Школа лучших качеств
Есть воспоминания, которые становятся неотъемлемой частью жизни. Мне кажется, что я всегда любила цирк. В Киеве, моем родном городе, в пору детства, он назывался «Гиппо-паласом», т. е. Конным дворцом, и принадлежал любителю чистокровных лошадей богачу Крутикову.
Галина Иосифовна Серебрякова
Его программа всегда отличалась большим разнообразием, но главным ее украшением были дрессированные кони, которые танцевали, разыгрывали довольно сложные сценки — гасили свечу, укладывались в кровать, заходили обедать в ресторан и стреляли из пушки; по манежу проносились лихие джигиты, через протянутые ленты и другие препятствия прыгали миловидные девушки — гротеск-наездницы. Все это было незабываемо красиво, интересно.
Чувства, испытанные тогда, не стареют во мне. И сейчас меня охватывает острое волнение, когда я вижу отчаянно смелый полет под куполом, радуюсь встрече с дрессировщиками животных, жонглерами, акробатами, дивлюсь шуткам умных клоунов, но особенно люблю гордую поступь ученых лошадей и грацию наездников. Может быть, причина этого кроется в том, что в детстве я сама мечтала овладеть мастерством верховой езды и выступать на арене. Это была первая профессия, которая меня пленила. В ту пору мы жили в сельской местности. Отец мой, сам отличный кавалерист, был земским врачом. Он передал мне пылкое увлечение этим видом спорта и передвижения. Когда мне исполнилось семь лет, отец однажды посадил меня на ничем не примечательного, пегого и норовистого коня Ромео, который обычно, запряженный в шарабан, возил его по окрестным деревням к больным. Желая выработать во мне отвагу и находчивость, он кнутом стегнул коня. К отчаянию моей матери, Ромео встал на дыбы, а затем вскачь помчался со двора на улицу. Никогда не забыть мне чувства ужаса и вместе восторга, испытанного, когда, уцепившись за гриву и распластавшись на спине лошади, я все-таки удержалась, не упала и благополучно соскочила затем на землю. С тех пор я навсегда полюбила верховую езду, училась ей впоследствии в спортивном манеже, одолела даже джигитовку с помощью опытных инструкторов. Но выступить ни на цирковой арене, ни на конных соревнованиях мне не довелось. Зато во время гражданской войны, когда я пришла в 13-ю армию четырнадцатилетним подростком, мне часто приходилось ездить верхом.
Поселившись в Москве в начале 20-х годов, я после долгого перерыва снова отправилась смотреть цирковое представление. Помню, пришли мы тогда вместе с Анатолием Васильевичем Луначарским. Здание цирка на Цветном бульваре произвело на меня грустное впечатление. Давно не ремонтированное, запущенное и, главное, плохо освещенное, оно показалось мне куда более провинциальным, чем нарядный Крутиковский конный дворец в Киеве, где некогда я смотрела незабываемые феерии. Внутри Московского цирка тоже было не лучше, чем снаружи. Зрители мерзли в пальто и шапках. Горели не все лампы. Программы показались мне убогими, но на фоне случайных и посредственных номеров еще ярче блеснул талант Владимира Дурова, Виталия Лазаренко и Вильямса Труцци.
А. В. Луначарский чувствовал себя в цирке своим человеком, добрым другом артистов. Он восторженно отзывался об этом виде искусства и знал в совершенстве его особенности. Щедро объяснял он нам, своим спутникам, особенности сложного трюка воздушного гимнаста или акробата-прыгуна, сравнивая их с прославленными мировыми знаменитостями. Протирая платком пенсне, воодушевляясь, Луначарский, этот неисчерпаемый эрудит в области прекрасного, глубокий знаток всех видов искусства, рассказывал об истории цирка, народных представлениях, мистериях. Он считал, что цирковая арена— это школа сильных характеров и физического совершенства человека. Анатолий Васильевич предрекал советскому цирку великое будущее, как искусству особенно близкому и понятному массам.
Шло время. Я по-прежнему регулярно посещала Московский цирк. На его арене в конце 20-х годов выступали превосходные иностранные гастролеры — укротитель смешанной группы хищников Тогаре, бесстрашный капитан Шнайдер с его свирепыми ста львами, канатоходцы Ниагара, манипулятор Кефало и многие другие знаменитости. Я стала свидетелем первых успехов советского цирка и рукоплескала его молодым талантливым артистам. В эти годы вместе с А. Толстым и Демьяном Бедным смотрели мы показавшиеся нам поразительно красочными и технически совершенными пантомимы «Черный пират» и «Махновщина». После представлений у нас дома я слушала оживленную беседу писателя и поэта о необъятных перспективах циркового искусства. Оба они были большими циркоманами и знали всех известных артистов арены дореволюционной поры.
Двадцать лет мне не пришлось видеть ни одного спектакля, бывать на концертах, посещать цирк. Эти годы я потеряла в тяжелом заключении. Вернувшись в 1956 году после полной реабилитации, я снова побывала в старом, памятном с юности цирке на Цветном бульваре и не узнала его. Неизмеримо поднялось искусство артистов, изобразительность и разнообразие программ. Цирковое искусство доподлинно стало признанной гордостью нашего народа. Наш цирк прославился на весь мир. Я не собиралась писать этих воспоминаний. Однако, когда ко мне обратилась редакция журнала «Советская эстрада и цирк», соблазн оказался велик. Кому из нас не доставляет радости вернуться мысленно к прошлому, к годам юности?! Мне было задано много вопросов, но один из них поставил меня в тупик: «Что можете вы рассказать нам об отношении к цирковому искусству героев ваших книг?» Признаться, я ранее никогда не задумывалась над тем, что Маркс и Энгельс говорили о цирке и его артистах. Мои поиски увенчались успехом. Сохранилось высказывание Карла Маркса о цирковом искусстве. «Когда мы видим боязливо скорчившегося, униженно гнущего спину индивида, — писал он в одном из своих ранних произведений, — мы невольно осматриваемся, сомневаясь в своем существовании и опасаясь, как бы не затеряться. Но, видя бесстрашного акробата в пестрой одежде, мы забываем о себе, чувствуем, что мы как бы возвышаемся над собой, достигая уровня всеобщих сил, и дышим свободнее».
В семье Маркса много внимания уделялось физическому воспитанию детей. Все три его дочери занимались гимнастикой. Лаура, в частности, настолько преуспевала в ней и в верховой езде, что домашние дали девушке прозвище «наездница». Ее муж, Поль Лафарг, по словам Маркса, был также отличным гимнастом. Старшая дочь, Женни, увлекалась в детстве фокусами. Ее привязывали крепко веревками к стулу, после чего она быстро, в одну минуту, освобождалась от пут. Большим любителем конного спорта был Фридрих Энгельс. Он увлекался быстрой ездой на лошади, и Карл Маркс не раз беспокоился за его жизнь.
— Прошу тебя, Фридрих, не рисковать головой. Право, будет еще много более существенных поводов для этого в будущем.
Болезнь и напряженная работа лишают меня возможности часто посещать цирковые представления. Однако я и моя семья всегда находимся у телевизора, когда на голубом экране появляются артисты цирка. Я думаю тогда о том, что мечта А. В. Луначарского сбылась. Советский цирк стал высоким искусством, воспитывающим у зрителей лучшие человеческие качества.
Галина СЕРЕБРЯКОВА
Журнал Советский цирк. Май 1965
оставить комментарий