Самолет

Якутские гастроли. 3 часть.

Наши гастроли продвигались дальше и дальше Якутскими просторами. Клубы были почти одинаковые, разве что краска на стенах отличалась изобилием цветов, отображая всю палитру – от серого до темно-зеленого. Бывали такие заведения, которые открывались только по случаю приезда в село каких-то концертов, что происходило не чаще одного-двух раз в год. И вот подъезжаем мы к такому клубу - а там гора снега, просто огромная гора! Стоим, очарованные зрелищем: куда заходить? как работать? кто придёт и придёт ли кто-нибудь вообще?

Поначалу у меня закрадывалась радостная надежда, что сейчас отменят представление, и мы сможем наконец-то отдохнуть. Но мои сладкие ожидания быстро рушились при виде пары мужиков, возникающих из ниоткуда с лопатами, которые наугад начинали копать снег и – о, чудо! - попадали точно к двери сельского клуба. Потом привозили агрегат для отопления самолетов, протягивали вовнутрь две громадные трубы, и уже через час в помещении было тепло, а через два - в зале негде яблоку было упасть. Зрители сидели, где только могли: на местах, в проходах; дети окружали сцену, облокачивались на неё руками, поддерживая подбородки.

Довольно часто в первых рядах находились местные симпатичные девчонки. И вот ведущий, читая свои монологи, глядел в зал, внимательно рассматривая публику. Я выходил на сцену, громко, как и полагалось по сценарию, обращался к нему, а он так же громко отвечал. Потом какие-то слова произносил мой напарник Гоша, а мы стояли и типа его слушали. Именно в такие моменты Володя, еле слышно, чтобы зрители не увидели, говорил мне сквозь зубы:
- Во втором ряду третья слева. Смотри.
Я медленно, типа невзначай, поворачивал голову в зал и смотрел туда, куда указывал Ставничук. Там и вправду сидела хорошенькая девушка, с чем я незаметно для зрителя, соглашался. Метод, который мы использовали, называют чревовещанием, то есть, текст говоришь, а рот не открываешь. Со временем, мы вдвоём стали играть в эту своеобразную забаву каждый день.
Вы когда-нибудь стояли на сцене в роли клоуна? Если нет, то я открою секрет: вам можно абсолютно все, кроме одного: клоун не должен смеяться.

- Взгляни на первый ряд, - произнёс Ставничук. - Такой красоточки ты еще не видел.
Сделав задумчиво-глупое лицо (как и надо по сценарию), я повернул голову в зал и стал разглядывать первый ряд, который состоял из сидящих на полу мальчишек. Среди них была она – девушка-мечта... Скрестив ноги, как Будда, поставив руки на колени, как герой Леонова в «Джентельменах удачи», внизу сидела, наверное, самая старая бабушка в Якутии. Её рот от удивления был раскрыт так широко, что легко демонстрировал отсутствие не только передних зубов, но и задних тоже. Однако, это еще не всё: «Девушка-мечта» сняла шапку, и седые редкие волосы непринуждённо торчали во все стороны. Эдакая смесь "Доцента", панка и Бабы Яги не оставила меня равнодушным.
Говорят, можно сдержать всё, что угодно – обиду, слёзы, раздражение, - но вот смех сдержать невозможно!!! Я медленно повернул голову и стиснул зубы. Если бы в то мгновенье я хоть на секунду открыл рот, то начал бы хохотать так, что никакая сила в мире меня уже не остановила бы. Ведущий ехидно улыбался! Он задавал вопросы, которых требовал сценарий, а я нагло молчал, понимая, что это единственное моё спасение. Гоша, он же Коля Формулевич, быстро сообразил, в чем дело, и пристроился также меня смешить в надежде, что я не выдержу. Однако, героически дотянув до окончания клоунады, я так и не промолвил ни единого слова.
Как-то в Нерюнгри мы работали на День геолога, заглядываем в зал, а там ровно 5 человек. Что делать? Выступать, не выступать?
- Отменять не будем, можете начинать, - заглянув в гримёрку, произнесла Лена. - Все билеты проданы, наверное, подтянутся чуть позже. У них же сегодня праздник, за столом засиделись.

Представление началось. Работали, как на репетиции - для себя, никто не хотел смотреть в пустующую пасть зала, где, как комиссия по приему программы, сидели 5 человек. Как всегда, Володя сквозь зубы произнес:
- Посмотри в зал, - у него был такой обречённый вид, что я даже не стал притворяться, вроде случайно гляжу на публику.
Я уставился на сидящих в зале зрителей, которые не обращали на нас ни малейшего внимания. Похоже, своей музыкой и разговорами мы не очень им мешали, так как они по очереди передавали друг другу… эмалированное ведро и прямо из него пили водку. Отхлебывая и покряхтывая, ценители циркового искусства сразу закусывали чем-то, что было разложено у них на коленях. Они пили, ели, оживленно болтали между собой и снова пили, передавая ведро по кругу... Мы стояли и молча смотрели. Почему они пьют водку именно тут, и почему из ведра - нас уже не сильно интересовало. Что делать дальше? – этот вопрос беспокоил больше всего. С идеями я был пуст, как та эмалированная посудина, из которой еще недавно вкушали сидящие в зале. Ставничук подошел к микрофону и произнес:
- А теперь антракт!

