Цирк в Древнем Риме

Цирк. Это слово, означающее для нас веселые и красочные зре­лища, восходит ко временам еще Древнего Рима. Однако ни по ар­хитектуре зданий, ни тем более по характеру своих зрелищ, на­зывавшихся публичными играми, римский цирк не был похож на цирк наших дней.

Что же представляли собой цирк и публичные игры у древних римлян?

В Риме, крупнейшем городе древности, насчитывалось семь цирков. Все они были устроены почти что одинаково, но самым обширным и самым древним из них являлся так называемый Боль­шой цирк. Цирк этот находился в долине, образуемой двумя хол­мами,— Палатином и Авентином.

С древнейших времен и до падения империи здесь, в долине, ежегодно проводилось большинство игр, заключавшихся в конных бегах на колесницах. По преданию, такие бега были установлены одним из основателей Рима, Ромулом, и устраивались они сперва один раз в год — после жатвы хлебов и сбора плодов. В те времена зрители располагались прямо на траве, покрывавшей склоны холмов.

В дальнейшем, примерно за 600 лет до нашей эры, в этой долине был построен первый деревянный цирк. С течением веков он все более расширялся, украшался мрамором, бронзой и к началу нашей эры оформился в грандиозный ипподром, рассчитанный на 150 ты­сяч зрителей.

По своему устройству Большой цирк представлял прежде всего прямоугольную в плане арену — длиной свыше 500 метров и шириной 80 метров. По всей ее протяженности с обеих сторон были расположены повышающиеся рядами места для публики. На мраморных сиденьях располагалась знать, а на верх­них, деревянных скамьях теснилась беднота. Кстати сказать, чрез­вычайное скопление людей на «галерке» приводило не раз к по­жарам и обвалам, сопровождавшимся большим числом жертв (например, за двадцатилетнее правление императора Диоклети­ана из-за этого погибло около 13 тысяч человек).

Любопытной особенностью цирковой арены была спина — ши­рокая (в 6 метров) и невысокая (в 1,5 метра) каменная стена, кото­рая, подобно хребту, разделяла арену на две половины. Тем самым спина препятствовала произвольному переходу состязавшихся ло­шадей с одной части арены на другую. Стену украшали памятни­ки — обелиски, статуи и небольшие храмы римских богов. Здесь же находилось и остроумное приспособление, благодаря которому зрители всегда знали, сколько заездов совершили уже колесницы. Об этом приспособлении следует рассказать несколько подробнее

На поверхности спины, около каждого ее конца, было сооружено по четырехколонной постройке. На плоской крыше одной из них по­коилось семь металлических позолоченных яиц, а на другой — столько же позолоченных дельфинов. Всякий раз, как передняя ко­лесница завершала очередной заезд (а их обычно полагалось семь), снималось по одному яйцу и по одному дельфину. Такие «счетные единицы» были связаны, по понятиям римлян, с божествами, покро­вительствовавшими цирку, — Нептуном и братьями Диоскурами.

Первому посвящались конные состязания вообще, так как полага­ли, что грозный бог морей владел самыми лучшими лошадьми, стре­мительно носившими его по водной глади; кроме того, прямое от­ношение к Нептуну имели дельфины, которых считали олицетворени­ем самого божества. Что же касается Диоскуров, то, согласно ле­генде, оба они родились из лебединого яйца, причем один из брать­ев, Кастор, прославился впоследствии как смелый укротитель диких коней, а другой, Поллукс,— как отважный кулачный боец.

Оконечности спины представляли полукруглые поворотные стол­бы-меты. Именно здесь от каждого возницы требовалось более всего ловкости и выдержки: при приближении к метам надо было убавить скорость ровно настолько, чтобы не промчаться мимо стол­бов, не зацепиться за них и не опрокинуться при резком поворо­те, а в случае падения — не быть растоптанным лошадьми соперни­ков (последнее случалось довольно часто). Разумеется, у каждой меты можно было описать и большую дугу, но безопасность эту, освистываемую зрителями, приходилось оплачивать потерей несколь­ких секунд, воспользовавшись которыми вперед вырывался более смелый и ловкий противник. Чтобы возницы уже издали имели в виду опасную цель, к которой они направлялись, каждую мету украшали три высокие позолоченные колонны конических форм.

Постараемся представить себе (хотя бы в самых общих чертах) одно из состязаний в цирке.

