Репортаж из клетки. Юмореска
На очередном редакционном совещании выяснилось, что почти все возможные варианты рубрики «Репортер меняет профессию» мной использованы.
Я уже подвизался в роли жэковского слесаря-водопроводчика и, благодаря щедрости квартиросъемщиков, возвращался каждый вечер домой, исполняя «Во субботу день ненастный» в ритме шейка. Теща при моем появлении презрительно поджимала губы и бежала принимать валидол. Жена стала подозрительно интересоваться учением сектантов-трясунов. У сына-первоклассника поднялось РОЭ.
Работал я и сборщиком утильсырья. Соседи при встрече усиленно допытывались, где я строю дачу — в Гагре или Булдури и в каком конспиративном гараже стоит моя «Волга».
Ходил я также в тунеядцах-алкоголиках. При виде меня знакомые деликатно отворачивались или же незаметно совали мне в карман 2 рубля 87 копеек. Кончил я медвытрезвителем, где выпустил стенгазету «За ваше здоровье» с передовой «Больше не буду» и корреспонденцией «Лучше правда, чем горькая».
...Лицо главного редактора скучнело с каждой секундой. А предложение использовать меня в качестве дегустатора на ликеро-водочном заводе заставило морщины на его лбу изобразить твердый знак.
Тут вмешался мой извечный конкурент и завистник репортер Игнатий Редькин:
— А если ему в клетку со львом зайти? И заголовочек вкусный есть: «Четверть часа у пасти хищника».
Морщины на лбу главного разгладились.
— Это — мысль! — сказал он, благосклонно посмотрев на Редькина. — Будет кое-кому фитиль. Дадим, пожалуй, добро, а?
Дома мое сообщение отнюдь не вызвало паники.
— Что такое, в конце концов, лев? — философски заметила теща. — Большая собака...
Меня это не утешило. Даже встреча с обычной малогабаритной шавкой заставляла учащенно биться мое сердце.
— Лев, как правило, первый никогда не нападает на человека, — наставительно изрекла жена. — Впрочем, с твоим характером...
В цирке идея свести меня с глазу на глаз со львом поначалу не встретила сочувствия.
— Общественность против, — сказал председатель месткома. — Что ж это получается. Вы лишитесь какой-нибудь там ноги или руки, а весь коллектив лишится из-за этого квартальной премии. Хорошенькое дело!
Дрессировщица, молодая блондинка с жестким, не располагающим к замужеству профилем, одетая в красный с золотом польский кунтуш времен лжецаревича Дмитрия и кавалергардские лосины, тоже отнеслась к моему предложению холодно. Однако после появления очерка в нашей газете под заголовком «Царица манежа и цари пустыни» она сдалась.
— Попробуем, — сказала дрессировщица и испытующе оглядела мою фигуру. — Штангу не поднимали? Боксом или самбо не занимались? М-да... Впрочем, рискнем. В случае чего, помните — Султан любит музыку. Вы второй концерт для фортепиано с оркестром Листа можете насвистать? Он обожает это произведение.
Ответственный у брандспойта униформист Потапыч, почему-то фамильярно называя меня по имени, предупредил:
— Ты, Витек, учти: напор, он силу не всегда берет. И струя, обратно, может сбой дать. Понял?
Я понял. И вечером повел Потапыча в ресторан.
...Перед тем как войти в клетку, я заглянул за кулисы. Служительница при хищниках Маша Передрягина расчесывала перед зеркалом свои кудряшки. Я спросил официальным голосом:
— Хищник накормлен?
— Ага.
— Что было в рационе? — деловито продолжал я. — Углеводы? Белки? Жиры? Витамины?
— Что положено, то и было, — небрежно ответила Маша и легкомысленно мазнула пуховкой по носу.
«Наводит тут красоту, — затосковал я, — а лев, может, углеводов или там жиров недобрал и вздумает, паршивец, за мой счет пополнить меню...»
Когда я вошел в клетку, дрессировщица сидела на стуле. Рядом, лениво полузакрыв глаза, лежал Султан.
— Садитесь, — сказала дрессировщица. — Хотите, я расскажу вам что-нибудь любопытное о львах? Знаете, почему они растерзали известного укротителя Тагорэ?.. Впрочем, лучше говорите сами. Только не делайте резких движений.
Резких движений... Я и шевельнуться не мог — все мое тело сразу стало ватным. Мной в этот момент можно было подбить десяток зимних пальто. Султан высокомерно игнорировал мое присутствие. Я осмелел и начал вполголоса декламировать басню Михалкова «Заяц во хмелю». Лев сонно замурлыкал. Чтобы напомнить ему о своем существовании, я громко кашлянул.
Султан лениво зевнул, обнажив необъятную, семужно-розовую пасть с опытно-показательным набором немыслимо отточенных зубов. Потом нехотя открыл один глаз, внимательно посмотрел на меня и плотоядно облизнулся. Первый раз в жизни я почувствовал себя съедобным.
— Ученые пришли к выводу, — сказала дрессировщица и небрежно почесала Султана стеком между лопаток, — что из крупных хищников львы лучше других сживаются с человеком.
— Скажите, а сами львы знают об этом? — покосившись на Султана, спросил я.
В этот момент зверь приподнялся, потянулся и огласил манеж рыком, перед которым рев реактивного самолета, преодолевающего звуковой барьер, — ничто.
Я расслабился и приготовился сделать бросок к выходу из клетки. Только мысль о злорадстве Игнатия Редькина удержала меня от этого.
— Будем кончать, — сказала дрессировщица и ласковым пинком подняла Султана на ноги. — Поднимайтесь...
Лев, виляя задом, поплелся к выходу. Я попытался встать, но земное тяготение оказалось на этот раз сильнее. Оторвать ноги от манежа мне не удалось.
— Небольшой шок, — небрежно констатировала дрессировщица и, хищно поглядев на меня, зачем-то приподняла стек. Потапыч взял брандспойт наизготовку.
Я сделал над собой усилие и оторвался от стула. Дрессировщица железно стиснула мою руку и милостиво бросила:
— Вы вели себя, как лев! Что она хотела этим сказать?
На редакционной летучке меня критиковали за то, что репортаж «малоэмоционален». Их, наверное, устроил бы другой исход... Львиная доля успеха досталась прохиндею Редькину: он получил премию за «оригинальность предложенной темы репортажа».
ВИК. МАРЬЯНОВСКИЙ
оставить комментарий