Репортаж из клетки. Юмореска

На очередном редакционном совещании выяснилось, что почти все возможные варианты рубрики «Репортер меняет профессию» мной использованы.

Я уже подвизался в роли жэковского слесаря-водопровод­чика и, благодаря щедрости кварти­росъемщиков, возвращался каждый вечер домой, исполняя «Во субботу день ненастный» в ритме шейка. Теща при моем появлении презрительно поджимала губы и бежала принимать валидол. Жена стала подозрительно интересоваться учением сектантов-трясунов. У сына-первоклассника поднялось РОЭ.

Работал я и сборщиком утиль­сырья. Соседи при встрече усиленно допытывались, где я строю дачу — в Гагре или Булдури и в каком конспиративном гараже стоит моя «Волга».

Ходил я также в тунеядцах-алко­голиках. При виде меня знакомые деликатно отворачивались или же не­заметно совали мне в карман 2 рубля 87 копеек. Кончил я медвытрезвите­лем, где выпустил стенгазету «За ва­ше здоровье» с передовой «Больше не буду» и корреспонденцией «Лучше правда, чем горькая».

...Лицо главного редактора скучне­ло с каждой секундой. А предложе­ние использовать меня в качестве дегустатора на ликеро-водочном за­воде заставило морщины на его лбу изобразить твердый знак.

Тут вмешался мой извечный кон­курент и завистник репортер Игнатий Редькин:

— А если ему в клетку со львом зайти? И заголовочек вкусный есть: «Четверть часа у пасти хищника».

Морщины на лбу главного разгла­дились.

— Это — мысль! — сказал он, бла­госклонно посмотрев на Редькина. — Будет кое-кому фитиль. Дадим, пожа­луй, добро, а?

Дома мое сообщение отнюдь не вызвало паники.

— Что такое, в конце концов, лев? — философски заметила теща. — Большая собака...

Меня это не утешило. Даже встре­ча с обычной малогабаритной шавкой заставляла учащенно биться мое сердце.

— Лев, как правило, первый ни­когда не нападает на человека, — наставительно изрекла жена. — Впро­чем, с твоим характером...

В цирке идея свести меня с глазу на глаз со львом поначалу не встре­тила сочувствия.

— Общественность против, — ска­зал председатель месткома. — Что ж это получается. Вы лишитесь какой-нибудь там ноги или руки, а весь кол­лектив лишится из-за этого кварталь­ной премии. Хорошенькое дело!

Дрессировщица, молодая блондин­ка с жестким, не располагающим к замужеству профилем, одетая в красный с золотом польский кунтуш времен лжецаревича Дмитрия и кава­лергардские лосины, тоже отнеслась к моему предложению холодно. Одна­ко после появления очерка в нашей газете под заголовком «Царица мане­жа и цари пустыни» она сдалась.

— Попробуем, — сказала дресси­ровщица и испытующе оглядела мою фигуру. — Штангу не поднимали? Боксом или самбо не занимались? М-да... Впрочем, рискнем. В случае чего, помните — Султан любит музы­ку. Вы второй концерт для фортепиа­но с оркестром Листа можете насви­стать? Он обожает это произведение.

Ответственный у брандспойта уни­формист Потапыч, почему-то фамильярно называя меня по имени, предупредил:

— Ты, Витек, учти: напор, он силу не всегда берет. И струя, обратно, мо­жет сбой дать. Понял?

Я понял. И вечером повел Потапыча в ресторан.

...Перед тем как войти в клетку, я заглянул за кулисы. Служительни­ца при хищниках Маша Передрягина расчесывала перед зеркалом свои кудряшки. Я спросил официальным голосом:

— Хищник накормлен?
— Ага.
— Что было в рационе? — деловито продолжал я. — Углеводы? Белки? Жиры? Витамины?
— Что положено, то и было, — небрежно ответила Маша и легко­мысленно мазнула пуховкой по носу.

«Наводит тут красоту, — затоско­вал я, — а лев, может, углеводов или там жиров недобрал и вздумает, пар­шивец, за мой счет пополнить меню...»

Когда я вошел в клетку, дрессиров­щица сидела на стуле. Рядом, лениво полузакрыв глаза, лежал Султан.

— Садитесь, — сказала дрессиров­щица. — Хотите, я расскажу вам что-нибудь любопытное о львах? Знаете, почему они растерзали известного укротителя Тагорэ?.. Впрочем, лучше говорите сами. Только не делайте резких движений.

Резких движений... Я и шевель­нуться не мог — все мое тело сразу стало ватным. Мной в этот момент можно было подбить десяток зимних пальто. Султан высокомерно игнорировал мое присутствие. Я осмелел и начал вполголоса декламировать басню Михалкова «Заяц во хмелю». Лев сонно замурлыкал. Чтобы напомнить ему о своем существовании, я громко кашлянул.

Султан лениво зевнул, обнажив необъятную, семужно-розовую пасть с опытно-показательным набором немыслимо отточенных зубов. Потом нехотя открыл один глаз, вниматель­но посмотрел на меня и плотоядно облизнулся. Первый раз в жизни я почувство­вал себя съедобным.

— Ученые пришли к выводу, — сказала дрессировщица и небрежно почесала Султана стеком между лопа­ток, — что из крупных хищников львы лучше других сживаются с че­ловеком.

— Скажите, а сами львы знают об этом? — покосившись на Султана, спросил я.

В этот момент зверь приподнялся, потянулся и огласил манеж рыком, перед которым рев реактивного само­лета, преодолевающего звуковой барьер, — ничто.

Я расслабился и приготовился сде­лать бросок к выходу из клетки. Только мысль о злорадстве Игнатия Редькина удержала меня от этого.

— Будем кончать, — сказала дрес­сировщица и ласковым пинком под­няла Султана на ноги. — Поднимай­тесь...

Лев, виляя задом, поплелся к вы­ходу. Я попытался встать, но земное тяготение оказалось на этот раз силь­нее. Оторвать ноги от манежа мне не удалось.

— Небольшой шок, — небрежно констатировала дрессировщица и, хищно поглядев на меня, зачем-то приподняла стек. Потапыч взял брандспойт наизготовку.

Я сделал над собой усилие и отор­вался от стула. Дрессировщица же­лезно стиснула мою руку и милости­во бросила:

— Вы вели себя, как лев! Что она хотела этим сказать?

На редакционной летучке меня критиковали за то, что репортаж «малоэмоционален». Их, наверное, устроил бы другой исход... Львиная доля успеха досталась прохиндею Редькину: он получил премию за «оригинальность предложенной темы репортажа».

ВИК. МАРЬЯНОВСКИЙ

оставить комментарий