...Сразу же после помпы (торжественного шествия по цирку жрецов и устроителей игр) распорядитель бегов бросал на посы­панную песком арену белый платок: тем самым подавался знак к началу игр. Под громкие звуки труб и ободряющие вопли публи­ки из карцеров (так назывались мраморные цирковые конюшни) вылетали стремглав четыре легкие двухколесные, колесницы, за­пряженные четверками лошадей. Один заезд... Третий... Седьмой! Победитель на взмыленных конях вихрем проносился через триумфальную арку, воздвигнутую в конце арены, а затем медленно на­правлялся к ложе устроителей игр, где и получал награды. Все это время зрители находились в полной власти своих эмоций: они неисто­во хлопали в ладоши, кричали изо всех сил, грозили, кривлялись, сквернословили (особенно в тех случаях, когда возницы опрокидыва­лись на поворотах). И так в течение целого дня игр, от восхода и до захода солнца, когда число состязаний доходило иной раз до тридцати!

Такое «попечение» правительства о своих гражданах лучше все­го объясняют слова императора Аврелиана: «Предавайтесь забавам, занимайтесь зрелищами. Нас пусть занимают общественные нужды, вас пусть интересуют развлечения!» Публичные игры и сопровож­давшие их угощения представляли собой своеобразную зрелищную политику, рассчитанную на приобретение народного благорасполо­жения (которое было крайне важно в условиях жесточайшей экс­плуатации рабов и частых гражданских войн).

Известный сатирик древности Ювенал метко назвал внутриго­сударственную политику римских властей политикой «хлеба и зре­лищ». Олицетворением этой политики являлись цирки, а вместе с ними — возникшие на основе иных зрелищ амфитеатры и, прежде всего — Колизей.

Туристы, приезжающие в Рим из разных стран, и поныне вос­хищаются руинами Колизея, который некогда был громадным ам­фитеатром — окружностью более 500 метров и вместимостью око­ло 50 тысяч человек.

Хотя название Колизей и является теперь общепринятым, но к амфитеатру оно не имеет почти никакого отношения: оно проис­ходит от искаженного в средние века латинского слова «колоссеум» (колосс), которым древние римляне именовали грандиозную ста­тую императора Нерона, воздвигнутую около амфитеатра. Сам же Колизей назывался в древности Амфитеатром Флавиев — по фа­мильному имени императоров Веспасиана, Тита и Домициана, при которых создавалось это монументальное зрелищное сооружение.

По своему устройству Колизей в какой-то степени походил на теперешние цирки. Его огромную арену окружали пять ярусов зри­тельных мест (причем мраморные сиденья предназначались — как и в цирках-ипподромах — для богачей, а деревянные скамьи «га­лерки» — для простого народа). Колизей не имел крыши, но для защиты публики от дождей и палящей жары над зданием натяги­вался полотняный тент, укреплявшийся на специальных кронштей­нах в наружной стене. Фасад Колизея привлекал всеобщее внима­ние необычайной пышностью: в нишах второго и третьего этажей, которые зияют сейчас пустотой, раньше стояли многочисленные беломраморные статуи...

Небезынтересно отметить, что в римском цирке удостаивались наград не только победители-возницы, но и победители-лошади. Лю­ди получали деньги и дорогие одежды, а пальмовые ветви и венки (также являвшиеся наградами) получали и люди и кони. Возницам и лошадям, которые отличились много раз, воздвигались в городе статуи, а после смерти — великолепные надгробия с восхваляющими надписями и подробнейшим перечислением одержанных побед.

Разумеется, цирковые кони были самых лучших пород. Не счи­таясь ни с какими затратами, лошадей доставляли в Рим из Испании и из Северной Африки, а в Сицилии почти все плодородные хлебные поля превратили в пастбища. Фактом, кажущимся просто невероят­ным, было то, что любимый конь императора Калигулы, Инцитат, ел и пил из золотой и серебряной посуды, а накануне состязаний, где он участвовал, солдаты наблюдали за тем, чтобы ни малейший шум в окрестности не потревожил покой лошади!

Проведение игр было сосредоточено в руках специальных об­ществ, состоявших из римских богачей. Отнюдь не без выгоды для себя они поставляли устроителям игр лошадей, колесницы, а также и возниц (так как последние являлись, как правило, бывшими раба­ми и были связаны со своими прежними хозяевами различными де­нежными отношениями). Конкуренция между этими обществами превратила их в обособившиеся четыре партии (по числу упряжек, одновременно участвовавших в каждом состязании), которые носили названия Белых, Красных, Зеленых и Голубых (по цвету одежды каж­дого из четырех возниц). Поскольку зрители в цирке постоянно дер­жали азартные пари о победах возниц и лошадей, а сами победите­ли составляли предмет усерднейших разговоров по всему Риму, все городское население было разделено на четыре враждующих между собой лагеря — приверженцев той или другой партии. Такое положение дел привело к тому, что цирковые партии стали со вре­менем партиями политическими, которые активно вмешивались в государственные дела.

