Слово на эстраде. Критическое обозрение
Я прочитал тексты почти четырехсот эстрадных номеров: обозрения, конферансы, интермедии, стихи, песни, куплеты — самый разнообразный репертуар Росконцерта за прошлый, 1967 год.
Первое впечатление, которое родилось у меня от прочитанного: разговор об отставании разговорного жанра, о халтуре и пошлости на эстраде ныне во многом, как мне кажется, почвы под собой не имеет. Добрая половина, если не больше, текстов сделана литературно безупречно, с соблюдением эстетических законов эстрады, со стремлением отозваться на проблемы дня, на господствующие в прошлом, юбилейном, году настроения и переживания советских людей. Пусть не всегда ровно, но и не без успеха, выступили в качестве авторов сами мастера эстрады и коллектив систематически работающих для эстрады квалифицированных литераторов: Я. Костюковский и М. Слободской, А. Внуков, Я. Грей, А. Лихачев, В. Полонский, И. Виноградский, В. Панков, И. Мей, И. Кашежева, Э. Успенский, 3. Шур, М. Раскатов, В. Стронгин, В. Константинов, Б. Рацер, Б. Лобков, Ю. Рихтер, Д. Кисин и другие. Это отнюдь не означает, что все произведения, вышеупомянутых авторов сделаны на высоком уровне, и у них есть и ошибки и просчеты (о них речь впереди), но в репертуар юбилейного года эти авторы дали бесспорно интересные по форме и содержанию произведения самых различных жанров. Лучшие из них и могут послужить образцом того, какой должна быть литература на эстраде.
Апрельский Пленум ЦК КПСС дал развернутую программу всей армии искусств и обязал всех коммунистов, все партийные организации «направить все имеющиеся средства идейного воспитания на укрепление коммунистической убежденности, чувства советского патриотизма и пролетарского интернационализма у каждого коммуниста и советского человека, идейной стойкости и умения противостоять любым формам буржуазного влияния».
На эстраде, являющейся одним из самых массовых искусств, политическая злободневность, актуальность, идейная целеустремленность репертуара — задача первостепенная. Как же выполнялась она в юбилейном году? Какие завоевания слова на эстраде заслуживают всяческой поддержки и какие просчеты и ошибки, идейные и художественные, заслуживают осуждения, особенно в свете последних указаний партии?
Стиль атакующий
Мне кажется, многие большие писатели не пишут для эстрады не потому, что пренебрегают ею, а потому, что не знают ее законов, потому, что это нелегко. Литературное повествование воспринимает долготерпеливое чувство — зрение; слово на эстраде — для слуха, беспощадного к любой фальши, длинноте, нарочитой усложненности. У эстрады стиль атакующий; если в считанные секунды ярким образом, оригинальным поворотом темы, найденным неожиданным ходом, острым вопросом, поворотом типического характера, выбором всеми узнаваемого героя актер не ошеломил, не поразил зрителя — номер провалился или удостоился оскорбительных, как пощечина, жидких хлопков. На эстраде нет времени для длинных экспозиций, деталей, подробностей — Марк Твен, читавший с эстрады свои рассказы, так их сокращал, что, записанные стенографом, они иногда совершенно не походили на оригиналы. Краткость на эстраде — сестра и таланта и успеха. Не литератором, оглашающим свое произведение, а темпераментным оратором, живым собеседником, умеющим увлечь аудиторию, должен быть артист эстрады. А сама эта высокая должность человека, выступающего перед народом, обязывает актера рассказать только то, что одухотворено большой идеей, только то, что всем интересно, всех волнует; его речь должна быть призывной, веселой и живой.
Заинтересовать зрителя, не оставить его безучастным и равнодушным — первый закон эстрады. И согласитесь, что в наши дни неожиданно звучит в начале фельетона такое слово: «Завидую!» Но это сразу привлекает внимание зрителей-слушателей. Автор фельетона «Песни, песни...» О. Ми-лявский свое дело знает — он заинтересовал зрителей и тут же расправляется с этим низменным чувством — завистью, наследием прошлого. Но и зависть изменилась в наш век. «Мое поколение завидовало тем, кто бил Деникина и Врангеля, кто спасал челюскинцев, тем, кто первыми высадились на Северном полюсе. Это была хорошая зависть — она рождала большие чувства. В 1941 году мы уже были взрослыми, и малыши завидовали нам — мы шли в бой за свободу и счастье нашей Родины...»
Вот ведь как повернулась тема, вот как обернулось это. чувство — зависть. И уже трудно осуждать оратора, когда он признается в зависти к тем... кто хорошо поет. Прозвучала мелодия песни «Тачанка» — и припомнил рассказчик завидную судьбу портного из Первой Конной. Пусть старик и заблуждается— он и сейчас уверен: в таких галифе, как он шил, нельзя было не побеждать, — но как он мил и трогателен, портной-буденновец! Много таких забавных и трогательных историй побудила рассказать хорошая зависть. В фельетоне есть и лукавые усмешки и веселая ирония, но главное — большие темы и вопросы рождаются из взгляда на самые простые факты, однако так отобранные, что торжество нового в нашей жизни становится неоспоримым, совершенно неизбежным. Ведь вроде бы и пустяк — в Москве нет ни одного извозчика, — а разве это не свидетельство, и причем ярчайшее, гигантских успехов техники. И зависть не забыта среди пестрой мозаики фельетона. Она зачала фельетон, она его и завершила. Бранили нас враги, а нынче и они завидуют. Завидуют! «Вот почему, в год рождения моей державы, мне хочется крикнуть на весь мир:
Читайте, - завидуйте, гражданин Советского Союза!»
