Шутки одесского эстрадника

Артист эстрады почти каждое утро пакует чемоданы, готовясь в дорогу. Поездом, паро­ходом, самолетом, катером, автомобилем, на телеге, аэросанях добирается он до места концерта, чтобы завтра отправиться дальше.

Об этом как-то не говорят, но профессия эс­традного артиста — одна из самых романтич­ных. И если у человека развита наблюдатель­ность, он о многом может рассказать. Здесь мы даем коротенькие воспоминания Г. Пин­ского (Тагена), которые относятся к дорево­люционному времени. До войны артист имел большой успех, особенно в южных городах. Во время войны его тяжело ранило, и он пе­рестал выступать на сцене. Сейчас Пинский с успехом руководит эстрадной самодеятель­ностью в одесских клубах.

ЗОЛОТОНОСНЫЕ ЯЙЦА

Иллюзионист Касфикис, этот артист-коммерсант, не брезговал ничем ради рекламы. Афишные тумбы, окна магазинов, трамваи, столбы, подъезды домов — все пестрело афишами, литографическими плакатами, яр­кими лентами с изображением чертей, летающих женщин, змей. Почтальоны, продавцы газет и папирос, телеграфисты раздавали летучки, телеграммы, открытки с фотография­ми иллюзиониста и извещением о его гастро­лях.

Бывало, приедет Касфикис в город — и во фраке, в цилиндре и крылатке разъезжает целый день по улицам в автомобиле, раз­брасывая листовки.

В Грозном после завтрака все артисты во главе с Касфикисом отправились на базар. Он остановился возле торговки, сидящей около ведра,   наполненного   доверху   яйцами.

— Почем  десяток! — спрашивает Касфикис.
— Сорок  копеек, — отвечает  женщина.
— Свежие!   —   переспрашивает   артист.
— Ей-богу,   свежие,   берите.
— Сейчас  проверим,   —   присаживаясь  на корточин и беря в руки  яйцо,  спокойно гово­рит Касфикис, разбивает  его о край ведра и, ловко сманипулировав, достает из желтка зо­лотую монету.

Поняв,  в  чем дело,  мы  изображаем удив­ление.

— Платок, — требует иллюзионист.  Вытерев руки  и  монету,   он  берет второе  яйцо  и так­же его разбивает. И снова золотая   монета в руках манипулятора.

Хозяйка яиц перепугана.

— Сколько за все вместе с ведром?

Торговка, широко раскрыв глаза,  несколь­ко  секунд сидит,  как парализованная,  потом, рванув   к   себе   ведро,    кричит:    .

— Не продаю! — и бежит к церковной ограде. Она с  азартом бьет яйца и  тщательно шарит в каждом желтке. Когда все яйца уничтожены,   хозяйка  горько плачет,  сидя  над своеобразной  яичницей.
— Что,  много  нашла  золотых? — улыбается Касфикис.
— Ой,   что   я   наделала?   Все   побила.   Ой, горе    великое!
— Ну вот что, — говорит фокусник, — на, возьми три рубля и  расскажешь  всем на  ба­заре, как фокусник Касфикис находил в яйцах  золотые.

Вечером  театр  ломился от зрителей,  примчавшихся лично увидеть «чудеса».

ЗАМОК

Привокзальный пустырь в Одессе с гром­ким названием «Куликово поле» в дни пасхи забит цирками, балаганами, каруселями, сло­вом, всем, что привлекает «простой люд». Все гудит, движется, поет. Цирки и балаганы переполнены. Программы мелькают как в ка­лейдоскопе. Хозяева торопят, и артисты до предела сокращают номера. Не успевает зритель как следует устроиться на деревянной доске, именуемой скамейкой, как уже ебъявляют: «Дирекция благодарит почтеннейшую публику за посещение. Представление окон­чено». Актеры валятся с ног, выступая по 11— 14   раз    без    отдыха.

В один из таких «жарких» дней балаган Басина к 10 часам утра переполнен. Лев Зингерталь ловно манипулирует монетами, шари­ками и картами. В финале номера артист приглашает на сцену кого-нибудь из зрите­лей. Растолкав «конкурентов», на сцену подни­мается мужчина огромного роста и атлетиче­ского сложения. В руках у фокусника огромным железный замок.

— Внимание!   Прошу   желающих   осмотреть замок, — обращается     Зингерталь     к     зрите­лям. — Благодарю! Теперь мы им запрем мое­го   уважаемого   помощника.
— Откройте, пожалуйста, рот, — просит артист геркулеса. Не успевает парень оглянуть­ся,  как замок висит на его правой щеке. Искаженное лицо ассистента вызывает громкий смех зрителей. Артист вертит во все стороны голову парня. Тяжелый замок причиняет боль, но храбрец пытается улыбаться. Эти гримасы буквально валят со скамеек хохочущих зри­телей.

