Скоморошники Вилена Солохина

«Жанр номера — ханд-вольтиж на перекладинах с амортизаторами.
Состав исполнителей — 8 человек (5 нижних и 3 верхних)».

Из дипломной работы ВИЛЕНА СОЛОХИНА.

Номер Скоморошники.

«В городском саду играет духовой оркестр»... Утомленно и тяжело шлепает вода в сером фонтане... сухо шуршат редкие шаги по асфальтовой аллее... длинные скамейки белы от солнца... жарко...

На открытой эстраде играет пионерский духовой оркестр. Оркестранты в праздничной форме — белый верх, черный низ. галстуки. Голубая дощатая раковина террасы защищает светлой тенью оркестрантов.

«Там... там-там... там-там... там-там-там...»

Организованные, спокойные и одновременно неподражаемо небрежные. Пухлые губы, прижатые блестящими мундштуками инструментов, челки до сосредоточенных глаз, тонкие детские пальцы, перебирающие клапаны... И это прекрасное, завораживающее настроение добровольной,. умелой работы, возникающее и расплывающееся вместе с музыкой над пустыми, белыми от солнца скамейками!..

«Там... там-там... там-там... там-там-там...»

Есть привычный, спокойный и ясный порядок рассказа о номере. Репетиция, сам номер, что за человек, что за люди создавали его. впечатления, эмоции автора рассказа. Четкий и определенный порядок, и не мне его менять. Да и зачем менять, если хочешь рассказать о том, что заинтересовало, привлекло, вызвало уважение к беспокойству ума, к самозабвенному труду, доставило радость и прекрасное ощущение гармонии?

Реплики — короткие, несвязные, не всегда понятные тем, кто их слышит со стороны, но чрезвычайно важные и полные глубокого смысла, потому что они сопровождают великое таинство тяжелого и творческого труда, потому что они о деле и «по делу».

—    ... Мне очень удобно, ты смотри, удобно ли ему приходить на палку...
—    ... Фиксируй, фиксируй!..
—    ... Смотри, где я сейчас — сколько тебе до меня не хватает?..
—    ...Конец посадки — грудь не закрывай...
—    ...Алее-е... ап!..

В пустом зале негромкие голоса еле слышны и странно четки, звучат они буднично и волнующе таинственно. Хочется вслушиваться, не отвлекаясь, хочется услышать и понять каждое слово. Хочется увидеть, не упустить каждый прыжок, каждый жест: потом из них родится то стройное, четкое и лихое, то счастливое, сияющее. из чего состоит цирк.

—    ... Приходи на палку натянутыми носками...
—    ... Давай, давай, так удобно?
—    ... Ты стоял туго, расслабься, не давай ему вперед падать...
—    ... Чуть выше...
—    ... Сюда?
—    ... Нет, вот так... Алее-е ап!

Минутная передышка, несколько расслабленных шагов взад-вперед, тяжело дыша, с отвлеченным отсутствующим лицом — и еще раз, еще раз. еще раз. И так всю репетицию, пока не начнут появляться между первых рядов расслабленно-нетерпеливые фигуры артистов следующего но.мера — пришло время других, другой работы.

Наверное это неправильно, но мне жаль, что зрители. покупающие билеты в цирк, эти разноцветные нарядные
люди, неторопливо, неловко, боком пробирающиеся между рядов к своему месту, неся в торжественно поднятых руках мороженое, что они лишены возможности купить билет и на репетицию — сегодняшнюю, завтрашнюю, послезавтрашнюю... Это справедливо, наверное, и несправедливо одновременно — они видят только результат! Они видят завершенное, безошибочное, прекрасное, может быть, но они не видят многого. А для человека, кажется, так естественно хотеть увидеть все.

Полупустой цирковой автобус катит по улицам Воронежа. Между репетицией и представлением надо успеть пообедать, отдохнуть, если удастся отвоевать этот отдых у тысячи нужных и ненужных мелочей, из которых почему-то состоит большую часть человеческой жизни.

Артисты расположились, по возможности, по одному в разных углах автобуса. Может быть, это неосознанная реакция на ту самую специфику цирковой жизни — работаем вместе, живем вместе, ездим вместе, все — вместе, все друг у друга на глазах, не углядишь, как будто, где твоя жизнь переливается в жизнь партнера.

Пятнадцатилетний Виля — тезка отца, руководителя номера — тоже сидит где-то впереди, отдельно от мамы, от папы. Расслабился, привалился головой к окну. Полноправный участник номера, точнее, одни из главных участников, терпеливый и добросовестный труженик. Он и отдыхать старается так. чтобы лучше набраться сил для работы. (Кстати, этот почти солист сложнейшего номера еще и хорошо учится в девятом классе, увлекается математикой, собирает значки, умело и заботливо нянчится с маленьким братом. Только вот беда — быстро растет, ребята шутят не без тревоги: «Скоро придется переходить в нижние...» А он и думать об этом не хочет — только верхним, только летать!)