Превосходный, всем ходом фельетона подготовленный, патетический финал, и поразительно органично звучат здесь последние строки известного стихотворения В. Маяковского.
Вероятно, потому что живы традиции и Владимира Маяковского и таких актеров-трибунов, как В. Яхонтов, Н. Смирнов-Сокольский, — в репертуаре не один, а несколько боевых октябрьских конферансов, монологов и фельетонов. Как и у зачинателей публицистики на эстраде, они построены по принципу литературного монтажа. В них задушевный разговор со зрителем идет то с лирической интонацией, то с мягким юмором, затем вдруг простейший факт поднимается до высот обобщения, рядовой случай звучит как почему-то никем не замеченное, поразительное явление в нашей жизни. И патетика рождается не как пустое словоговорение на котурнах, а как естественный вывод из жизненных событий, о которых рассказал автор и актер. К таким материалам безусловно можно отнести конферансы и фельетоны А. Лихачева «Человек проходит как хозяин» и «Необыкновенное слово», Ю. Виноградова и М. Триваса «Тебе, Октябрь!», Д. Ки-сина «Вера, Надежда, Любовь», Ю. Рихтера «Праздничные дни» и другие. Во всех этих крепко сделанных вещах чередуются и образные рассказы о наших достижениях, и острые наблюдения, и веселые анекдоты, и, главное, почти все они написаны для определенных актеров. Литераторы как бы видят ораторов, которые будут произносить их произведения с эстрады, овладевая вниманием и интересом зрителей с помощью яркой мысли и по-своему, действенно и неожиданно, освященных фактов и событий нашей жизни.
И сатирики не дремали в юбилейном году. Хорошим образцом контрпропаганды представляется мне, например, стихотворный монолог М. Раскатова «Голоса». Было бы политической близорукостью, если бы мы не замечали вороньего карканья радиоголосов из-за океана, из ряда стран «свободного мира». Автор представляет эти голоса с помощью злой иронии:
«Слушайте, слушайте Все неуклонно «Голос Америки» Из Вашингтона, Где, как известно, Житье — благодать!.. Где может каждый Рокфеллером стать!.. Где о свободе Нетленна забота!.. Где так гуманна Морская пехота!.. Где безработные В жизнь влюблены!.. Слушайте голос Счастливой страны!» Пусть не всегда совершенны стихи Раскатова, но он счень зло и точно подметил, кто авторы этих передач, кем и зачем фабрикуются «радиоутки», подлые инсинуации и злобная клевета.
Очень интересное уподобление обывателей лягушкам сделал в своем стихотворном фельетоне И. Мей. Он начинает свое повествование со времен доисторических, первобытных, с каменного топора, первого факела — он рассказывает о человеке-творце и болотных тварях. К примеру, так: «Человек откинулся:
— Смотрите! Сердце рвется птицей из груди! Вот она — царица Нефертити, Я ее бессмертьем наградил. Рухнет мрамор, сгинет позолота, Но она, прекрасная, — жива. ...А лягушки ноют из болота: «Это нам до лампочки, ква-ква».
А вот с каким лаконизмом изображены начало новой эры и неизменность лягушачьей породы: «...Человек в распахнутом бушлате Поднял над планетою ладонь: — Час пришел! Пора «привет» послать им. Человек скомандовал: «Огонь!» Залп «Авроры». И снаряд в полете (А лететь ему через века!). ...И тогда встревожилось болото «Ква... а что же с нами будет? ква-ква-ква!»
Но и к революции приспособились болотные. Пьют «квас» со звездочками, слушают заморские «ква», все облаивают оплевывают, и беспощадно атакующе звучит вопрос: «Люди Братска, Бреста и Ташкента Этт нечисть выжнут, сокрушат: — Слушай, парень! Ты скажи мне: с кем ты, Или ты из этих... лягушат?»
Здесь и стихи хороши, мысли и сопоставления зрелые, и вопрос, адресованный равнодушным обывателям, нытикам и наплезистам. звучит вполне своевременно и неотразимо точно. Этот фельетон — безусловная удача автора.
Ход, прием, характер
Размышляя о разобранных выше лучших эстрадных номерах, оценивая другие удачи в репертуаре эстрады, начинаешь по-настоящему понимать, насколько это сложное и грудное дело. Ведь что ни говори, а каждый удачный номер на эстраде — это обязательно открытие. А как говорил один известный биохимик: «Открытие совершается тогда, когда ты видишь то, что видят все, и при этом думаешь о том, о чем никто не думает».
