Реликвии памяти

Mузей эстрады... Даже звучит как-то непривычно. И тем не менее таковой уже существует. Раз­мещается он в Ленинграде на Мохо­вой улице, на третьем этаже старин­ного здания, занимаемого нынe Ленконцертом. Те, кто внимательно сле­дит за публикациями в «Известиях», «Советской культуре», «Музыкальной жизни», наверное помнят, как нелег­ко складывалась его судьба.

Фото из ЭКСПОЗИЦИИ музея: K. ШУЛЬЖЕНКО выступает на призывном пункте ве Ленинграде. 1991 г.

На словах все вроде бы «за», приказ о создании музея появился еще в 1983 году, но на деле вопрос сразу же уперся в отсутствие помещения. Где разме­щать те почти что пятьдесят тысяч «единиц хранения», которые бережно, даже c любовью собраны организатором нового музея, старейшим деятелем ленинградской эстрады Григорием Полячеком? Ведь одно дело заниматься сбором экспонатов, так сказать, по должности и совсем другое — бескорыстно отдавать этому занятию все своe время, энергию, средства. И что подразумевается под этим словообразованием — «едини­цы хранения»? A вот что: уникальные реликвии, хранящие память o дале­ком прошлом русской эстрады, за­печатлевшие подвиг советских артистов в годы Великой Отечественной войны, рассказывающие o сегод­няшнем дне нашего эстрадного ис­кусства. Я видел, например, чудом сохранившиеся афиши увеселитель­ных «заведений» (так они тогда име­новались) «Аквариум» и «Аполло», датированные 188Ь годом, слушал чрезвычайно редкую запись военной поры «Монолог о черте» в исполнении Аркадия Райкина.

Многое Полячеку приходилось по­купать y случайных людей на личные сбережения, но наиболее ценные экспонаты, по словам Григория Марковича, достались ему даром: бюсты K. Гибшмана (работа Манизера) и Д. Шостаковича (к бюсту последнего пришпилена записка: «Скульптурный портрет, сделанный c меня скульпто­ром Имрановым, мне очень понра­вился. Я горячо желаю талантливому скульптору дальнейших творческих успехов. Шостакович. 5.12.69»), маска A. Закушняка, картины и рисунки Сварога, Кукрыниксов, Мыльникова.

Все, или почти все, приходилось начинать «c нуля», да и помощи, собственно, ждать было неоткуда подобного музея нигде нет в мире.

На фото. СЕРГЕЙ ОБРАЗЦОВ

Сейчас трудности, кажется, позади. Выделены три просторных помещения (зал русской и довоенной советской эстрaды, экспозиция, посвященная Великой Отечественной войне, и лекционный зал, однако этого недостаточно. Нужно место для хранения более чем 30 тысяч экспонатов, иллюстрирующих достижения многонационального эстрадного ис­кусства 50-80-x годов.

Музей функционирует. Подолжа­ется сбор редких экспонатов, ведет­ся исследовательская работа; e зале, посвященном участию артистов эстра­ды в Великой Отечественной войне, проводятся экскурсии. На одной из таких экскурсий вместе со студентами театрального училища довелось по­бывать и мне. B роли экскурсовода выступaл Полячек. Как захватывающе интересно рассказывал он o боевом прошлом советской эстрады и c каким вниманием аудитория внимала ему.

Военная экспозиция убедительно опровергала древний афоризм «когда грохочут пушки, молчат музы». Нет, музы не молчали. Мы узнали, что за время Великой Отечественной для обслуживания частей Красной Армии было направленно на фронт 3800 театральных, концертных и цирковых бригад в составе более 40 тысяч ар­тистов. за период войны орденами и медалями нагрaждены более чем три тысячи артистов. за этими сухими цифрами стоят удивительные судьбы и необычайные биографии. Я обратил внимание на тот факт, что дорево­люционная н довоенная тематика насчитывают около 20 тысяч экспона­тов, а по военному периоду собрана всего тысяча. Полячек заметил, что похожий вопрос он задавал Марии Владимировне Мироновой: почему, мол, у нее почти нет снимков времен войны? Очень хорошо ответила ему Миронова: «Мы ездили на фронт не фотографироваться, a ра6отать». Вот потому и экспонатов мало. И потом, что значит мало, если в экспозиции удалось разместить далеко не все.

