С медведем по Волге

Рассказ дрессировщика. Этот случай произошел с первым русским укротителем Н. П. Гладильщиковым.

В 20-е годы, в начале своей работы в цирке, я ездил по городам и показывал борьбу с медведем. И вот однажды на Волге попал в неприятную историю...

После выступления в Балакове мне нужно было пере­браться в Вольск. Я договорился с капитаном парохода «Ви­тязь» о погрузке медведя. Но передвигать огромное живот­ное вместе с железной клеткой было тяжело, и я решил закатить на палубу пустую клетку, а потом ввести туда мед­ведя. Надел на него кожаный намордник, прицепил к ошей­нику с двух сторон цепи, ухватились за них по шесть здоро­венных грузчиков и повели. А я впереди пошел, манил за собой медведя: «Мишук, за мной! Мишук, в клетку!» Сначала он заартачился, замотал головой, зарычал, а потом все-таки шагнул на сходни, которые задрожали под его тяжестью. Зевак вокруг нас собралось много: кто посмеивался, а кто и побаивался. И тут случилось то, чего я не предвидел...

На корме парохода расположились вокруг шатра цыгане, а по борту и на шатре висели цветные одеяла, платки, шали. В глазах у меня зарябило, и я крикнул цыганам: «Уберите тряпки! Медведь не любит!..»

Цыгане вскочили и с гомоном, смехом стали срывать вещи и сбрасывать их в шатер. Медведь сердито зарычал и двинулся мимо клетки, прямо на шатер. Я крикнул груз­чикам: «Держи! Держи!» Левая шестерка с перепугу выпу­стила из рук цепь и разбежалась, а двое цыганят-подрост­ков перемахнули через борт и ухнули в воду. Послышались крики, женский визг и плач: «Тонут! Тонут! Спаси-ите-е!» Я схватил брошенную цепь и пристегнул ее за якорь, лежав­ший у борта. Медведь яростно зарычал и закрутился вокруг якоря.

Матросы сбросили в реку спасательные пояса, и тут раз­дался зычный голос капитана: «Конец! Конец!» Это была команда бросить за борт канат, но пассажиры, видимо, по­думали, что слова эти имеют трагический смысл — «всему конец». Поднялась паника. Заметив возле шатра горку арбузов, я схватил один и бро­сил его под ноги Мишуку. Медведь уткнулся в сочную мя­коть, причмокивая и урча от удовольствия. Тогда я бросил два арбуза в клетку и крикнул: «Мишук, в клетку! Мишук — сахар!» Медведь потянулся в клетку. Я скинул с якоря цепь, и Мишук сам ввалился в свое жилище, куда его манили треснувшие арбузы. Захлопнув дверцу, я вытер вспотевший лоб — пот градом лил с меня — и облегченно вздохнул: «Ох, ну и жара...» Дей­ствительно, жара стояла невыносимая.

Люди опять начали стекаться на нижнюю палубу. Цыга­нята благополучно выплыли на берег, и всем стало так легко, будто и не было никакой опасности. Послышался веселый говор и даже смех. Все окончилось только испугом, но... вот тут-то меня и ждала главная неприятность. Капитан прика­зал выгрузить медведя на берег: «Да поскорее, а то пароход и так из расписания выбился»...

— Как же так? — говорю я ему. — Столько трудов вло­жено. Публика в Вольске ждет... Все билеты уже проданы...
— А какое мне дело до ваших билетов?! — отвечает капи­тан. — Тут едва люди не погибли из-за вашего зверя!.. Он и в пути еще чего-нибудь натворит...

Короче говоря, капитан приказал удалить медведя с па­лубы. Матросы поставили клетку на бруски и выкатили ее на пристань. Капитан зычно крикнул в рупор: «Убрать сходни», «Отдать концы!» — и пароход стал медленно, грузно отхо­дить от причала. Вода под ним забурлила, заклокотала, будто закипела. Мишук сердито зарычал: зачем, мол, меня выдво­рим оттуда, где лежат сладкие арбузы...

Я стоял у самой кромки причала и растерянно смотрел на отплывающий пароход. Очевидно, капитану жалко стало меня, и он крикнул в рупор: «Не горюйте! Скоро «Добрыня Никитич» сверху придет!..» Эх, сказать-то легко, да ведь время-то упущено, все надо начинать сначала...

Часа через два пришвартовался у пристани пассажирский пароход «Добрыня Никитич», но когда я обратился к капи­тану, тот замахал руками: «Нет, нет, что вы?! У меня полно пассажиров...» Наверно, ему кто-то уже передал о происше­ствии с Мишуком, да так, что из мухи сделали слона. Рас­строился я ужасно. Как же теперь быть?

Поднялся я на берег и говорю рыбакам и грузчикам: так, мол, и так, помогите добраться до Вольска. Сочувствуют, вздыхают, разводят руками: ничем, дескать, помочь не мо­жем. А один старичок и говорит мне: «У меня есть баркасик, да только не знаю...» Рыбаки не дали ему договорить и за­смеялись: «Да как тебе, Гаврилыч, не стыдно предлагать человеку с медведем свою дырявую калошу?.. Беды нажи­вешь...» Гаврилыч обиделся: «А чего вы своему товарищу ножку подставляете...»