Вот почему, безусловно, имели успех на эстраде такие вещи, как «Беспризорные родители» Д. Кисина, где показано, как дети воспитывают родителей, беспомощных и бездумно обожающих свои чада; В. Ардова «В неравной борьбе», где врач до такой степени замучен пресловутой писаниной, что больной вынужден оказать врачу помощь. Ф. Рисман написал забавный фельетон «Язык жеста», где самые невероятные жесты, принятые у разных народов и у нас, рождают неожиданные ситуации. Это превосходный повод для веселых шуток.
Множество героев не нашего времени вывели на эстраду ее авторы — тут и перестраховщики, и любители штурмовщины, и бессердечные дети, и другой самый разнообразный сатирический типаж. И вот что примечательно: как только нет в номере ни одной из тех изюминок, которые и держат его на эстраде, он сразу становится пустым и пресным — каких бы он важных проблем и вопросов ни касался.
Может, потому, что эстрадный номер чаще всего делается для определенного артиста — и он является его первым приемщиком, — эстрадных номеров без эстрадной броскости не так уж много. Вряд ли есть среди актеров желающие пережить провал. И тем не менее есть еще немало стихотворных и прозаических сочинений, принятых невзыскательными актерами и написанных неспособными, бесталанными, а иногда и безответственными авторами.
Главная беда большинства таких произведений — лобовая, примитивная трактовка темы и беспомощная подача жизненного материала. В этих случаях эстрада не эстрада. В монологе «Да здравствуют личные праздники!» Э. Радов предлагает отмечать на любом концерте и личные праздники зрителей. Какие?
«Один в этот день родился, Другой в этот день влюбился, Один семьей обзавелся, Другой наконец... развелся». Это единственная и крайне небогатая шутка длиннейшего монолога. В нем все прямолинейно, все примитивно и тезисно. «Труд — это в жизни главное, Основа основ — вещественная (?). Рождает он праздники славные, И личные и общественные».
Ну и что? Неужели повторение этой общеизвестной истины может кого-нибудь взволновать, обрадовать, окрылить? Нет, это отписка на тему, для которой не нашел автор ни хода, ни поворота и ничего не сделал, чтобы монолог прозвучал с эстрады по-эстрадному. Бывает, что автор и найдет любопытный прием, но не знает, как им распорядиться. В. Реутов в монологе для эстрады «Сигарета» выводит человека крайне развязного. Всем в зале и на сцене курить запрещено, а он курит. Демонстративно. Всем на зависть. «Я ж курю нахально, словно Неизвестно мне давно, Что на сцене безусловно Всем курить запрещено». Вот так он курит и любуется собой, невзирая на пожарных. А вот финал:
«Как бы, право, было мило, Чтоб пожарники подчас И за теми бы следили, Кто чуть-чуть повыше нас».
Ах, какая смелость! Какой удар! Но по кому? Почему такой вывод из такого фельетона? Ведь выше (да еще чуть-чуть) такого рассказчика и такого героя быть не трудно — он хулиган и не в какие обличители не годится по причине крайней ограниченности и нахальства.
Конечно же, сложнее всего на эстраде даже не найти ход или прием; нет, самое, пожалуй, трудное в кратчайший срок, отведенный для номера на эстраде, вылепить характер героя. Артистка С. Пейсен выступает в образе тети Паши — уборщицы. Текст выступления ей написал А. Головенков. В основном он удачен. Это смешно, когда на сцену на минуту вышла театральная уборщица и, несмотря на просьбу конферансье помалкивать, разговорилась. Она уверена в себе: «Я тридцать лет... за сценой работаю». И у нее смешные наблюдения, шутки, оговорки. Забавно, когда она говорит: «До этого я в цирке работала. У нас были львы, тигры, пантеры, вообще у нас очень хороший коллектив был». Но когда она вдруг объявляет: «Сейчас художественный совет соберется, начнет выяснять, чего не хватает, — или реализму мало, или гуманизму недостаточно. А бывает и так, что вот и реализму много и гуманизму достаточно, зато этого мало... зрителей». Хорошая шутка, но не для тети Паши. А затем, когда она, по явной авторской подсказке, вступается за сатириков, это уже совсем ни к чему. Бывают случаи — взять хотя бы этот — когда сатирикам никакая защита не поможет. В своих бедах — недостаточно взыскательном вкусе и отсутствии художественного текста — они сами расписались. В самом своем произведении.
В фельетоне Н. Доберо «Как мы провели вечер» внимание зрителей будет удерживать острая постановка вопроса, который именно здесь, в зале, почти каждого зрителя близко касается. Актриса рассказывает, как она с мужем отправилась в театр. Они не пообедали — в театре начинаются спектакли слишком рано. Они не поужинали — кафе в большинстве молодежные, а рестораны закрываются, будто нарочно, в часы окончания спектаклей. В буфете театра бутербродов не было. Такси достать было невозможно — актрисе пришлось симулировать обморок, чтоб остановить машину. Вот и закончился отдых в полуобморочном состоянии. Острая и справедливая критика положения, которое сейчас отчасти уже изменилось. Здесь вопрос ставится резко и прямолинейно — он всех касается и каждого интересует.
А бывает весь фельетон построен так, что над вопросом автор предлагает подумать самим зрителям. В. Терехин и В. Фотеев в фельетоне «Именины» пригласили нас на именины, где веселятся широко и размашисто. «...директор базы, Продавец из «Пиво-воды», Старший мастер «Кожзавода», Два снабженца-ветерана, Калькулятор ресторана, Три брюнетки, три блондинки И еще директор рынка».
