Марсель Марсо в жилете

Встреча с Марселем Марсо была назначена на 18 часов 45 минут. После утомительного дня в редакции мы решили пойти в «Эрмитаж» часам к шести, чтобы отдохнуть перед разговором с Марсо.   Нас   было   шесть   человек.

У артистического входа в эстрадный театр мы уселись на широкую разлапистую скамейку под окном закулисной части. Было   шесть   часов.

—Вы кого ждете? — спросила нас старуха а театральном вицмундире.

—Марселя   Марсо, — ответили   мы.

—А он давно здесь, — протянула старуха. — Он, сердешный, на французской выставке так умаялся, что как пришел, так и улегся на кушетку...

Отдыхает.

Хлопнуло окошко, и кто-то произнес над нашими головами несколько слов по-французски. В окне, смущенно улыбаясь, стоял худощавый человек в жилете и рубашке без галстука.

—Наотдыхался... — недовольно   проворчала   старуха   в   вицмундире. —

Нет того, чтобы полежать!..

Мы встали. Лиза, наш переводчик, быстро заговорила по-французски.

—О цирк?! — сказал Марсель Марсо. — Я очень рад... Идемте ко мне...

Маленькая, деревянная артистическая уборная без окон, в которой еле помещаются   два   человека,   казалось   гостеприимно   раздвинулась,   уютно приняв   всех   семерых.

Секундное молчание, и в нашем художнике — Феликсе Терлецком сказывается профессионализм.

—Месье  Марсо,  мы  знаем,  что вы  отлично рисуете.  Не найдется ли

у вас какого-нибудь наброска для нашего журнала?

—О, нет, — говорит Марсо. — У меня с собой ничего нет, но, если не возражаете,   буду   рисовать   сейчас...

Художник Д. Даран, много рисовавший цирк, протягивает ему лист ватмана, Терлецкий подает свое перо. Марсо берет его в левую руку. Он левша. Он сидит и рисует. Рисует и вспоминает Париж 1956 года, когда артисты советского цирка впервые восхищали французов своей блистательной работой. Он впоминает медведей Филатова, канатоходцев Абакаровых...

—У вас очень сложная техника цирковых номеров. Очень сложная.

Разговор   заходит  о  клоунаде,   и  Марсо   говорит:

—Я считаю, что за последнее время жанр клоунады переживает кризис.   После  смерти   Фраттелини  старших   и   несравненного  Грока   трудно

назвать клоунов, достойных этих мастеров.

—А,   Заватта? — спрашиваю   я.

—Заватта любимец парижан, — отвечает Марсо, — но он  недостаточно тонок.  Я  считаю,  что  клоун  должен   быть  лиричным...

вспыхивает блиц фотокорреспондента С. Мишина, Марсо рисует Бипа, Даран рисует Марсо, Лиза переводит, а я пишу, пишу, пишу...

—Лизочка, — почему-то шепотом  говорит Даран.
— Спросите  его,  по жалуйста, как он относится к творчеству Тулуза Лотрека.

—Вы спрашиваете о Тулузе Лотреке? — говорит Марсо.
— Я считаю его великим художником. Многие работы он посвятил цирку.

—Месье Марсо, — обращается  к Марселю Марсо  А.  Котляров.

—Мы знаем, что вы любите цирк. Как это отразилось в вашей работе?

И Марсо, не отрываясь от своего рисунка, рассказывает о том, что его театром была поставлена большая пантомима о цирке.

—Эту   пантомиму  мы   играли   в   Париже   в  течение   четырех  месяцев ежедневно.  Представьте  себе:

в  маленький  французский  городок  ночью на базарную площадь приезжает бедный маленький  цирк. На эту же площадь   приезжает  большой   и   богатый   цирк.   Маленький   цирк   нисколько не  мешает  большому  цирку,   но большой  доставляет  маленькому  массу неприятностей. Оркестр богатого цирка заглушает оркестр бедного цирка, и артисты маленького цирка волей-неволей начинают выступать под звуки чужого оркестра.

И, конечно, у них все не получается... А тут еще клоун маленького   цирка, — играю   его   я, — нежно   влюбляется   в   наездницу   из большого цирка. Акробатка маленького цирка любит клоуна из большого

цирка. Директора этого цирка вовсе не волнует конкуренция его бедного собрата, но когда он узнает, что к этому, не  очень  приятному соседству еще примешиваются личные отношения между актерами, он решает прогнать маленький цирк.