Повторять увлекательную лекцию Полячека не имеет смысла. Приведу лишь несколько примеров того, что открылось мне в новом ракурсе. Вре­залась в память фотография Влади­мира Плисецкого (родственника на­шей знаменитой балерины). Он был акробатом и работал в ансамбле под руководством K. Шульженко и B. Коралли, в известном номере «Трио Кастелио» (вариант так называемого «черного кабинета». Когда началась война, и коллектив артистов, возглав­ляемых Шульженко и Коралли, всту­пил в армию как джаз-ансамбль Ленинградского фронта, Владимир Пли­сецкий заявил: «Я в армию как артист не пойду. Я парашютист и должен воевать». Он был зачислен добро­вольцем и за первую боевую опера­цию, проведенную в июле 1941 года, его, молодого лейтенанта, одним из первых наградили орденом Красной Звезды. 15 декабря того же года, уже будучи командиром разведгруппы, он отправился на выполнение оче­редного задания, но был обнаружен врагом. B неравном бою c фашиста­ми, израсходовав все боеприпасы, последней гранатой разведчики по­дорвали и себя.

На фото. Ю. ТИМОШЕНКО и E. БЕРЕЗИН

B витрине под стеклом — про­граммка юбилейного 500-го концерта K. Шульженко в осажденном Ленинграде, ее первая пластинка и знамени­тый синий платочек, тот самый, c кoторыьгм артистка выступала на Ладоге после того, как получила новый текст песни от лейтенанта Максимова. Останавливаю свой взор на старенькой, изрядно потертой скрипке,принадлежавшей когда-то Григорию Красавину. Сейчас его имя мало кому известно, a когда-то это был знамени­тый артист. Выступал c куплетами и репризами. Чем же он так просла­вился? Приехав в 1926 году в Одессу, Красaвин сразу же обратил внимание на то, что почти на каждом перекрестке торгуют бу6ликамн. Тогда он пришел к своему приятелю, довольно популярному в то время автору Яко­ву Ядову: «Яша, вся Одесса кричит про бублики. Давай я тоже буду петь насчет бубликов». Ядов сказал: «Хо­рошо. Ты ставь чай, a я пойду к себе и буду печь бублики».  Он удалился в другую комнату и начал стучать на машинке, что означало «печь бубли­ки». В этот момент, когда был подан чай, были готовы и «бублики». Мело­дию тут же подобрал на скрипке сам Красавин.  Так появилась на свет песня, которая сразу облетела Россию.

Красавин со своей неразлучной скрипкой потом прошел всю войну и на фронте на мотив «Бубликов» пел антигитлеровские куплeты, пользовавшиеся неизменным успехом y бой­цов. Он исполнял на войне и все то, что придумывал в ту пору Илья Набатов. У него на руках было такое «удостоверение»: «Я, Набатов, разрешаю петь весь мой репертуар моему другу Григорию Красавину». Сочинив новые куплеты, Набатов обязательно присы­лал их и Красавину.

B общем, это была не экскурсия в привычном значении этого слова, a своего рода лекция-концерт. Рассказ Полячека сопровождался прослуши­ванием записей военных лет (звучали песни в исполнении И. Яунзем, И. Юрьевой, Л. Утесова, Л. Руслано­вой, Л. Кострицы, K. Шульженко, M. Бернеса). Кроме того, после ос­мотра экспозиции посетителям музея предложили небольшой концерт. Вообще y Полячека есть четыре полу­чаcовые концертные программы, ос­нованные на военной тематике. Две из них сделаны студентами Музыкаль­ного училища, третья подготовлена силами Ленконцерта, четвертая — артистами-фронтовиками, которые продолжают и сегодня выступать на эстраде.

Удалось посмотреть и интересный концерт, поставленный на имитиро­ванной под старый грузовик сцене лекционно-концертного зала. Но та­кое можно увидеть не каждый день.

Для нормальной работы всех экс­позиций необходимо решить еще множество организационных и тех­нических вопросов. Двум сотрудни­кам музея (верным помощником во всех делах Полячека является На­талья Федоровна Шведова) это, конечно, не под силу. Нужна действен­ная помощь и со стороны Ленконцер­та, и со стороны других заинтересованных организаций.  Значение музея в деле идеологического воспитания не только начинающих артистов эстра­ды, но и вообще нашей молодежи переоценить трудно. 
A недооценивать никак нельзя.

БОРИС САВЧЕНКО

Журнал Советская эстрада и цирк. Сентябрь 1986 г.

оставить комментарий