Сколько у льва зубов

Интересующимся    этим   вопросом совершенно не обязательно идти в библиотеку и беспокоить стари­ка Брема, — гораздо проще обратить­ся к клоуну Бублику. Он после одного страшного    происшествия    считается крупнейшим   специалистом   по   льви­ным делам.

Правда, Бублик не любит вспоми­нать об этой истории, но мы считаем ее достойной внимания читателя. Для ясности начнем с совещания Художественного совета, состоявше­гося перед упомянутыми событиями. Сам Бублик и его лучший друг — молодой дрессировщик львов Борис Максимов — чуть не опоздали на это совещание. Войдя в кабинет директо­ра, они увидели, что все стулья и ди­ван уже заняты, а в мягком кресле возле большого письменного стола расположился грузный, лысоватый сатирик Марк Нежный. Он, как всегда, был в центре внимания.

—Я ведущий артист! — с пафосом убеждал директора сатирик. — А вы, Аркадий   Палыч,   посмотрите,   как   в афише    напечатана    моя   фамилия. Одним шрифтом с другими артистами и не  Марк  Нежный, а просто   Нежный... Догадываясь, что ему предстоит разнос, Бублик скромненько при­строился возле дверей, на краешке стула, спрятавшись за широкие спины молодых   акробатов.
— Товарищи!   Прошу   внимания, — директор постучал карандашом, — вы все читали вчерашнюю газету, мы не можем  оставить без  внимания справедливый упрек в наш адрес.

Вот что говорится в рецензии: «...Очень жаль, что в этом ярком жизнерадостном представлении мало свежего юмора и сатиры на злобу дня. Репертуар коверного клоуна Бублика лишен местной тематики и не отличается новизной».

— Позвольте,  —   сразу      вскочил Нежный, — этот  рецензент  ничего  не понимает в цирке, Он даже обо мне ни слова не написал...

Бублик не слушал сатирика, он был обижен несправедливостью. Но не подумайте, что он боялся критики, Ко­верному было на нее, мягко выража­ясь, наплевать. Много лет не меняя свой репертуар, он привык и не к та­ким рецензиям. Обидно было другое. «Поставить бы этого писаку-рецен­зента на мое место, пусть попробует найти злободневную тематику, — ду­мал Бублик, — город благоустроен, улицы не разрыты, трамваи и автобу­сы вроде нормально двигаются, даже скатерти в ресторанах чистые... ...И все говорят, старый репертуар! А что с того, что старый? Ведь вот Евгений Онегин и Лев Толстой —еще старее, а люди читают и хвалят». Невеселые мысли перебил громкий голос Марка Нежного.

— У   меня    есть   новые    куплеты о стиляге...— Марк    Исакович!     Прошу    вас сесть, — бесцеремонно прервал его директор, — послушаем, что скажет Бу­блик,

Но коверный только пожимал пле­чами и виновато улыбался. И   вдруг   его   осенило:

— Я   хоть  сегодня   могу  показать новую репризу о хвастовстве. Ахнете! Можете  заказывать   афиши  «Бублик среди   львов».

При всеобщем внимании коверный пояснил:

— Максимов войдет в клетку, а я выбегу  за   ним   и  буду  куражиться, доказывать, что тоже могу быть укро­тителем.    Вдруг    появляются    львы.

Я  пугаюсь и прячусь  в ящик.  Сижу там   до   конца   номера,   Когда   львы убегут за кулисы, а Максимов выйдет на комплимент, я вылезу в седом парике и обыграю сильное потрясение. Вот   и   все....   Остановка   только   за ящиком.

— Ящик будет сегодня же, — заве­рил инспектор   манежа,   мужчина   на редкость   почтенного   вида.
— Не побоишься войти в клетку? - спросил   Максимов.
— Твоих-то рахитиков! Подумаешь, львы! Да   михалковские   львы   и   то страшнее... Да я твоих львов!..

Общими   усилиями   еле   успокоили разбушевавшегося клоуна. Так был решен вопрос о новой репризе,   и   совещание   смогло   перейти к следующим вопросам. Другой коверный репетировал бы несколько дней, а Бублик, надо отдать ему должное, не любил себя утруж­дать. И зрители, пришедшие в этот вечер на представление, должны быть благодарны ему за полученное удо­вольствие. Впрочем, не будем забегать вперед и опишем все события по порядку. Началось второе отделение. Вспых­нул яркий свет. Засверкали постав­ленные вокруг арены серебристые решетки огромной клетки. Инспектор манежа торжественно объявил:

— Аттракцион!.. Африканские львы! Укротитель Борис Максимов!

Стройный артист в расшитом золо­том костюме быстро вышел на арену и щелкнул шамбарьером.

— Пустите меня! — неожиданно раздался пронзительный вопль. — То­варищ Максимов! — В клетку, отби­ваясь от униформистов, вбежал ко­верный. — Подождите начинать... Я тоже не хуже вас могу быть укроти­телем, сегодня я буду выступать... Я тоже хочу от девушек записки полу­чать!

Последний намек смутил укротите­ля, который часто откровенничал с клоуном. Храбрый коверный, выхватив у Максимова шамбарьер, хлестал им по   опилкам.

— Давайте   сюда   львов!..   Я   всем сейчас   докажу!..