И вот в ночь отъезда маленький цирк воображает, будто дает представление в большом королевском цирке. Какое это чудесное представление!.. Оно создано фантазией полунищих скитальцев, страстно влюбленных в свое искусство. И кажется им, бедным актерам маленького цирка, что в роскошных ложах сидят красивые зрители, звучит чудесная музыка и они сами, одетые в великолепные костюмы, переживают триумф прекрасного фантастического цирка. Но наступает утро, и маленький цирк вынужден уйти по дорогам Франции. Вместе с маленьким цирком из большого цирка уходит клоун вслед за своей любовью. А клоун маленького цирка понуро и одиноко бредет по пыльной дороге за последним фургоном...

Марсо умолк, а мы пытаемся хоть на секунду представить себе невероятный труд актеров театра Марсо, который сумел создать средствами пантомимы   такой   поэтический   спектакль...

—Есть ли у вас режиссер, месье Марсо?

—Нет. У меня нет режиссера. Мой режиссер — зеркало. Я не избегаю психологических этюдов,  но  всегда  пытаюсь  показать  борьбу человека  с конкретными  явлениями. Общение  с  несуществующими  предметами,   которые искусство мима делает материальными — вот основа моего творчества. Я стараюсь делать абстрактное — конкретным.

Я знаю, что и Вахтангов и Станиславский много работали над пантомимой. В России нет театра мимов, хотя в русских народных танцах пантомима проявляется во многом. Пожалуйста, вспомните вашу «Березку» и труппу   Игоря    Моисеева...

И Марсо в подтверждение своих слов, не вставая со стула, делает какое-то  очень  характерное движение  русской  плясовой.

Напомнив о месте пантомимы в балетах, поставленных Мариусом Пе-типа, сохранившихся до наших дней, Марсель Марсо высказывает надежду, что и его приезд вызовет интерес к искусству пантомимы, которую очень хорошо   понимает   русский   человек.

—Вы выступали перед зрителями самых разных стран,  месье Марсо.

Хотелось бы знать ваше впечатление о русском зрителе?

Марсо   задумывается.

—Я чувствую, что моя маска поначалу смущает сидящих в зале, затем зрители привыкают и между нами устанавливается контакт. Однако я уверен, что Бип наиболее близок москвичам, чем остальные мои персонажи.

Думаю, это просходит потому, что Бип-лирик близок народу,  и наверное поэтому   ваши   зрители,   узнавая   в  Бипе   самих  себя,   так  симпатизируют моему  герою.  Ваши  зрители — чудесный  народ.  В них  чувствуется  такое уважение к искусству актера, какого я не встречал нигде!..

—Месье  Марсо,   мы  были   восхищены   вашей  пантомимой   «Бродячие акробаты». Откуда у вас такое знание циркового  профессионализма?

—Видите  ли, — улыбается   Марсо, — только   для   того,   чтобы   изобразить   канатоходца,   я   три   месяца   тренировался   на   настоящем   цирковом канате   под руководством Жоржа Розетти, бывшего артиста русского цирка. В мае  1962 года я  поеду  в Америку   сниматься  в  картине,  сценарий которой   написан   специально   для   меня.   Действующие   лица   фильма — клоуны цирка и ковбои. Это будет веселая комедия. А недавно мой друг, режиссер  Сергей  Юткевич,  пригласил  меня  сниматься   во  франко-советском  фильме вместе  с  вашими   актерами.   Что  можно  сказать  по  этому поводу?   Я   счастлив!...

В маленькую комнату врывается мадам Булесте — администратор Марселя Марсо. Она произносит длинную фразу. «Ему пора гримироваться», — тихонько сообщает нам Лиза. Мы благодарим Марсо и встаем.

—Нет, нет, — протестует Марсо. — Еще пять минут...

...Марсель Марсо дарит нам рисунок, а мы вручаем ему журнал. Он провожает нас, мы останавливаемся за кулисами, и вот опять Марсо показывает, как он учился ходить по проволоке, как по утрам боксирует с сыном и приглашает нас всех к себе в гости, в Париж...

—Я   мечтаю   о  двух   вещах, — на   прощание   говорит  нам  Марсо. — Я хотел бы приехать в Москву со всей труппой. К сожалению, я не мог привезти  всю  труппу  своего  театра.   Со  мной   приехал  только   мой  друг  и партнёр Пьер Вери. Это прекрасный художник и талантливый актер. Каждым своим появлением, молча объясняя следующую сцену, он одной позой раскрывает  тему. Да,  а  еще  мне  хотелось  бы  хоть  один   раз  выступить в  вашем  цирке на проволоке. Я это умею...

Е.   МУРАВЬЕВА,

В.   КУНИН.