И, естественно, у авторов возникли подозрения, на какие средства гуляет компания? Такие подозрения авторы и зрителям внушают. И вдруг неожиданный финал — оказывается, большинство участников пирушки, как об этом сообщили газеты, щедро награждены за хорошую работу. И гуляли на честно заработанное — авторы сами просят у них извинения и зрителей зовут не торопиться с подозрениями. Это вздорная и обывательская точка зрения — будто каждый причастный к торговле на руку не чист.
Так всегда, если вопрос на эстраде поставлен, на него надо дать ответ — по возможности, неожиданный, но обязательно ясный и убедительный. Никакой ход, прием, поворот, характер, вопрос — как бы он ни был найден — не спасет эстрадного номера, если нет в нем главного — ясной мысли, идеи, проблемы, которую трактует автор, и не объяснена ясно суть дела, за которое он борется. И последнее о фельетонах — все они строятся на гиперболах, но именно любые преувеличения на эстраде требуют от авторов такта, вкуса, верности жизни — ведь ни карикатура, ни шарж невозможны и не нужны без сходства с портретируемым, без показа, пусть не всех, а главнейших сходных с оригиналом, подлежащих осмеянию черт. Нам всегда мало того, что произведение остро по теме — от автора ещё и ум требуется, и талант, и политическая зрелость — вот тогда-то и получается остроумно и интересно.
Но произведения примитивные оскорбительны для любого слуха именно потугами на остроумие. Образцом такого сочинения мне представляется «Тяжелая болезнь» Э. Радова и Л. Усача. ...Некий Володька напивается до недуга. Но как? Попались на свадьбе очень влюбленные новобрачные. Тридцать семь раз пили «горько» — и все до дна. Как тут не напиться?! На работу идти нельзя — станок у Володьки электронный — перегар чувствует и железные болванки выбрасывать начинает. (Смешно? То ли еще будет!) Пришел врач, думал у больного сыпь — а это он лицом в красную икру попал, когда со свадьбы уходил. (Тут, видимо, хохот должен нарастать как лавина.) Друзья ходили к Володьке в больницу и «прихватывали» с собой — так что соседний магазин за несколько дней месячный план выполнил. (Вот он, образец гиперболы!)
Тут уж и разбирать-то нечего (зачем это, почему, для чего) — хочется только выяснить, как сей примитив оказался среди множества совсем неплохих фельетонов и конферансов, принятых к исполнению.
Стихи и зарифмованные словеса
Бывает, проживет поэт долгую и даже счастливую творческую жизнь, напишет множество стихов и поэм, издаст десятки книг, а на эстраде исполняются лишь два-три его стихотворения. Почему? Вероятно, раскрыть этот секрет лучше всего не теоретическими мудрствованиями, а исследованием конкретного успеха. Возьмем «Гренаду» М. Светлова. Это стихотворение прозвучало, вероятно, со всех эстрад страны. Давайте внимательно присмотримся к этому всем известному стихотворению. В нем прежде всего повествование о редкой человеческой судьбе. Действенное. О герое рассказывает поэт. Затем мы как бы слышим голос героя — актер может показать в кратком стихотворении мастерство перевоплощения. В нем есть широкий взгляд на время и его поразительные события — актер как бы обозревает героическую эпоху, поэтому может прозвучать его гражданский темперамент. В «Гренаде» рассказано о веселом, добром мечтателе и его смерти — стало быть, актер может привлечь самые сильные контрасты: суровая солдатская смелость и нежная мечтательность, веселый задор и высокая трагедия. Тысячи актеров избирали «Гренаду» для своего исполнения, потому что могли в ней выразить самые яркие человеческие чувства и переживания, самые высокие идеи и мечты целого поколения времен гражданской войны.
Те же черты присущи и «Стихам о советском паспорте» В. Маяковского. От действия, от столкновения с чиновником и шпиками другого мира, потрясенными одним видом советского паспорта, — то есть от случая совершенно конкретного и каждому ясного — поэт переходит к обобщениям большого масштаба, и, кажется, самой жизнью рожден этот могучий взрыв патриотических чувств.
Выходит, и стихотворение может стать эстрадным только в том случае, когда оно — художественное открытие, когда в его сюжете и образах, в его жизненной достоверности и драматическом действии есть эмоциональная заразительность, есть широта идейного обобщения, захватывающая и актера и зрителя-слушателя.
Эти славные традиции советской поэзии, традиции Маяковского, все стихи которого, в сущности,— оратории для его же могучего голоса, опыт Светлова. Твардовского, Смелякова и других наших поэтов оказали благоприятное влияние на многие поэтические произведения на эстраде.
Интересный монолог «Мой любимый цвет — красный» написала И. Кашежева:
«Сколько песен протяжных, как
боль, заучила
Ты, Россия, в те долгие ночи свои:
Это пела кручина, да шипела
лучина.
Да скрипела телега сквозь ухабы
твои.
