Шуты на Руси

Цирковое искусство, вернее, его отдельные жанры, существовало уже в Киевской Руси. На лестничных фресках храма святой Софии в Киеве (XI в.) сохранилось изображение семейства князя Ярослава Мудрого, смотрящее цирковое представление.

Княжеские пиры нередко сопровождались конными ристаниями, играми и забавами. Так, под 1150 год князь Изяслав, будучи в Ярославле, обедал на великом дворе, а в это время, как свидетельствовала летопись, «угре на фарах и на скопах играхуть». То есть его приближенные демонстрировали свое умение управлять конями в трудных положениях.

Выступление скоморохов с медведем и «козой»

И в более поздние времена увеселения оставались частью княжеского, а потом царского и боярского быта. Запрещая выступления скоморохов, царь, князья и бояре сами были не прочь развлечься и со­держали целые штаты шутов, дураков, карликов и других забавников. Приближен­ный Дмитрия Самозванца поляк Самуил Маскевич, наблюдая жизнь бояр, записал в свой дневник: «Есть у них так называемые шуты, которые тешат их русскими плясками, кривляясь, как скоморохи на канате».

Широкое распространение шуты получили во времена царствования Михаила Федоровича (1613—1635) и его сына Алексея Михайловича (1635—1676). При Михаиле Федоровиче во дворце существовал так называемый Потешный чулан, при котором и находились шуты. Позднее, уже при Алексее Михайловиче, он был преобразован в Потешную палату.

Петр I (1682—1725) также жаловал своим вниманием шутов. Были шуты и у Анны Иоанновны (1730—1740). Известный поэт Г. Р. Державин писал, что «императрица Анна любила окружать себя шутами, которых в ее царствование было много. Когда она в придворной церкви слушала обедню, эти шуты садились в лукошки в той комнате, через которую ей надобно было проходить из церкви во внутренние свои покои, и кудахтали, как наседки, что, разумеется, производило всеобщий хохот».

Скоморохи. Фреска Киевского Софийского собора

Церковные деятели время от времени ворчали, наблюдая за тем, как развлекаются при дворе, называли эти забавы эллинскими, языческими, призывали отказаться от них. Само слово шут было синонимом черта. И теперь еще иногда говорят: «Шут его побери», «Ну его к шуту».

Надо сказать, что смешное считалось в степенном и чинном боярском обществе ребячеством, глупостью. Всякое физическое отклонение от нормы у человека рассматривалось как основание для определения его в шуты. Поэтому карлики, различные уроды зачислялись в штат потешников. От шутов часто не требовали ни остроумия, ни даже особой ловкости. Для них бывало достаточно уродливой наружности, а то и просто косноязычия. Одетые в пестрые или полосатые костюмы (отсюда и прозвище «шуты полосатые»), они зачастую прибегали к самым грубым приемам комического, откровенно валяли дурака.

С шутами не церемонились. Однажды шут Ивана Грозного Осип Гвоздев провинился перед царем, и тот облил его горячими щами. От ожогов лилипут скончался в страшных мучениях.

Царь Федор Иоаннович играл со своими шутами, как с собачонками. В 1694 году царский шут Яков Тургенев женился на дьячей жене. В свадебном поезде участвовали бояре, окольничьи, думные дьяки. Они ехали на быках, на козах, на свиньях, на собаках, одетые в нелепые наряды, а рукавицах из мышиного меха и в лубочных шляпах.

В 1710 году царевна Анна Иоанновна вышла замуж за герцога курляндского. Петр I одновременно с ее свадьбой устроил свадьбу карлика Ефима Волкова и карлицы Прасковьи Федоровны. На свадьбу со всей Руси было собрано 72 лилипута. Когда в 1724 году Волков умер, его похороны превратились в новое шутовское действие.

Но в то же время бывали случаи, когда шуты своим острым словом помогали хозяину свести счеты с неугодным гостем, когда они обращались к злобе дня, к политике. Так, действующий при Петре I всепьянейший и всешутейший собор во главе с князем-папой прямо издевался над реакционным духовенством, противившимся петровским реформам. На шута обижаться считалось неприлично: «С дурака и бог не взыщет, с ним и царь не волен».