Устройство и проведение игр требовали громадных расходов. Шестьдесят четыре дня в году было отведено для состязаний на ко­лесницах, и огромные массы людей, стекавшиеся на эти бега со всей Италии, надо было не только бесплатно развлекать, но и бес­платно кормить. Поэтому на аренах цирков в перерывах между состязаниями служители накрывали сотни столов, на которых красо­вались зажаренные целиком быки, свиньи, козы, а разные вина че­редовались с апельсинами, гранатами, имбирем. Всеми этими яства­ми насыщалась в первую очередь знать, а затем подавался знак «галёрке», которая лавиной устремлялась вниз и в давке и драке расхватывала остатки...

Амфитеатр древнеримского цирка в Пуле.

Фото артиста цирка Л. Осинского.

Бои гладиаторов (а название последних в переводе с латин­ского языка означает приблизительно — меченосцы) вышли из тех поминок, которые устраивались этрусками — древнейшими жите­лями Италии. Последние заставляли рабов или пленных сражаться на могилах своих близких, души которых будто бы радовались кар­тине битвы. В дальнейшем, со 105 года до н. э. и до 404 года н. э. (на протяжении 500 лет!) гладиаторские поединки являлись обще­ственными зрелищами, достигшими необыкновенного размаха при римских императорах (например, Август устраивал бои гладиато­ров восемь раз, причем участвовало в них 10 тысяч человек).

Одним из излюбленных зрителями гладиаторских боев была так называемая ловля рыбы — схватка между мирмиллоном и ретиарием. Первый из них, вооруженный мечом и со щитом, носил на шлеме изображение рыбы (отсюда и название гладиатора — мирмиллон); второй в качестве оружия использовал остро заточенный трезубец и был снабжен металлической сетью (ретиарий в пе­реводе с латыни означает — носящий сеть). Цель «игры» заключа­лась в том, что ретиарий должен был опутать сетью противника, свалить его наземь и в случае пожелания зрителей прикончить «ры­бу» трезубцем; в задачу же мирмиллона входило уйти невреди­мым от «рыболова» и при первом же удобном моменте поразить его мечом...

Доспехи гладиаторов, красивые с виду, оставляли незащищен­ными большие участки тела: сражавшиеся были обязаны развле­кать зрителей своими ранами, кровью, наконец, смертью, что по­вышало интерес публики к борьбе. Сама же борьба должна была вестись со знанием дела, смело и увлекательно: это давало бой­цам некоторую возможность сохранить жизнь даже в случае по­ражения. Когда раненый гладиатор поднимал вверх руку с вытя­нутым указательным пальцем, это означало, что он просил у пуб­лики помилования. В ответ зрители махали платками или также под­нимали пальцы, «отпуская» тем самым отважного, но потерявшего способность сражаться бойца; если же зрители опускали пальцы вниз, это значило, что побежденный в течение «игры» проявлял из­лишнюю любовь к жизни и что победителю приказывается нане­сти последний, смертельный удар. Вслед за тем служители прижи­гали павшего каленым железом и, удостоверившись таким обра­зом в его смерти, крючьями утаскивали через «ворота мертвых»...

Само собой разумеется, что гладиаторы были хорошо обучены искусству фехтования и рукопашного боя. Этому обучались они в гладиаторских школах-казармах (как частных, так и император­ских), где царила жестокая палочная дисциплина — вплоть до за­бивания насмерть.

Кто же были эти несчастные, обрекавшиеся на такие страда­ния?

Прежде всего, гладиаторами являлись военнопленные («варва­ры», как презрительно называли их римляне), которые, попав в плен, становились рабами. Не все они мирились со своей участью: бывали случаи, что в школах гладиаторы умирали, передушив руками друг друга. Но бывали и другие случаи — люди пытались завоевать себе свободу в вооруженных восстаниях (как, например, крупнейшее восстание знаменитого Спартака, который также был гладиатором).