И недаром ты кровью своей
оросила
Каждый камень и каждую малую
пядь —
Будто знала, что впредь тебя
будут
Только красной
друзья и враги
называть...»
В поле зрения поэтессы — красный цвет Революции. Какие разнообразные чувства и мысли он пробуждает! Вот вслед за картинами разгрома всяческих белогвардейских банд яркое обобщение:
«Где вы, зеленые, желтые синие
Трупные пятна на теле России?
Смыло вас кровью святой.
И обагренная, непокоренная.
Ленинской искрою озаренная.
Стала Россия истории красной
строкой».
Кажется, все сказано в этом монологе о священном для нас красном цвете, сияющем на знаменах, на орденах бойцов Отечественной войны, на башнях Кремля. И все это как бы увенчивает финал:
«И годы и столетия прождут.
Как созвездья добра, освещая планету,
И потомки в грядущем... как мы.
присягнут
Пролетарскому
красному
нашему цвету».
Совсем по-иному сделана новелла в стихах «Воспоминания запевалы» Н. Князева и Е. Черных. В ней подкупает простота, естественность, юмор и, главное, возможность не только рассказать о запевале, но и сыграть его:
«Было так: устанет рота.
Впереди — нелегкий путь...
И тогда промолвит кто-то:
«Запевай, брат, что-нябудь!»
Запоешь: и тверже шаг.
Рота песню поднимает:
«Врагу не сдается наш гордый
«Варяг»,
Пощады никто не желает».
Вот так, меняя ритмы, вводя разных героев, просто и непринужденно рисует запевала картину фронтовой жизни. Ох, и нелегкая она! Взяли однажды «языка». С огромным трудом пронесли его в мешке через линию фронта. Вынули изо рта рукавицу, а он запел:
«Врагу не сдается наш гордый
«Варяг».
Пощады никто не желает».
Оказывается, взяли бойцы в плен партизана в немецкой форме. Это очень забавно и весело; здесь есть много возможностей у актера — и удаль показать, и лихость, и юмор; и по-разному в разных ситуациях звучит знаменитая песня о «Варяге».
Неожиданность поворота темы — драгоценное качество любого монолога, фельетона, басни. «Вот сатира» — такой фельетон написали В. Константинов и Б. Рацер. Распространенное явление — во многих городах висят «Окна сатиры». Но для сатиры, как минимум, требуются ум, отчетливое представление о том; как и куда сатира направлена. А вот в энске (а сколько их!) клеймят с указанием адресов одного за то, что он варит самогон, другого за то, что достает по спекулятивным ценам холодильники. На первый взгляд это вроде бы обличение. Но вот концовка фельетона:
«Но слыхали у щита мы
И другие голоса:
«Вот реклама так реклама —
Не забыть бы адреса!»
По-моему, очень хорошо! После этого многие сатирики не раз почешут в затылке, прежде чем вывесить на всеобщее обозрение бездумные плакаты. Умение четко обрисовать действующих лиц проявил Ю. Соснин в фельетоне «Записки болельщика». Их много, болельщиков, — и у каждого только одна реплика. Но точная:
«Матрос болеет: «Бьют! Полундра, братцы!»
Вздохнул художник: «Мажет, как и я»,
Актер сказал: «Премьера без оваций!»,
А сторож рвется встать за вратаря».
Согласитесь, что все эти произведения, пусть и не лишенные недостатков, оригинальны. В них есть свои темы, герои, образы, свои драматургические и стилевые завоевания. Яхонтов говорил: «Я актер, играющий стихи!» Но для того чтобы стихи играть, надо, чтобы в них было хоть что-нибудь для игры. Рифма, размер, аллитерация — все это усиливает звучание каждого слова, стало быть, и слова должны быть отборные. А сколько их — затертых до дыр, пустых, трафаретных, зарифмованных словес — все еще звучит с эстрады! Вот пример:
«Конечно, все матери, если нужно,
Пошлют сыновей защищать отчизну,
Но (?) рождают детей для счастья и дружбы,
Рождают для мирной жизни».
Это из фельетона В. Стронгина «В строю». В таком безыскусном стиле, без мысли, без сюжета, одна за одной нанизываются лобовые фразы. И самое печальное начинается тогда, когда автор рассказывает о подвигах эстрады на фронте. Он делает это так:
«Как согревали бойцов в дни морозные
«Валенки-валенки» Лидии Руслановой,
И как оживали от песен Утесова
Бойцы с тяжелыми ранами».
Упаси, господи, эстраду от таких малограмотных бардов! А вот они, эти барды, приложили руку к прославлению кино:
«А сегодня мы видим снова
Возрождающийся нацизм,
И понятна тревога Ромма
В фильме «Обыкновенный фашизм».
Это из монолога Т. Беленького и А. Соколова «Штык и перо». Монолог этот — не только образец примитивного подхода к большой теме, но и пример редкой безответственности. Судите сами:
«Нет, поэт — это тоже солдат,
И примеров тому есть не мало,
Когда строчка стихов, словно связка гранат,
В наступленье полки поднимала».
Связка гранат может поднять только на воздух и свести в могилу. Где, когда и кого поднимали в наступление связкой гранат?! Такое варварское, дикое непонимание изначального смысла слов и событий, о которых «поэт» повествует, очень характерно для всех отписочных, стандартных рифмованных сочинений. И я с удовольствием отмечаю, что их в папках Росконцерта, а стало быть, и на эстраде не так уж много.