Среди шутов иные достигали известности благодаря своему остроумию, умению к месту сказать нужное словцо. Широкую популярность приобрел Иван Емельянович Балакирев. Выходец из бедного новогородского дворянства, он служил стряпчим в Хутынском монастыре. В 1718 году он вместе с другими молодыми дворянами по указанию Петра был вызван в Петербург и определен «к инженерному учению». В столице Балакирев предпочел устроиться царским камер-лакеем. Вскоре он стал придворным шутом. Предания говорят, что это был смелый и умный человек, никого не щадящий своим языком, режущий, как говорится, правду-матку. За дерзости Петр I не раз охаживал его по спине дубинкой. И не случайно Балакирев оставался в шутовском звании всего только два года, после чего был удален из дворца и выслан. К шутовству он вернулся только при Анне Иоанновне, многое к тому времени потеряв в остроумии.

Шуты оказали известное влияние на формирование русской цирковой клоунады. Оно, в частности, сказалось в демократическом характере ее содержания. Однако влияние шутов, надо признать, было и отрицательным. Так, присущая шутовским выступлениям грубость нашла свое отражение в балаганных интермедиях, а оттуда она перешла и на арены дореволюционного цирка.
Но не только выступления шутов мы имеем основание отнести к разряду цирковых зрелищ. Вместе с ними свое искусство демонстрировали дрессировщики, эквилибристы, жонглеры.

Широко была известна среди других забав тех лет медвежья потеха. Существовала она и при царском дворе. Для нее содержали животных в специальных зверинцах, сначала в Белом городе, а с 1636 года в районе старого Ваганькова. Когда был построен Петербург, то здесь зверинцы располагались на Фонтанке, у Летнего сада и на Петровском острове.

Потеха бывала разных видов: травля, бой с медведем, медвежья комедия. Травили медведя на специальной арене собаками. Это было жестокое и кровавое зрелище. Клочья летели и от собак и от медведя, лилась кровь. В конце концов собаки одолевали своего исконного врага. Замечу, что травли устраивались в Москве за Рогожской заставой вплоть до шестидесятых годов прошлого века, когда это зрелище было упразднено по настоянию Общества покровительства животным.

Бой с медведем выглядел так: животное доводили до ярости, и какой-нибудь смельчак, прежде чем подставить рогатину под грудь зверя или всадить в его сердце нож, увертывался от медвежьих лап. «Игра» сопровождалась шутками и прибаутками, криками смотрящих. Среди них находились любители бороться с медведем. Обхватив вставшего на дыбы зверя, они валили его на землю. Конечно, бои были с медведями ручными, учеными. Среди борцов при царе Михаиле Федоровиче особенно славились два брата князья Гондуровы.

Однако наибольший интерес из тогдашних зрелищ представляла медвежья комедия. В документах XVI века мы находим упоминание о том, что 20 февраля 1585 года некий Федор Пучек Молванинов привел для показа царю Федору Иоанновичу медведя, вооруженного луком и стрелами и преподнесшего государю хлеб и соль. Медвежьи комедии показывались царям и в последующие годы.
Дрессировка медведей находилась тогда на достаточно высоком уровне.

Об этом, в частности, свидетельствует объявление, помещенное 1 июня 1771 года в газете «Санкт-Петербургские ведомости».

В нем сообщается, что крестьяне привели в город двух медведей, «которых они искусством своим сделали столь ручными и послушными, что многие вещи, к немалому удивлению смотрителей, по их приказанию исполняют, а именно: вставши на дыбы присутствующим в землю кланяются и до тех пор не встают, пока им не приказано будет; на задних лапах танцуют; подражают судьям, как они сидят за судейским столом; натягивают и стреляют, употребляя палку, будто бы из лука; борются; вставши на задние лапы и воткнувши между оных палку, ездят, как малые ребята; берут палку на плечо и с оною маршируют, подражая учащимся ружьем солдатам; задними ногами перебрасываются через цепь, - как сельские девки смотрятся в зеркало и прикрываются от своих женихов; как малые дети горох крадут и ползают, где сухо, на брюхе, а где мокро на коленях, выкравши же валяются; показывают, как мать детей родных холит и как мачеха пасынков убирает; как жена милого мужа приголубливает; порох из глаза вычищают с удивительной бережливостью; с неменьшей осторожностью и табак у хозяина из-за губы вынимают; как теща зятя потчевала, блины пекла и угоревши повалилась; допускают каждого на себя садиться и ездить без малейшего сопротивления; кто похочет, подают тотчас лапу; хозяин при каждом из вышеупомянутых действий сказывает замысловатые и смешные поговорки, которые тем приятнее, чем больше сельской простоты в себе заключают. Не столько вещь сия была смотрения достойна, ежели бы сии дикие и в прочем необуздаемые звери были лишены тех природных своих орудий, коими они людям страх и вред наносят, напротив того, не обрублены у них лапы, так же и зубы не выбиты, как то обыкновенно при таких случаях бывает».