Бестиарии (древнеримский барельеф)

В гладиаторские школы поступали и свободные люди — бедняки. Здесь им были обеспечены кров и пища, а, кроме того, была и на­дежда обогатиться, поскольку победитель получал от устроителей игр чашу с золотыми монетами. Однако положение таких «свобод­ных» гладиаторов мало, чем отличалось от положения рабов: посту­пая в школу, новичок давал клятву в том, что он не будет щадить свою жизнь на арене, что за совершенные провинности он разре­шает сечь себя, жечь каленым железом и даже убивать!

Тяжела была участь гладиаторов, но еще хуже приходилось бестиариям (звероборцам), сражавшимся с дикими животными — веп­рями, медведями, пантерами, львами. В Риме для них существовала особая школа, однако чаще всего в роли бестиариев выступали осужденные. Их выпускали на арену почти безоружными — с корот­ким мечом или с легким копьем. Случалось, что ловкость человека одерживала верх над ловкостью зверя, но чаще изуродованные люди, как о милости, умоляли о быстрейшей смерти, и под вой опьяненной от крови публики их добивали...

В дополнение к таким «зрелищам» в Колизее устраивались зве­риные травли. С помощью специальных механизмов из подвалов амфитеатра поднимались на арену декоративные горы и леса вместе со всяким зверьем. Хлопая бичами и пуская в морды зажженные стрелы, служители приводили животных в ярость. Носорога застав­ляли биться со слоном, пантеру с быком, медведя — с кабаном. Часто их связывали попарно арканами, и зрители приходили в неисто­вый восторг, когда звери начинали терзать друг друга. Только за время игр при открытии Колизея было затравлено подобным обра­зом около 5 тысяч животных!

Откуда же брали такие баснословные количества зверей?

Каждая покоренная римскими легионами страна присылала в Италию своих наиболее редких животных. Целые караваны их в клет­ках следовали в Рим по дорогам империи (причем, города и селения,

мимо которых проходили эти караваны, обязаны были снаб­жать зверей кормом). В Риме зверей размещали в виварии (зверинце), который по своим масштабам превосходил любой из теперешних зоопарков; при императоре Гордиане III, на­пример, там находились 32 слона, 60 львов, 30 леопардов, 10 тигров, столько же жираф, лосей и гиен, бегемот и носорог, 40 диких лошадей и мно­жество других самых разных мелких животных. И все это предназначалось для уничто­жения!

Бои гладиаторов и бестиа­риев, как и звериные травли, возникли гораздо позже состя­заний на колесницах, но полу­чили отнюдь не меньшее при­знание. Из Рима они распро­странились почти по всем круп­ным городам провинций (Пом­пеи, Капуя, Верона, Арль, Ним), где до нашего времени сохра­нились полуразрушенные ам­фитеатры (разумеется, не столь грандиозные, как Коли­зей). Такое широкое увлечение зрелищами массовых, проду­манных и издевательских убийств (а иначе трудно на­звать все эти «игры» на аре­нах амфитеатров) объясняет­ся огрубением и развращен­ностью нравов, что было вы­звано многочисленными за­хватническими войнами рим­лян.

При общем восхищении кровавыми зрелищами лишь двое общественных деятелей Рима выразили свое негодова­ние. Один из них, знаменитый оратор Цицерон, говорил, что не может быть никакого удо­вольствия, «когда слабый че­ловек растерзывается огром­ным сильным зверем или ког­да прекрасное животное прон­зается охотничьим копьем». Ци­церону вторил философ Сене­ка, гневно указывавший, что «человек священен для чело­века, а его убивают на забаву и потеху». Но при всем этом оба они — и Цицерон и Сене­ка — считали, что воинственный дух должен являться неотъем­лемой принадлежностью рим­ского народа...

В заключение остается ска­зать несколько слов о тех зре­лищах, которые не получили какого-либо значительного рас­пространения. Так, в том же Колизее показывались дресси­рованные звери: львы ловили зайцев и отпускали их невре­димыми, слоны танцевали и, по римскому обычаю, возле­жали за столами с едой; в Большом цирке проводились состязания гимнастов, бег вза­пуски, кулачные бои, бросание диска. Зрелища эти не вызы­вали восторгов у экспансивной римской публики и мало-по­малу сошли вовсе на нет, как не удовлетворявшие принци­пам все той же пресловутой политики — «хлеба и зрелищ»... Таковы были цирки и цир­ковые зрелища в Древнем Ри­ме. Так в крови и в муках рождалось искусство цирка.

                                                                                                                         Журнал «Советский цирк» июнь 1958 г.