Рассказы о бегемотах Степана Исаакяна

В цирках нашей страны уже третий год с большим успехом выступает с оригинальным аттракционом «Дресси­рованные экзотические животные» ар­тист Степан Исаакян. Среди его вос­питанников имеется два бегемота — «Манук» и «Шаман». Этих животных сравнительно редко показывают на манеже цирка. Ниже публикуются три рассказа Степана Исаакяна о его бе­гемотах-артистах в литературной записи Л. Лодгауза.

С. ИСААКЯН

МАНУК ПОДСКАЗАЛ

В практике дрессировщика не­редки случаи, когда живот­ное само подсказывает ре­шение творческой задачи. Надо только быть наблюдательным. Однако подметить — это лишь пол­дела. Необходимо умело использо­вать то, что подсказывает животное. Мне хотелось, чтобы Манук кла­нялся зрителям. Научить его этому так, скажем, как иногда учат лоша­дей делать «комплимент», — нечего было и думать. Лошадей иногда обу­чают поклонам, используя механи­ческий способ. Привязывают к голо­ве две веревки, одна из которых идет наверх, а другая — вниз. По­тянув за одну веревку, поднимают лошадиную голову, а потянув за другую, — опускают. Так делается много раз подряд. Пока лошадь не научится.

Для бегемота при таком способе дрессировки потребовались бы не веревки, а тросы и не человеческая сила, а мощные лебедки. Да и то едва ли что-нибудь получилось бы: умственными способностями беге­моты  не блещут.

Возможно, и до сегодняшнего дня мое желание научить Манука делать «комплименты» не осуществилось бы, если бы сам бегемот не подсказал решение вопроса. Вот как это было. Раньше в финале номера я выез­жал на манеж верхом на бегемоте. Манук становился передними ногами на «камень», сделанный из дерева, а я делал «комплимент».

Однажды на репетиции он, став на «камень», очень сильно дернул го­ловой и чуть-чуть не стукнул мня в грудь. Тут надо заметить, что бе­гемоты, несмотря на свою короткую шею, необыкновенно круто запроки­дывают голову кверху. Ударом го­ловы бегемот свободно прогибает двухтавровую железную балку. Поэтому невольно приходится быть осторожным. Инстинктивно я хлопнул

по его голове тоненьким прутиком, который иногда держу в руке. Манук снова поднял и опустил го­лову. Соскочив с бегемота, я дотро­нулся прутиком до его уха. Манук снова боднул головой вверх. Когда она опустилась, я опять дотронулся прутиком до уха. Так, словно отго­няя мух, бегемот кивал головой, а я все время повторял:

Кланяйся! Кланяйся! Кланяйся! Через некоторое время достаточно было только один раз дотронуться прутиком до уха и сказать: «Кланяй­ся, кланяйся», как Манук начинал кивать  головой.

Потом я приказывал только голо­сом, совершенно не дотрагиваясь прутиком  до  уха.

Сейчас, делая «комплимент» зрите­лям, Манук не только кланяется, но и поднимает левую ногу, довольно долго держит ее в таком положе­нии.

Этому я научил его по тому же принципу, который сам Манук под­сказал мне  при обучении поклонам.

Бегемот очень не любит прикосно­вений к животу. Чуть коснешься жи­вота, он сразу ложится, словно го­воря: «Животика не трогай». Желая заставить его поднять ногу, я кос­нулся прутиком внутренней стороны его ноги. Манук дернул ногой, но не поднял ее. Дотронулся прутиком сильней, он не только дернул ногой, но и начал ее поднимать. На третий раз — поднял.

Потребовалось, конечно, известное время, чтобы заставить его держать ногу на весу столько времени, сколько мне нужно было.

Теперь, кланяясь, он сам подни­мает  ногу.  Получается «комплимент».

ЗА ШИРОКОЙ СПИНОЙ

Все Манук да Манук! Можно по­думать, что у меня в аттракционе один только бегемот «артист». А ведь их два.

Почему же я ничего не рассказы­ваю про  второго?

Да потому, что про него пока и рассказывать нечего. Он очень моло­дой, в пять раз моложе Манука — ему всего три года. Весит он семь­сот килограммов, вдвое меньше, чем Манук.

Начал рассказывать о Шамане, а по-прежнему все время упоминаю Манука.

Так и дальше будет, обстоятельства вынуждают.

Шаман родился в неволе, в Тби­лисском зоопарке. Его отец — беге­мот Шалун, а мать — бегемотиха Манька. И вот когда я давал ему имя, то взял по первому слогу от имени отца и матери, получился — Шаман, знаете, так на севере колду­нов   называли.

Вот и мой Шаман колдует, только по-своему.