Обширная цитата, которая здесь приведена, дает представление о том, что делали медведи, и о том, что дрессировка сопровождалась шутками, оформлялась в виде сценок. Здесь несомненно большую роль играло актерское мастерство вожаков. Может быть, выступления медведей не всегда достигали такого совершенства, но общая их направленность очевидна.
Медвежья комедия, бесспорно, оказала свое воздействие на возникновение и развитие цирковой клоунады с дрессированными животными и, в частности, на творчество А. Л. и В. Л. Дуровых.

Во дворце видели не только дрессированных медведей. В 1619 году рязанец Григорий Иванов явился в Москву со львом, которого он добыл в Персии. Этого льва иногда заставляли бороться с медведями. В 1625 году в селе Рубцове-Покровском Чан Ивраимов и Фатул Мамутов тешили государя тем, что показывали ему слона. 23 ноября 1626 года потеха была повторена, в ней принял участие арап (то есть негр) Тчана.

По словам выдающегося знатока старого русского быта И. Е. Забелина, «в Потешной палате, судя по некоторым, хотя и скудным, сведениям, шли постоянные представления даже немецких фигляров, балансеров, фокусников и тому подобное, которые непременно разыгрывали и какое-либо действие, арлекинады, небольшие шуточные пьески, на что вообще хитры были странствующие немецкие и польские артисты...».

С 1629 года во дворцовом штате среди других потешников значился «канатный плясун» Иван Семенов Ладыгин. Он большей частью выступал летом в загородных дворцах. В частности, в 1635 году Ладыгин давал представление вместе с потешником Юрием Воином Брантом на любимой царской даче в Рубцове-Покровском. Он еще занимался и с учениками. 27 июня 1637 года «за то, что он выучил по канатам ходить и танцевать и всяким потехам, чему он сам умеет, пять человек, да по барабан выучил бить 24 человека», государь пожаловал ему награду.

Среди учеников Ладыгина были также метальники, то есть жонглеры. Они входили в придворный штат царевича Алексея.
Выступали во дворце также силачи, 23 ноября 1634 года стрелец Петр Новгородец тешил государя, поднимая и нося зубами бревно. Любили и царь и его приближенные посмотреть на кулачный бой и на борьбу. Силачей выделяли и награждали. Об одном из них — Семене Трещале, жившем в конце XVIII века, поэт и баснописец А. Е. Измайлов писал:
 
«В Москве фабричный был Семен
силач, боец:
За раз из печи изразец
Своею вышибал железной пятерней,
Все опрокидывал и гнал перед собой.
Страх, ужас перед ним,
А крики радости и похвала за ним.
По окончании сраженья
Героя нашего ведут все с торжеством
В питейный дом
Для угощенья».
 
Были еще особого рода потешники, находившиеся скорее ближе к паноптикуму, чем к цирку. Они поражали невероятными действиями. Так, 6 октября 1765 года был пожалован кафтан нищему Еуфиму Безногому за то, что он «учится иконному письму». Этот Еуфим был безруким, кисть он держал во рту. Так же работал и богомаз Полиевт Никифоров. В углу в одной из созданных им икон значится; «Лета 7197 сен­тября в третий день писал сей образ Полиевт Никифоров, от рождения рук не имел и писал устами». Посмотреть на такое чудо, на то, как икону пишут устами, зрители охотно собирались.

Конечно, эти и другие штукари (так их иногда в ту пору называли) не ограничивали свои выступления только дворцом. В праздничные дни они выходили на площади, их видел и простой народ. Таким образом, в XVI и особенно в XVII и XVIII веках цирковое искусство в России получило известное распространение.


Ю. ДМИТРИЕВ

Журнал Советский цирк. Июль 1966 г.

оставить комментарий