Вспоминая боевые годы
Перелистывая страницы моего фронтового блокнота за июнь 1942 года, нахожу запись: «Сегодня из московского госпиталя возвратился командующий армией генерал Рокоссовский. У Константина Константиновича бодрый вид; он совсем оправился после ранения. Рассказывает: когда стал выздоравливать, у него было очень много гостей с предприятий столицы, радиокомитета, консерватории. «Кто только не посещал меня: пожалуй, только из цирка никого не было», — смеясь, сказал командарм».
Я предложил пригласить к нам мастеров цирка. Меня поддержал К. К. Рокоссовский.
В Москву выехал начальник Армейского Дома офицера т. Казанцев. Он встретил Карандаша, и Михаил Николаевич сразу же загорелся желанием выехать с цирковым коллективом на фронт.
И вот 13 июля 1942 года к нам прибыл цирковой коллектив. Он гастролировал целый месяц. Приехали Карандаш, манипулятор И. Символоков, клоуны П. Есиковский с женой Гизой, акробаты-эксцентрики Ф. Хвощевский и А. Будницкий, музыкальный эксцентрик Н. Тамарин, акробаты Поповы, танц-акробаты Энгель, певица Е. Мерцалова и баянист Н. Глебов. Художественными руководителями коллектива были Карандаш и Н. Костромин, который вел программу.
Позже к нам на фронт приезжало немало цирковых артистов, но коллектив, возглавляемый Карандашом, был единственным в своем роде. Во фронтовых условиях он сумел оборудовать манеж, барьер которого был сделан из реквизитных ящиков. Покрытый дорожкой барьер, ковер на арене и прожекторы создавали иллюзию настоящего цирка.
Первое представление состоялось на командном пункте армии.
Успех артистов был огромный. Каждый номер встречался бурей аплодисментов. Необычное для фронтовой обстановки выступление артистов заставляло бойцов вспомнить довоенное время, когда они со своими знакомыми и родными ходили в цирк.
Цирковые артисты выступали в частях, а также в боевых порядках, непосредственно в окопах; здесь весь коллектив делился на небольшие группы.
Особенный успех артисты столичного цирка имели у москвичей — ополченцев 11-ой гвардейской дивизии (бывшей 18-й дивизии народного ополчения Ленинградского района Москвы). Здесь выступали в каждом полку. Среди зрителей было много знакомых — частых посетителей цирка на Цветном бульваре.
Побывали артисты цирка и в гостях у бойцов, командиров и политработников 31-й гвардейской дивизии. В тот день дивизии было вручено гвардейское знамя.
Артистам бывало нелегко. Порой во время представления начинался обстрел наших позиций противником. Однажды работник политотдела армии, возвратившийся с передовой, сообщил, что в пути артисты цирка попали под обстрел и что Карандашу оторвало ноги.
К счастью, это оказалось только слухом. Грузовая машина с цирковыми артистами, которую повстречал наш товарищ из политотдела, действительно подверглась бомбежке с воздуха вражеской авиацией. Все быстро укрылись в лощине, и лишь Карандаш, уставший после вечернего представления, продолжал крепко спать. Он узнал о налете, когда уже стали рваться бомбы.
После этого случая Карандаш ввел в свою программу несколько фронтовых сценок. Он выходил на арену и кричал; «Воздух! Ой, никак, рама!» (так бойцы называли разведывательный самолет фашистов). И действительно, тотчас появлялась рама. Только не самолет, а обыкновенная оконная рама. Ее выбрасывали Карандашу из-за «кулис» через занавес.
Раздавался выстрел. Карандаш делал каскад, хватался руками ниже поясницы и извлекал оттуда большую пулю. Затем он панически бежал к первому попавшемуся дереву, срывал две маленькие ветки и затыкал одну из них себе за пояс, другую за ошейник своей собаке Пушку. После этой маскировки Карандаш успокаивался, считая себя неуязвимым для вражеских самолетов.