Зингерталь, видя, что смех утихает, решает кончать номер. Став боком к зрителям, он незаметно лезет в карман жилета, чтобы надеть на палец кольцо-ключ и ловко раз­жать дугу замка, и столбенеет. Кольца в кар­мане нет! Обшарив все карманы, он к ужасу вспоминает, что в спешке забыл кольцо в другом жилете, в котором выступал вчера. «Что делать! — мучительно соображает ар­тист. — Немедленно ехать за ключом! Но да­же лучший нзвозчик довезет его на окраину города и обратно но менее чем за полтора часа. Что же станет со щекой парня?»

Артист мечется по сцене.

—Выручайте!  Я  забыл ключ... Что делать?

—Замок будет снят на следующем представ­лении, — уводя    со   сцены   парня   и    артиста, кричит   хозяин,    спасая   положение. — Сейчас выступит   человек-аквариум   Бен-Али,   который на глазах почтеннейшей публики будет гло­тать лягушек, рыб, пить керосин. А в заклю­чение выпьет 110 кружек воды. Живой фонтан из   воды   и   огня!

В зале удается установить относительный порядок. За кулисами перепуганный парень уложен не скамейку, а Зингерталь, вскочив в пролетку, умоляет извозчика гнать во всю на Пересыпь. Когда часа через полтора взмыленная лошадь подлетает к балагану и артист врывается за кулисы, он застывает от   ужаса. Скорчившись от боли, парень лежит ив скамейке и громко стонет, поддерживая ру­кой замок, лежащий на распухшей синей ще­ке. Наконец замок с трудом снят, на изу­родованную щеку кладут холодные компрес­сы. Но сам артист падает в обморок. Долго лежали рядом партнеры по не­счастью, вызывая сожаление и смех товари­щей. Поздно вечером перемирие состоялось в шумном трактире, где актеры пили за здо­ровье «героев и кавалеров Железного замка».

Я БЫЛ МАЛЬЧИКОМ, А ВЫ УЖЕ ГРЕМЕЛИ!

На гастроли в Одессу приехала известная в свое время примадонне оперетты Клара Юнг. Надо признаться, что популярная ак­триса была уже в очень почтенном возра­сте.

Гастролерша засветло приехала в театр и, закрывшись в комнате, стала гримировать­ся, попросив до спектакля никого к ней не впускать. Сквозь толпу любопытных, стоящую возле театра, пробивается аккуратно одетый старичок в твердом белом воротничке, в ру­ке старика маленький букетик грустных бар­хатных незабудок. Старик обращается к сто­рожу:

— Мне  нужно   видеть   Клару   Ефимовну.
— Пустить не могу, — отвечает сторож.
— Это   крайне  нужно.   Она   будет  счастли­ва, — упорствует   старик.   Но   сторож   непоко­лебим.

Старик   нервничает.

— Вот директор, — говорит сторож.
— Очень    прошу   разрешить    мне    пройти к    Кларе    Ефимовне.
— Не   могу,   голубчик,   она   категорически запретила  до    выступления    кого-либо   к  ней пускать.   В   антракте   милости   прошу.
— Скажите, что здесь Омарский, Лев Мар­кович.   Она   разрешит.   Она   обрадуется.   Про­шу вас. — Старик чуть не плачет.
— Ладно,   подождите;   Я   спрошу.

Клара Юнг сидит у зеркала в светлом ха­латике  и  отдыхает.  Лицо  уже «сделано».

— Клара  Ефимовна,  там прямо плачет  ста­рик,   Омарский.  Вы  ему  срочно  нужны.
— Омарский! — пожимает   плечами прима­донна. — Ладно,   пусть зайдет на минутку.
— Здравствуйте,    дорогая    Клара   Ефимовна! —улыбается   старик,   целуя   руку   артист­ки. — Вот   скромный    букетик   в   знак    нашей встречи.
—Спасибо! — Юнг кладет цветы на гри­мировочный  столик. — Простите,  но я вас не помню.
— Конечно, столько лет... столько лет. Вы мне   своей   игрой   доставляли   столько   радо­сти.    Столько   наслаждения.     Как   вы,     милая Клара Ефимовна,  сохранились. Я, помню, был еще совсем мальчиком,  а вы уже гремели.
— Вы были мальчиком!
— Да, совсем мальчишкой, бегал на спек­такли знаменитой Клары Юнг!
— Сколько же вам лет? — с испугом спра­шивает    гастролерша.
— 78, милая.  Исполнилась  78!
— А  я гремела?  Убирайтесь! — кричит знаменитость. — Вон!!! Воды!.. Валерьянки! Доктора! — шепчет она, падая в кресло.

С трудом приводят в чувство гастролер­шу, которой, по подсчетам старика, минимум сто   лет!


Журнал Советский цирк. Январь 1965 г.

оставить комментарий