустят. И уже не говорили в этом цирке о справедливости, он всё больше и больше превращался в частную вотчину одного капризного ребёнка. Вот и известный клоун, постановщик многих номеров жаловался, - чем лучше я ставлю, тем больше критики в мой адрес со стороны директора.
Я знаю, ставили много и не плохо, но не было прорывов, не было шедевров, но шедевр нельзя поставить по заказу. Свои никогда этого не сделают, они пригрелись, расслабились и отдыхают. Я видел, как некоторые из них, ухаживают за его машиной, содержат её в полной чистоте и техническом порядке.
Он видимо понимал, да и не мог не понимать, что что-то стало не так, и тут же себя оправдывал, на всех меня не хватит. Потом стал оправдывать себя за то, что пристроил родственников, ни я тут первый, ни я последний. Ну, могу я наконец хоть что-то сделать для себя. Неужели осудят? За что? За мою доброту? Смена программы нужна не для того чтобы артист продемонстрировал новый трюк, это совсем не так. Это нужно для того, чтобы другой артист, через этот трюк, выразил себя по другому, через иную сюжетную линию, через свой неповторимый духовный мир. Но если сменить программу. думал он, то тот, что ухаживает за моей машиной, должен уехать в другой город, и машина останется без присмотра, да и потом кто будет вникать в эти детали, кому это надо. Точно так же думает пьяный, ему кажется, если он пьян, то этого никто не видит. Однако это видят все. Вот и, получается, захочешь сменить программу, придётся разворошить весь улей.
Да и потом, кто не пристраивает своих. Все киношники, все театралы, все снимают своих. Им можно, а нам нельзя? Жить и работать для других. не извлекая выгоды для себя, могут только блаженные. Как бы мы, творческая интеллигенция, не тужились, не упирались, как бы ни рассуждали о вечном, материальное для нас выше духовного. Как бы мы того не хотели, а богатство всё равно засасывает как болото. А занимаемая должность, с которой рано или поздно снимут, всё равно кажется вечной. И вот как сказал великий русский поэт:
«В пряже солнечных дней время выткало нить…
Мимо окон тебя понесли хоронить».
Нет, ни ногами вперёд тебя вынесли из цирка. Как ты хотел, так не получилось. Физическая смерть ещё не наступила, но ты уже никому не нужен. То, что произошло, для тебя было страшнее смерти. Больно обидно, и что самое главное, несправедливо. Но такова жизнь. Ты тоже по отношению ко многим был несправедлив, ты тоже многим причинял боль, но они тебя простили, прости и ты их. Тебя убрали не, потому что ты стар или немощен, а потому что пришло время. Ты был директором, но не творцом. Директоров снимают, творцов нет. Ты ничего не создал, ты не хотел страдать. Ты выбрал лёгкий путь, нёс легкий крест. Но тебе кажется, что с тобой поступили с лишком жестоко, но так кажется только тебе, потому как только свою боль человек и чувствует, а вот чужую нет. Что касается творчества: то представляемые на суд зрителей программы, ничего общего с настоящим творчеством не имеют. Программа составляется из готовых номеров, а к созданию номера (а он основа любой программы), ты не имеешь никакого отношения. Программу из готовых номеров, может составить любой инспектор манежа. Так было и в твоём цирке, инспектор манежа составлял программу, ты подправлял (так делают все творческие работники) и представлял как свою «своя рука владыка». Так в чём же твоё творчество?
Мало охотников желающих по доброй воле, испытывать творческие муки, придумать пусть самую малость, но что-то новое, ужасно тяжело. Творческий человек, должен всегда, в течении всей жизни, находиться в состоянии творческого напряжения. Сладкое, таинственное это слово режиссёр, но в нашей системе их ничтожно мало, и в этом ничтожном малом, а не увидел тебя. К тебе шли толпы артистов, не потому что ты собой олицетворял творчество, не потому что мог помочь им как режиссёр, или наставник молодёжи, к тебе шли потому, что у тебя, в твоём распоряжении была сценическая площадка, так необходимая каждому артисту. Артистам нужен цирк, как любому кораблю нужна гавань, бухта, причал,.
Искусство знает таких творцов как: Моррис Бежар, Баланчин, Нуреев, Барышников, великий Игорь Моисеев. Они создатели своих творческих коллективов, номеров, программ, балетов. Они истинные, а не мнительные творцы. Может и ты что-то поставил, может быть, но что? Никто из тех, кого ты пригрел в своём цирке, не пойдёт за тобой. Ты был администратором, и может не плохим, но ты никогда не был творцом, и те кто тебя любил ( а может только тебе казалось что они тебя любят), это хорошо понимали. Ты хотел, чтобы тебя любили, но твоя трагедия в том, что ты сам никого не любил. Тебе всегда угождали, льстили, хитрили и никогда не любили.
С артистов, которых ты посылал за рубеж, брал мзду, не на создание новых номеров и программ шли эти деньги, они шли в твой личный карман. В этом ты не запятнан, тут ты чист, сам ты ничего не брал. Деньги артисты несли твоей жене. А ты как страус прятал свою голову в песок, и как бы ни причём.. Но разве ты и твоя жена, это не одно и то же?
Подумай, кого ты обидел, кто нуждался, кто тебя просил, и кому ты не помог, в силу своего служебного положения. Сейчас, когда ты отстранён от должности, но не от искусства, у тебя есть время подумать об этом. Не надо убиваться, мне лично жаль тебя, ты чего-то стоил только тогда, когда был директором, но надо было понимать, что нет таких должностей, на которые назначают пожизненно. Ты мог бы работать директором цирка ещё лет десять, а может и более того, и только потому, что на этой должности можно ничего не делать. Но если ты был творцом, созидателем, любящим искусство, то ничего не потеряно. Создай свой коллектив, программу, будь лидером, прояви себя. Но я уверен этого никогда не произойдёт, потому-что этого в тебе никогда не было. Мне обидно за тебя, обидно за то, что ты ничего не сделал для развития циркового искусства. Я сочувствую тебе, ты ничего не сделал, не потому что не хотел, а потому-что, и у тебя не было способностей, не было таланта. А за отсутствие таланта в искусстве не казнят.
Прощай король!
Не убивайся, ты не гол, у тебя много денег. Теперь ты будешь жить так, как живут многие твои коллеги. Но поверь, деньги счастья не приносят. Нужно было спешить делать людям добро, это единственное ради чего стоит жить и творить. Все только и говорили, когда же его снимут, ну, сколько можно! Он что, не потопляемый авианосец! Ты итак пересидел в директорском кресле, до неприличия долго. Но всему своё время.
Вот и твоё время пришло, прими падение с достоинством. Ты был чрезмерно возвышен относительно своих способностей, но это случай. Быть руководителем номера, вот то, на что ты был способен, всё остальное выше твоих сил. Тяжело тебе. очень тяжело. Я хочу пожелать тебе; приди к Богу с чистыми помыслами, покайся, есть за что. Ты унижал творцов, ты им завидовал, ты их ненавидел, и только потому, что сам никогда им не был. Господь великодушен, он всех прощает, простит и тебя. А мы будем молиться за твою грешную душу.
Из книги Паяцы Владимира Фалина
оставить комментарий