Вспоминается и другая реприза, придуманная Карандашом на фронте. Он выступал с партнером. Карандаш был в роли часового.
Карандаш. Стой! Кто идет? Ваш пропуск?
Партнер. Затвор.
Карандаш. Да нет, у нас сегодня не затвор, а ствол.
Реприза о часовых-болтунах очень нравилась бойцам: на представлении всегда после нее долго стоял смех.
Перед началом гастролей артистов политотдел армии дал указание всем командирам соединений обеспечить своих гостей возможно большими удобствами. Однако такая «директива» была излишней. Бойцы не знали, как отблагодарить артистов, дарили им трогательные подарки, характерные для тяжелого 1942 года. В одной части гостям отдали ротный запас махорки, в другой — истопили деревенскую баню, в третьей — угостили бутербродами с толстым слоем сливочного масла. Артистов кормили так обильно, что они шутя жаловались:
Мы скоро растолстеем и совсем не будем работать.
А Пушок Карандаша, которого закармливали бойцы, неоднократно всерьез отказывался выступать. Он пользовался особенным расположением фронтовиков. Его ласкали и награждали железными крестами, привязывая их к хвосту.
Расставались с артистами как с большими друзьями. Долгое время в полках и дивизиях говорили о гастролях артистов Московского цирка.
С тех пор прошло девятнадцать лет. Многие подробности забылись. Но недавняя встреча с Карандашом заставила меня вспомнить об этом ярком эпизоде в истории культурного шефства работников искусства над Советской Армией.
После возвращения в столицу, — рассказал Карандаш, — на имя артистов, выезжавших на фронт, из действующей армии в цирк стали поступать письма. Завязалась переписка с фронтовиками. С некоторыми из них мы поддерживали ее до конца войны.
И сейчас, в 1961 году, эти письма хранятся в архиве Карандаша. На них почтовые штемпели 1942, 1943, 1944 и 1945 годов. Трогательные, дружеские письма.
«Разрешите передать вам и всему коллективу актеров Московского госцирка чистосердечный боевой привет разведчиков. Ваши выступления у советских воинов подняли боевой дух. Разведчики Свицков, Волков, Аввакумов, Круглов, Названов и другие».
Карандашу писали автоматчики, саперы, артиллеристы, связисты. Но больше всего — пехотинцы.
Письма свидетельствуют о неразрывной связи артистов цирка с фронтовиками. Некоторые писали о том, что им некому и некуда писать и они рассчитывают на ответные письма Карандаша и других артистов цирка. И эти письма бойцы получали.
Писали Карандашу товарищи по профессии, в прошлом артисты цирка, сражавшиеся в рядах Советской Армии. Когда на фронтах наступил перелом в пользу Советской Армии, нашлось время для организации концертов силами собственных цирковых ансамблей. Артист-фронтовик А. Брагин (Жар) просил помочь ему: во время передвижения он потерял реквизит, рыжий парик, грим.
Бывший артист Центрального управления госцирков коверный клоун Очеретенко Георгий Яковлевич (Чарли Чаплин) просил выслать ему репертуар для клоунады-буфф.
Сохранилось письмо, написанное цирковым артистом Костюком в последний день войны — 9 мая 1945 года.
«У нас большое торжество. Кругом флаги. Гремит музыка. Радостно. На фронте стало совсем тихо. Повсюду веселые лица бойцов. Приятно нам, артистам, работать перед таким зрителем. С двумя товарищами работаю в новых номерах (крафт-акробаты) и с одним партнером еще номер (акробаты-эксцентрики). Хочется скорее в цирк, заняться любимым делом. Ежедневно мы обслуживаем тысячи бойцов. Работа почетная».
Давно уже закончилась война, но в памяти ветеранов 16-й армии навсегда останется поездка артистов Московского цирка на фронт.
А. А. ЛОБАЧЕВ, генерал-майор в отставке, член Военного совета 16-й армии
Журнал «Советский цирк» февраль 1961 г