Старший Вилен Солохин, бледноволосый, худощавый: у него именно такая внешность, какая и должна быть, мне кажется, у циркового артиста. Весь облик его как будто задуман и подготовлен для того, чтобы не мешать гриму, костюму, рисунку трюков, легко вписываться в них, помогать нм, а не противоречить. Он так и не сказал мне своего отчества. Мотивировал это своеобразно: так привык, вот когда не смогут назвать без отчества — тогда уж значит так и должно быть, тогда это знак большого уважения. Л пока — Внлен, лучше Виля.

Что ж. я не стала настаивать — в конце концов право человека называть себя так, как ему хочется.

Вилен вообще человек своеобразный, это чувствуешь сразу с начала разговора, и это вызывает интерес и уважение, это привлекает. Привлекает гармоническое соединение противоположных черт его характера: твердость. уверенное представление о своей работе, о своем месте в цирке и тут же — нервные беспокойные сомнения; привлекает не раздражающее наигранной скромностью осознание того, что найдено и группой и самим лично— и горькая тревога, тоска, смятение, когда ищешь и не находишь. Говорит он задумчиво и в то же время достаточно настойчиво — так говорят обычно люди не пылкие по характеру, но пылко любящие свое дело.

• • •

— Я никогда не давал себе поблажек ни в чем. Это необходимо, потому что только при таком условии можно и многое требовать от ребят. Им просто неудобно тогда работать в полсилы. Это, так сказать, мой козырь.

Научить человека можно, когда он думает. Иначе это самое, казалось бы облегчающее жизнь, бездумье может обернуться против него, против его работы. Есть такой термин — потерял трюк. Потерял потому, что выполнял его чисто механически, не обдумав, и вдруг — какая-нибудь случайность... и все! Восстановить очень трудно.

В идеале надо уметь делать все — сверлить, строгать, шить, чтобы все можно было продумать, все проконтролировать. И нужно быть очень дотошным, обязательно! В цирке, как, скажем, в авиации, нет мелочей.

Как выглядит номер? Стремительный выход — сальто,. пируэты, флик-фляки — хочется сразу «заявить» настроение праздничного веселья. В центре внимания самый маленький исполнитель, он оказывается самым находчивым, лонкнм и веселым. Вольтижные трюки на двух параллельных перекладинах с амортизаторами, закрепленными за барьер, все время обыгрываются «потешными» сценками: перетягивание каната — поэтому перекладины и амортизаторы, так сказать, загримированы под канаты: маленький убегает, прячется в проходе— его вытаскивают обратно на «канате», падения, столкновения... Словом, не просто вольтиж — каждый не только исполняет трюки, но и ведет свою роль. И не только выстроенный сюжет — но слитое из индивидуальных проявлений действо.

Номер, конечно, должен еще развиваться, определяться. выстраиваться. Но как. в каком направлении, какие конечные контуры — в общем ясно. Назвали «Скоморошники». Это не скоморохи, хотя, конечно, кое-что искали и у них. И у масок комедии dell-arte. Хотелось, чтобы это было что-то несколько абстрагированное, намекающее... Не скоморохи — акробаты, ряженные в скоморохов, играющие в скоморохов. Поэтому и придумали такое название. Хотелось создать некий собирательный образ паяца, петрушки, веселого шута, перенесенный на современную почву.

Костюмы тоже старались сделать в этом стиле — как бы синтетические в смысле соединения разного. Немного от Бригеллы, Арлекина, Пьеро, шутов клоунов. Ну костюм будем доделывать, улучшать, я, в общем, знаю как, но не тороплюсь... постепенно, потихоньку...

Номер трудный. Огромное напряжение оттого, что много участников. Не два. не три — все-таки восемь. Работаем дружно, но ведь у каждого свой характер. Мы постарались построить номер так, чтобы все время, все восемь минут были заняты, все играли беспрерывно, одновременно, до всему манежу, без малейших пауз. Чтобы каждое необходимое; даже вспомогательное движение было обыграно. Бьемся над этим, стараемся не мириться ни с какой мелочью, месяца уходят на споры. Ну, а что получилось, самим уж трудно судить. Надо судить, чтобы двигаться вперед, но трудно. Со стороны видней.

Тоже не уверена, что со стороны видней. Если вдуматься в эти привычные слова, то иногда со стороны-то и хуже видно, хотя всякое творческое произведение создается для взгляда со стороны. Так вот. смотришь и понимаешь — действительно, кое-что еще требует доработки, додумывания, даже переосмысления. Но многое достигнуто, номер впечатляет, радует, запоминается, и самое главное, номер на верном пути. Как говорят в цирке — ап!


ИРИНА МАЗУРУК

оставить комментарий