— Ну что ж, — говорю я ему, — давай посмотрим твой кораблик.

Посмотрел: с виду вроде ничего. Проконопатили немного днище и ударили по рукам. «Эх, — думаю, — была не была! Дотянем как-нибудь...» Дал я своему администратору в Вольск телеграмму:

«Встречай к вечеру лодкой». И нанял двух крепких парней из грузчиков — Петра и Гришу. Смастерили мы из досок трап, поставили клетку с мед­ведем на катки и потянули веревками: «Эх, взяли! Еще раз взяли!» Народ нам помогал от мала до велика, даже жен­щины и ребятишки. Всем хотелось выручить меня. На днище баркаса поставили корзину, набитую афишами, а рядом с клеткой набросали с десяток арбузов. Я хотел было расплатиться за них, но хозяин-бахчевик наотрез отказался от денег: «Чего уж там — это вроде гостинцы от меня твоему «артисту». В пути пригодятся»...

Сели парни на весла, Гаврилыч — у руля, и поплыли мы вниз по матушке-Волге. С берега кричали нам «Счастливого плаванья!», а ребятишки кидали вверх свои кепчонки. Я сел около клетки и стал наблюдать за Мишуком. Баркас покачивало на волнах, особенно если поблизости проходил пароход. По воде бежали солнечные «зайчики», они пере­скакивали с волны на волну и ослепляли.

Заметил я, что Мишук чем-то взволнован: посматривает на воду и нет-нет да и заурчит. «То ли, — думаю, — побаи­вается воды, то ли еще не пришел в себя после происшествия на пароходе...». Смотрю, начал мой медведь переступать с ноги на ногу. С чего бы это? А потом понял: в суденышко наше вода про­никает, понемногу заливает днище и подбирается к мед­вежьей клетке.

«Надо успокоить его, отвлечь», — решил я. Разрезал арбуз и стал угощать медведя. Съел он арбуз и принялся раскачи­ваться из стороны в сторону и ворчать. Я велел рулевому держаться поближе к берегу, а сам стал ведром вычерпы­вать воду. Но вот беда: чем больше медведь раскачивается, тем быстрее прибывает вода. «Как бы, — думаю, — совсем не развалилось старое корыто».

Плывем час, другой, и вижу, что я уже не успеваю отка­чивать воду из лодки: все днище залило, и корзина с афи­шами подмокла. Но мне не до бумаг — как бы Мишука не потерять. В железной-то клетке пойдет на дно, как топор... «А что, если вывести его из клетки? В случае чего, выплывет на берег... Нет, — думаю,— как бы лодку не опрокинул...» Гаврилыч заметил, что я запарился, откачивая воду, и крикнул гребцу. «Гришка, помоги!» Парень схватил черпак... А вода все прибывала и прибывала, лодка оседала все боль­ше. Не заметил я, как солнце закатилось и темнеть уже стало. Вода подтекла в клетку, Мишук стал пришлепывать лапа­ми и урчать веселее. Он любил купаться, но в этом случае я не мог разделить его радость. К счастью, мы были побли­зости от берега и уже недалеко от Вольска...

И тут я увидел какую-то странную процессию, прибли­жающуюся к берегу. Впереди неслись на красной колеснице пожарники с факелами в руках, рядом скакали два всадника-милиционера, а за ними еле поспевал на подводе мой адми­нистратор Ушаков. И всю эту необычную кавалькаду замы­кала стайка орущих, улюлюкающих ребятишек. Видно, ка­питан «Витязя» наговорил в Вольске что-то очень страшное о моем Мишуке, а моя телеграмма Ушакову подлила масла в огонь. Но причем здесь пожарники?.. Наверное, для спа­сения людей от разъяренного зверя — ведь в цирках, у клет­ки, всегда дежурит пожарник с брандспойтом в руках...

Кое-как мы причалили и общими усилиями погрузили клетку с медведем на подводу (Ушаков предусмотрительно привез с собой трап и бруски) и двинулись к городу, где нас ожидали зрители. Торжественное шествие с факелами выгля­дело небывалым, веселым зрелищем. Такой живой, шумной рекламы у нас еще не было. В клетке покачивался Мишук и с любопытством посматривал на толпы людей и трепещу­щие факелы — такое он видел впервые.

Подвода проехала прямо в городской сад. Он был пере­полнен зрителями, а вокруг площадки, на изгороди и на деревьях сидели «зайцы»: всем хотелось посмотреть борьбу человека с великаном-медведем. В первом ряду как самых дорогих гостей я усадил лодочника Гаврилыча и гребцов Петра и Гришу. Я торопливо готовился к выступлению — ведь мы опозда­ли на два часа! — одевался, подбирал реквизит. И вдруг ко мне за кулисы вбежал администратор Ушаков, растерянный, взволнованный: «Николай Павлович, что-то с Мишуком плохо...»

Кинулся я к клетке и вижу: медведь растянулся на полу и с присвистом сладко спит. «Устал, бедняжка, от передряг, — рассмеялся я и потрепал медведя за ухо. — Вставай, дружок, работать надо...»

В. ВЕЛИКАНОВ

оставить комментарий

СЭЦ. 12 - 68