Никто не отреагировал, ну и не надо, - артисты удалились за кулисы. Минут через 10 у зрителей все было съедено. Увидев занавес и решив, что представление окончено, они встали и ушли. Второе отделение мы уже не играли.

****

Дни за днями мы как можно глубже удалялись от цивилизованного мира. Все имеет свое начало и конец, вот и наш путь, как оказалось, уперся в край света.
- Дальше дороги нет, - ошарашила нас Лена.
- Это как???
- Данный регион мы отработали полностью, после него идет Магаданская область, а туда - только самолетом. Мы летим на Север, в Заполярье.
Артисты стали припоминать географию - чтобы это могло значить? Почему-то их воображение рисовало образы домиков с бородатыми полярниками внутри и пингвинами вокруг. Зато моему восторгу не было предела:
– Родное Заполярье! – ликовал я. – Это же за Полярным кругом, за 66 широтой, там летом солнце не заходит!
– Ага. Только сейчас зима, – с ухмылкой сказала Люба, вроде эту тайну знала она одна.
– Ну, а зимой солнце никогда не встает, – невозмутимо обрадовал я всех и запел песенку: «А мы ребята да-да, а мы ребята да-да семидесятой широты...»
В раскосых восточных глазах администратора Лены мелькнул удивлённый огонек, остальные смотрели на меня как на больного.
К слову сказать, я на самом деле был очень болен. Где-то меня здорово прихватило, начался страшный кашель и температура. Ситуацию осложняло то, что я не мог отлежаться дома с малинкой и горчичниками. Порой мы жили в гостиничных номерах по 8 человек, и, когда начинался кашель, меня просто выдворяли соседи по комнате, которым завтра выходить на работу. Так я сидел в коридоре всю ночь возле батареи, хотя на следующий день мне тоже нужно было работать. Конечно, не на бульдозере и не за рулем грузовика, а всего-навсего валять дурака: громко говорить, чтобы слышали зрители, жонглировать и прыгать сальто со стула. По моей просьбе, Формулевич стал подстраховывать меня на сальто: во время прыжка от напряжения и температуры все темнело в глазах, и я стоял несколько секунд, выжидая, пока вернется зрение.

Когда болезнь наконец-то не выдержала регулярных переворотов через голову и решила покинуть мое бренное тело, нам .попалась гостиница, где была ванная. Это превзошло все ожидания! Открыв кран, я стал ждать, когда сбежит ржавая вода, но примерно через полчаса до моего сознания стало доходить понимание того, что можно еще дня два сливать воду, но прозрачней от этого она не станет. Принял я горячую ванну, так сказать, в окиси железа. О полезности такой процедуры спорить не стану, но внешне было очень похоже на крепко заваренный чай. Напарился, отлежался (перед перелетом дали выходной день), в общем, - очухался.
Аэропорт, состоящий из домика, антенн вокруг и покосившейся надписи с названием населенного пункта, напоминал о своём назначении только тем, что там стоял самолет. Настоящий авиалайнер! Их еще в быту называют «грузовой кукурузник».
- У него крылья тряпочные, - со знающим видом блеснул умом Ставничук. Эта добавка к всеобщей эрудиции никого особо не обрадовала. Не поверив, я пошел щупать руками.
– Сильно не трогай, – услышал позади мужской голос,– а то проткнешь. Повернувшись, я обомлел: за моей спиной стоял пилот, похожий на медведя - весь в мехах, с бородой, и широко улыбался.
– Цирк, значит, - сказал он. – Ну, цирк я еще не перевозил.