Под музыку
Не трудно заметить одну тенденцию в искусстве песни. Если в давние времена Вольтер говорил: «Глупость, которую трудно читать, еще можно петь», то сегодня песня требует от авторов и ума, и таланта, и, главное, оригинальности поэтического и музыкального мышления. Благодаря радио и телевидению, эстраде, кино, популярным конкурсам эстрадных певцов некоторые песни в наикратчайшие сроки овладевают не только странами, где они родились, но и всем миром.
Талантливые поэты, некогда пренебрегавшие песенным творчеством, ныне сами взялись за гитары и сочиняют стихи и даже мелодии; песни пишут студенты, геологи, нефтяники — люди самых различных профессий. И на эстраду нынче стало как-то совсем неудобно выходить с песней-отпиской, со стандартным набором глупостей, которые трудно произносить и «можно только петь». Может, потому, что утверждение песен — дело композиторов и музыкальных учреждений, песенных текстов мне встретилось немного. Большинство из них, как мне думается, отличаются оригинальностью.
Песня на эстраде чаще всего сопровождает действие, иллюстрирует его. И вот одна из них — «Ножками и ложками» — представляется мне примером того, как нужно делать песню по-эстрадному. 3. Шур написал ее для артистки И. Смирновой, которая танцует и поет под аккомпанемент ложек вместо кастаньет:
«Мне плясать и петь для вас
Нравится,
С этим делом мне как раз
Справиться.
Буду лихо крен делять
Ножками,
Ну, а жару подбавлять
Ложками.
Футболиста на завод
Приняли,
Он не точит, не кует
Прибыли.
По мячу тихонько бьет
Ножками,
Ну, не жизнь, а просто мед
Ложками».
Здесь хорошо найден темп, ритм, забавные шутки и слова, именно этому номеру необходимые. Я не видел, как поет и пляшет И. Смирнова, но убежден, что сама эта песня задает такой веселый, озорной тон, что исполнение ее имеет успех в любой аудитории.
Но есть одна область, где господство стандарта держится особенно прочно, — это музыкальный фельетон. Удивительно, но кажется, почти все музыкальные фельетоны прошлого года построены по одному образцу. Несколько вводных слов о наступающей революции — и песня «Смело, товарищи, в ногу». Гражданская война: «Дан приказ ему на запад» (песня эта повторяется почти в каждом фельетоне, иногда вместо нее исполняется «Каховка»). Затем «Наш паровоз» — но это уже приурочено к началу мирного строительства. Так несчетное число авторов выбрали один и тот же прием — история нашей страны в песнях революционных, в песнях времен гражданской войны, в песнях первой пятилетки, затем в песнях времен Отечественной войны.
Здесь, очевидно, нужна оговорка. Сам по себе прием, дающий возможность как бы проследить славную историю нашей Родины по наиболее популярным, запавшим в сердце народа песням, не вызывает и не может вызвать каких бы то ни было возражений- И песни, использованные авторами музыкальных фельетонов, хороши — можно только радоваться, что они широко и могуче зазвучали наконец с нашей эстрады. Речь о другом: почему родилось такое неимоверное количество стандартных музыкальных фельетонов-близнецов, почему многие авторы столь бездумно и нетворчески отнеслись к созданию своих произведений.
Дать представление о том, как песни перемежаются текстом, можно чуть ли не по любому музыкальному фельетону, потому что почти все они на один манер, на одно лицо. Вот к примеру музыкальный фельетон Ю. Соснина и М. Якона «Слетайтесь, песни»:
«Приходят песни и уходят,
Но невозможно их забыть —
Они живут всегда в народе.
Народ живет. И песням жить!»
Дальше еще четыре куплета о пользе песни. И наконец:
«Слетайтесь, песни, дружно вместе,
У вас есть верные друзья.
Мы с вами жизнь прожили, песни,
И нам без песен жить нельзя.
Вот почему мы так стремились
По жизни с песнями идти.
В них, как и в жизни, отразились
Этапы нашего пути».
После этого идет «Каховка». Затем, связывая песни такими же нехитрыми декларациями, авторы приводят куплеты из «Тачанки», «По долинам и по взгорьям», «Казачьей», «Встречного марша», «Землянки» и т. д.
Все это, повторяю, очень хорошие песни и возражать против их использования в фельетонах было бы дико. Выше мы говорили, что песни слышались в удачном фельетоне О. Милявского, что несколько раз и очень кстати прозвучал «Варяг» в «Воспоминаниях запевалы» Н. Князева и Е. Черных. Но почти во всех других случаях хочется спросить у авторов: песни-то подобраны хорошие, но где фельетон? Во имя чего слетелись песни? В ремесленных поделках нет ни сюжета, ни конфликта, ни человеческой судьбы, отражающей «этапы большого пути». Дескать, писать можно все что угодно — песня выручит. Но и ей, песне, тяжко в иной надуманной схеме.