Ехидное существо. Молодой, да хитрый.

Когда он на манеже во время ре­петиции один, то хотя и с неохотой, медленно, но педантично выполняет все, что от него  требуешь.

Но если на манеже находится и Манук, то на Шамана нельзя ни а коем случае пикнуть. Увидев Манука, Шаман перестает слушаться, начинает капризничать. Чуть прикрикнешь на него, как тут же за него Манук заступается. Хотя, как вам теперь из­вестно, они совсем не родственники, а свой за своего заступается, стар­ший младшего в обиду не дает.

Во время представления Манук служит своеобразным живым барье­ром через который прыгает антилопа-кана. Точно такую же роль я хотел поручить Шаману. Для этого я научил его опускаться на живот и долго лежать без движения на од­ном   месте.

Репетиции протекали успешно, по­ка я занимался только с одним Ша­маном, Но когда вывели на манеж Манука, Шаман сразу же заарта­чился.

НЕОБЫЧНАЯ   ГРИМИРОВОЧНАЯ

Случилось это в Ленинградском цирке. Я тогда вместе со своими жи­вотными участвовал в пантомиме для детей «Доктор Айболит», играл роль доктора. Перед выступлением я об­лачался в гримировочной комнате в белоснежный медицинский халат, надевал рыжий парик и очки, к ко­торым были прикреплены солидный нос из папье-маше и пышные усы, добродушно опущенные книзу, В та­ком виде я   выходил  на манеж.

Правда, я заставил Шамана лечь. Но ом тут же вскочил, очень быстро побежал к Мануку (бегемоты бегают намного быстрее, чем можно поду­мать) и спрятался за его широкой спиной.

Манук заслонил Шамана своей ог­ромной тушей, и даже больше того — бросился   на    меня.

Вот, почему, рассказывая про Шамана, нельзя не сказать о Мануке.

Зрители, особенно дети, были в восторге от пантомимы. Ведь перед ними на манеже выступали необык­новенные африканские животные и «настоящий»    доктор    Айболит.

Все представления проходили успешно.

Но однажды со мной во время спектакля произошло необычайное происшествие. Это случилось в тот момент, когда я в одной из сцен по ходу действия вложил свою голову в раскрытую пасть бегемота.

Трюк этот исполнять не менее опасно, чем вкладывать голову в пасть льва. Челюсти льва дрессиров­щик обычно раскрывает сам и все время держит обеими руками. Да и голова человека помещается в льви­ной пасти частично. В огромную пасть бегемота голова дрессиров­щика входит целиком. Челюсти же у этого «артиста» мощнее, чем у льва. Их не раздвинешь и не удержишь руками, которые просто не нужны для   исполнения   этого  трюка.

И вот, когда я вложил голову в пасть бегемота, вдруг почувствовал, что очки, накладной нос и усы сорва­лись с моего лица и упали на язык Манука. Это произошло, видимо, потому, что я задел головой зуб бегемота, или потому, что он сам задел меня зубом. Скорее всего виноват был   я.

Как быть? Вынуть голову из пасти — значило бы предстать перед зрителями в своем обычном виде. Тогда разрушилось бы художествен­ное впечатление от представления. Худшего для артиста не придумаешь!

Что  же  делать?

Если бы это произошло в конце представления, можно было бы, пожалуй, рискнуть и, быстро вынув голову, закрыться рукой или полой халата, убежать за кулисы. Некраси­во, но все же выход. А мне пред­стояло выступать еще в ряде сцен. К тому же очки, накладной нос и усы могли в любую долю секунды сползти по языку в глотку Манука. От этого бегемоту стало бы щекотно, и тогда бы животное с молние­носной   быстротой   захлопнуло  пасть.

Скорее, немедленно вынуть голо­ву!

А образ  доктора? Как же  быть?

Решение вопроса пришло быстро и неожиданно: может быть, потому, что я вспомнил свой рекламный плакат. На нем художник изобразил меня стоящим во весь рост в раскрытой пасти бегемота. Пасть животного была раскрыта так, что напоминала раскладное зеркало... Но перед зер­калом в гримуборной я превращался в   доктора   Айболита!

Решение тут же было приведено в исполнение. Дав легкий щелчок по верхней губе бегемота, я заставил Манука еще шире открыть пасть. Не вынимая из нее головы, быстро засу­нул туда руку, схватил «накладку» из очков, носа и усов и как следует надел  на лицо.

Только после этого я вынул голо­ву и снова появился перед зрителя­ми  в образе доктора Айболита.

Так по воле случая пасть бегемота была использована как гримировоч­ная.

Степан  ИСААКЯН

 Журнал «Советский цирк» февраль 1961 г.