В тоннеле показалась голова перво­го  льва. Мгновенно потеряв залихватский вид, Бублик попятился, кинул шамбарьер и с несвойственной его комп­лекции живостью побежал к стояще­му на манеже ящику. Ему пришлось на самом деле пуститься наутек и даже ввалиться в ящик вниз головой! Ассистенты Максимова раньше време­ни открыли дверцу, и львы, приседая и озираясь, выбежали на арену. Проклиная дрессировщиков, тяже­ло дыша, клоун устраивался поудоб­нее. Над головой он увидел дыру и сразу узнал ящик из-под бутафор­ского шара, обычно стоящий возле его гардеробной. В эту дыру Бублик тайком от дежурного пожарника бросал окурки. Пошарив под собой, коверный убедился, что содержимым ящика никто не поинтересовался.

— Ох и лодыри! — помянул Бублик униформистов   и  полез  в  карман  за папиросами.

Но коллекции окурков не довелось пополниться новым экспонатом. Над головой вдруг раздался треск, крыш­ка ящика прогнулась, а свет заслони­ла усатая морда. Бублик оцепенел от страха. По пышной темной гриве он узнал само­го крупного льва Дика — большого проказника и обжору. Дик был явно заинтересован содер­жимым ящика. Он с шумом втягивал воздух, глухо урчал и скреб когтями фанеру.

— Боря! — жалобно  простонал  ко­верный. — Боря!

Первым побуждением Максимова было огреть нарушителя дисциплины шамбарьером,  но он сдержался. Слишком уж комичным было положе­ние Бублика. Пусть Дик посидит на ящике, он хоть и любопытен, но всегда послушен и ящик ломать не осмелится.

— Боря! — доносилось из ящика.

У Максимова от еле сдерживаемого мучительного приступа смеха высту­пили   слезы.

— Напомни ему,   Дик,   михалков­ских львов... Покажи этому звонарю записки   от   девушек!

Укротитель, не выпуская всех своих питомцев из поля зрения, невозмути­мо делал свое дело. Великолепные звери, послушные его воле, прыгали через кольцо, садились в пирамиду. Обходились   и   без   Дика. А Дик, воспользовавшись впервые данной ему свободой творческой деятельности, бросал умильные взгляды на хозяина — «вот, мол, какой я молодец! — какую живность поймал». «Надо припугнуть льва», — решил Бублик и стукнул кулаком в крыш­ку ящика. Дик приблизил морду к дыре, понюхал, заурчал приятным баритоном и... облизнулся. Он не пы­тался скрывать своих гастрономиче­ских вожделений.

—Товарищ Максимов! — взвизгнул коверный!
— Во   дает! — в   восторге   заорал темпераментный  парень  в  последнем ряду.   Зрители   веселились.   Думали, что так и надо. На то и цирк.

Нужно было принимать решитель­ные   меры. Найдя в кармане чернильный ка­рандаш, коверный с отчаянием чело­века, которому нечего терять, заши­пел: «Брысь!.. Пшел вон, него­дяй!» — и ткнул льва карандашом в толстый рыжий нос. Царь зверей зарычал и показал клыки, до сих пор не нуждавшиеся в услугах зубного врача. Силы и возможности были явно неравные. Приходилось менять так­тику.

— Дикушка, — умильным голосом проныл Бублик, — браво, Дик!.. Дик хороший!

Но хитрый лев, наверно, почувство­вал неискренность клоуна, он фырк­нул и снова продемонстрировал безу­коризненные   зубы. Оставалось отдаться воле судьбы. Может быть, спасут как-нибудь. А вокруг кипела веселая жизнь. Игра­ла музыка, шумел, рукоплескал зри­тельный   зал. И тут коверный заметил, что малей­шее его движение вызывает интерес проклятого льва. Попробовал затаить дыхание, и лев тоже притих. Крышка над головой перестала прогибаться и   трещать. Окаменелое состояние вызывало и мысли тоскливые. Слушая бравурную музыку, Бублик размышлял о воз­можности похорон с цирковым орке­стром, потом стал придумывать страшные кары, которые должны пасть на головы злодея Максимова и инспектора манежа, подсунувшего дырявый   ящик. А в ложе, рядом с корреспонден­том, написавшим злополучную рецен­зию, сидел ничего не подозревавший о бедствиях коверного директор цирка. Корреспондент — большой поклон­ник и завсегдатай цирка, до этого хо­лодно относившийся к творчеству Бублика, сейчас был в восторге, ахал и   восхищался.

— Как удивительно естественно обыграно!.. А лев! Ах! Какая умница! Смотрите, опять облизывается. Ах! Удивительно симпатичный лев...

Бублик не разделял этих восторгов, и время, пролетевшее незаметно для публики, бедному клоуну показалось вечностью. В довершение всех бел он отсидел неловко подвернутую ногу, но, попытавшись тихонько пошевелиться, убедился в изумительном львином чутье, давно описанном Бремом. Над головой немедленно раз­дался треск, а в дыре появились знакомые   усы. Прошло еще несколько мучитель­ных минут, и потух свет. Только дробь барабана нарушала тревожную тишину. Значит, львы уже прыгают через огненный обруч. Наконец оркестр заиграл веселый марш. Гром аплодисментов. Это фи­нал... Крышка ящика выпрямилась... Спасен!

Коверному не понадобилось боль­ших стараний, чтобы «войти в образ». Держа в руках забытый седой парик, он вылез из ящика и, припадая на от­сиженную ногу, побрел за кулисы. К его заду прилипло несколько окур­ков. Зрители хохотали и аплодиро­вали. Представление окончилось. Говорят, что недавно Бублик обно­вил свой репертуар и даже исполняет злободневные репризы. Ну что ж, увидим в этом сезоне.
 

К. ВОЛОДИН

Журнал Советский цирк. Апрель 1963 г.

оставить комментарий