Он открыл двери самолета.
– Загружайтесь. Все тяжелое складывайте ближе к кабине.
Лично мне происходящее напоминало какой-то мультфильм. Все было вроде не по-настоящему: самолет – это же как-то серьезно, а он обращается с ним как с повозкой, да и эти крылья из тряпочки… Реквизит занесли в салон, который изнутри смахивал на повозку ещё больше – на стенах даже не было внутренней обшивки. Ощущение, что летательный аппарат недособирали на заводе, усиливалось с каждой минутой…
На стенах были алюминиевые откидные стульчики.
– Ах, да! – сказал пилот-медведь. – Это ведь грузовой самолет, здесь немного неудобно летать, так что не обессудьте. И обогрева в салоне тоже нет, но мы откроем дверь из кабины и включим на полную отопление.
Вот что подкупает в профессии пилота, так это вежливость и забота о своих пассажирах! Ставничук, вспомнив, что температура на земле и высоко в небе практически не отличается, поспешил поделился своими мыслями. Мол, страшнее, чем есть, уже не будет.
Так и расположились: спереди весь багаж, а сзади, кто где мог, эти - как их там - артисты. Самолет на лыжах разгонялся не то по полю, не то по дороге, но пилот знал, что делает. В принципе можно разгонятся от домика в любую сторону. Мы – взлетели! Пассажиры нахлобучились, как ежики, и приготовились к долгому перелету.
Меня манила открытая дверь в кабину. Воспользовавшись преимуществом, что самый молодой и наглый, я встал и направился к пилотам. Их было двое. Откуда появился второй - загадка, но оказалось, что это капитан. В кабине было тепло.
- Так можно летать, – сказал я, пытаясь расположить их к себе, чтобы меня сразу не прогнали вон. – Тут у вас и сиденья классные, и тепло, и часов вон сколько, – продолжал я "шутить".
Пилоты молча курили, не обращая внимания на мои перлы. Пепел они сбрасывали наружу – у каждого была своя форточка (по-другому это не назовешь: просто двигаешь стекло и окно открыто, можешь даже руку высунуть) Докурив, пилот-медведь стал меня расспрашивать о цирке. В разговоре выяснилось, что его дочь видела наше представление, и ей понравились клоуны. Все! У меня в руках были все козыри, можно расспрашивать, что какой прибор означает! Оказалось все гораздо проще, чем выдавалось мне с первого взгляда.

– А вы можете вот так крыльями помахать? – я вытянул ладонь вперед и покрутил ею туда-сюда.
Пилот, улыбнувшись, повернул штурвал вправо–влево, и самолет наклонился то в одну, то в другую сторону, соответственно. «Раз уж мы вдали от всех, и они себе начальники, значит, могут делать, что хотят. Вернее, что я их попрошу», – промелькнула в голове шальная мысль.
- А вы можете вот так: по-настоящему вверх, а потом сразу – вниз, и опять вверх, как на американских горках??? - спросил я с горящими глазами.
- Это должен капитан разрешить, - сказал "мой" пилот. Тот улыбнулся, кивнул головой и произнёс:
– А ты спроси у своих артистов, они не против?
Повернувшись к "ежикам", которые уже то ли замерзали, то ли засыпали, стараясь перекричать рокот мотора, я стал показывать руками горки. Однако, кроме безразличных, ничего не выражающих взглядов, ответа не получил. Мои попутчики меня не поняли.
- Да. Всех спросил, никто не против, даже наоборот! Просили побольше и подольше.
В глазах пилотов загорелись огоньки.
– Ну, держись!

«Медведь» потянул штурвал на себя. Это был, конечно, не реактивный истребитель, но я почувствовал, как меня, сидящего внизу на корточках, полностью вдавило в пол. Такое ощущение продолжалось несколько минут, казалось, что меня сейчас расплющит. Но тут "водитель самолета" вдруг резко наклонил штурвал от себя, и мы просто провалились в бездну.
Мне пришлось ухватиться за кресла пилотов, чтобы не взлететь к потолку, все внутренности вырывались наружу. Достигнув критической точки падения, самолёт снова взмыл вверх, но ощущения были уже в два раза сильней. Меня то сплющивало, то распирало во все стороны. Конечно, ни с какими американскими горками это несравнимо. Я был в восторге! Поэтому поспешил обернуться назад, дабы поделится радостью со своими коллегами. То, что увидели мои глаза, трудно описать простыми словами.
По всему салону летали до смерти перепуганные организмы. Кто-то орал, кто-то прощался с белым светом, кто-то просто отдал жизнь на волю судьбы и молча ждал своей кончины. Безумие, ужас и неистовый крик о помощи - вот что царило в самолёте. Для шальной радости просто не хватало места. Увидев мое сияющее лицо, артисты понемногу стали понимать, что мы не падаем, и это не авиакатастрофа. То есть, можно еще немного пожить.

Самолет выровнялся и продолжал полет. Пассажиров, принявших, наконец, сидячее положение, всех, как одного, бросило в жар, не смотря на отсутствие отопления. Когда их мозги потихоньку отогрелись, наступило понимание того, о чём же это я жестикулировал и что пытался объяснить...
– Жовнир, ты больной, – мне зачем-то опять напомнили о простуде.
Коллеги стали наперебой высказывать своё мнение обо мне, при этом используя исключительно нелитературные выражения с красочными эпитетами. Наслушавшись вдоволь, я повернулся к окну и посмотрел вниз: под нами была тайга до самого горизонта.
– Под крылом самолета о чем-то поёт зеленое море тайги-и-и…
Подпевать почему-то никто не стал.

Олег Жовнир

Оставить комментарий