Удивительно, что даже такой самобытный и бесспорно одаренный автор, как И. Набатов, превосходно работающий в жанре политической сатиры, сочиняя музыкальные фельетоны, утрачивает подчас вкус, ощущение времени и сегодняшнего зрителя. Видимо, для актрисы, только-только начинающей свой путь на эстраде, Набатов написал фельетон «Отзовись!». Кого же просит отозваться его героиня? Критика-рецензента! Автор, видите ли, поручает молодой певице учить рецензентов уму-разуму. Первая «накладка» фельетона — знаменитые строчки В. Курочкина:
«...свежим воздухом дыши
Без особенных претензий;
Если глуп — так не пиши.
А особенно — рецензий»
Набатов почему-то приписывает Козьме Пруткову. Но это, как говорится, полбеды. Актриса поет куплеты то на мотивы оперы «Кармен», то на мелодии Штрауса, а затем цитирует придуманных автором критиков: «Вчера были на концерте. Слушали певицу... Разухабистая манера, заимствованная у западных певиц, сочетавшаяся с претенциозным пошловатым исполнением, кроме возмущения, ничего вызвать не могла». Критик представлен эдаким дубиной только для того, чтобы дать певице возможность продемонстрировать все манеры пения. Вот ведь какой незамысловатый прием использован автором, дабы представить певицу умницей, а критиков — глупцами!
Приятно отметить, что далеко не все авторы используют музыку по готовым стандартам, устоявшимся на эстраде. Хороший фельетон «Длинный рубль» написал А. Внуков. В нем музыка участвует очень активно, и использована она для того, чтобы охарактеризовать прежде всего человека, героя. А герой фельетона Виктор Тягин решил создать себе жизнь легкую и доходную. Потерпев фиаско при пробе многих профессий, он решил стать музыкантом. И вот каждый из инструментов как бы аккомпанирует его мечтам. К примеру, кларнет:
«Скажем, воздух дал кларнету,
Выдул ноту и проси:
«До» — монету, «ре» — монету,
«Соль» — монету, «ля» — монету.
«Си» — монету... как в такси!»
Но кларнет фальшивит. Невпопад грохочет барабан. Не так, как надо, рычит контрабас. Сама музыка разоблачает бездарного хапугу, а это нечто новое в традиционном музыкальном фельетоне. Отрадно, что автор хочет сказать в этом жанре свое слово, нарушить его традиционные, изрядно надоевшие штампы.
А. Финкель в фельетоне «Прислушайтесь», написанном для джаза под руководством О. Лундстрема, просто и незатейливо рассказал о каждом музыкальном инструменте. Речь зашла о трубе — и прозвучали ее сигналы: тревога, сбор, мелодии гражданской войны. Запела труба пионерская. Потом дуэт этих труб. Даже когда я это только читаю, мне хочется все это слышать — ведь инструменты действуют. Кларнет, его партия из Пятой симфонии Чайковского— это живая картина перед глазами... И вдруг страшное воспоминание о Майданеке. Это там садист-гитлеровец расстрелял оркестр. И вот смолкают один за другим инструменты и становится страшно. Убивают людей! Музыку расстреливают! Рассказано обо всем оркестре и каждом его голосе. Голоса не только представлены в наилучшем своем звучании, об их жизни рассказаны небольшие новеллы — то трагические, то комедийные.
И я очень жалею, что не слышал их с эстрады в сопровождении оркестра, участников которого превосходно представил фельетон. Он и волнует и радует. Есть в нем и факты, обращенные к нашим самым лучшим чувствам — патриотическим. Но не примитивно, не лобово, а очень тонко и точно. Святослав Рихтер гастролировал в Америке. И заболел. Появилось объявление: «Гастроли Святослава Рихтера откладываются на год. Желающие могут сдать билеты в кассу». На следующий день у кассы выстроилась огромная очередь — все ждали, а вдруг кто-нибудь сдаст билет и его можно будет приобрести...
Вот это и есть действительно фельетон, и он действительно музыкальный, потому что в нем используется и сила слова и великая мощь музыки — искусства, пожалуй, самого нетерпимого к фальши.
Много лет во многих газетах и журналах я писал о том, что главное для эстрады — создавать новые номера. И для меня почти личная радость, что сейчас у эстрады громадная армия солистов, ансамблей, мастеров оригинальных жанров, пришедших из театров, из самодеятельности, из эстрадных студий. Знакомство с репертуаром, о котором я писал в предыдущих статьях, показало, что есть у эстрады и квалифицированные авторы — не только поэты, фельетонисты, но и драматурги.
За чем же дело стало? Именно за драматургией. Просмотр репертуара за прошлый год еще раз убедил меня в том, что сейчас литература — служанка эстрады, а она должна быть ее повелительницей. В самом деле, в репертуаре года есть сценки, пьесы, даже представления, но почти все они написаны для готовых коллективов, на известные маски, для уже появившихся номеров. Характерно, что даже для Мирова и Новицкого — людей очень одаренных, мастерски владеющих искусством перевоплощения, — разные авторы пишут одинаково, не предлагая ни одной новой черты, новой актерской задачи талантливому дуэту. А ведь в таких коллективах, как Росконцерт и Москонцерт, может разойтись любая пьеса, больше того, может быть поставлено любое представление.
Авторов для них надо искать среди тех, ето уже успел сделать что-нибудь достойное по сюжету, языку, характерам, умению строить диалог. Есть в просмотренных мной материалах сценка «Добренькие люди», написанная В. Полонским для двух исполнителей. Директор добр и мягок, уволенный — наглый тип. О нем написали в приказе «уволен по собственному желанию», но желание его изменилось, и он требует, чтобы его вновь взяли на работу.: Тщетно директор перечисляет все его пороки — но в характеристике не это написано. Наоборот, там его всячески расхвалили, чтоб его взяли в другом месте. А он теперь, ссылаясь на характеристику, хочет на старом месте остаться. И приходится директору снова брать на работу проходимца. Смешной поворот, способный автор, и по языку это интересно.
Д. Вурос инсценировал рассказ Г. Горина «Какая низость!», где хорошо обрисованы характеры героев. Впрочем, оба действующих лица далеко не герои. Хулиган встречает в проулке слабонервного человека. Просит двадцать копеек. Ему дают. Просит платок. Получил. Требует рубль. Отказано. Тогда он сам берет из кармана трусливого десятку и уходит. Слабый воспламенился, он решил проучить, наказать нахала. Увидел его в ресторане. Подсел. Сбросил пепел в тарелку нахалу, взглянул вызывающе. Но тот спал. А когда проснулся, официантка принесла счет, и пришлось слабонервному заплатить за нахала. Особенно забавны последние реплики:
Первый. Эй, друг, куда мы едем?
Второй. В вытрезвитель! В вытрезвитель, мерзавец!
Первый. Вот и хорошо! Я им еще с прошлого раза трешку должен! Вот и заплатишь.
Смешная сценка, неожиданный финал — вероятно, и эти авторы смогут сделать много полезного для будущих представлений, которые и станут новым словом, новым явлением на эстраде... За последние годы в нашей стране созданы не только громадные дворцы культуры с необъятными сценами. Даже в районных центрах есть такие клубы, где могут собираться тысячи зрителей и выступать большие коллективы. И разве это не удивительно, что самих представлений нет на этих площадках?
Мне могут возразить: такие представления — не дело эстрады как таковой. Но разве эстрада — это только «сборный» концерт в двух отделениях? Нет, эстрада — это и отдельные, сольные номера, «сбитые» в программу, и большое праздничное зрелище. И глубоко неверно, что эстрада не использует такие возможности.
В прошлом году в октябрьские праздники многие афиши приглашали нас на праздничные концерты, но ни одна не пригласила хотя бы на одно грандиозное представление, объединенное общей драматургией с участием самых разнообразных артистических сил, с использованием современной театральной техники. И это, как мне кажется, потому, что организации, ведающие эстрадой, и творческие союзы мало заботятся о главном — о драматургии, о сочинении сценария спектакля, который сейчас есть кому сыграть. Даже во Дворце спорта был показан, в сущности, сборный концерт, название которого — «День рождения» — было оправдано только слабеньким прологом, двумя-тремя хорошими номерами и конферансом.
Трудно упрекнуть Москонцерт в отсутствии оперативности. Рассказывают, что в прошлом году, в дни октябрьских праздников, он превратился в боевой штаб. Почти не было завода, фабрики, учреждения, где бы не состоялись выступления артистов. Прошло 600 концертов. Какие уж тут могут быть сложные задачи, грандиозные спектакли, какая забота о драматургии и постановке больших и разнообразных представлений, если все силы брошены на «прокат» готовых, бесперебойно ходовых номеров! А ведь именно столичной эстраде надлежит выступать и создателем и заказчиком нового репертуара. Задолго до любого праздника она могла бы привлечь писателей, режиссеров, постановщиков танцевальных и спортивных номеров с тем, чтобы торжественный праздничный вечер был и содержательным представлением, и интересным зрелищем.
И немного о факторе времени.
Новому Ленинградскому мюзик-холлу и его художественному руководителю И. Рахлину для репетиций был предоставлен год. В результате коллектив справился со своей задачей и с большим успехом выступил в Ленинграде, Москве и других городах страны. В создании монументальных эстрадных спектаклей есть у нас и опыт, и богатейшие традиции. Достаточно припомнить хотя бы давние прославленные удачи — спектакли «Как 14-я дивизия в рай шла» Демьяна Бедного, «Под куполом цирка» В. Катаева, И. Ильфа и Е. Петрова или некоторые работы нынешнего Московского мюзик-холла под художественным руководством А. Конникова.
А поставленное в начале этого года новогоднее представление «Тайна старой ели», воплощенное во Дворце спорта А. Конниковым и Г. Лехциевым, мне представляется явлением знаменательным. Пусть драматургия этого спектакля несколько прямолинейна, но она обрела огромную силу, когда вступили в действие почти все виды искусства: музыка, танцы, песни, слово, действие — и все чудеса техники: свет, звук, и т. д. Представление это интересно уже потому, что убедительно продемонстрировало громадные возможности, которые дает площадка величиной в стадион.
Успех романтического зимнего представления объясняется прозаически — его начали готовить летом. В начале всего был сценарий. Он-то и предопределил, какие силы нужно мобилизовать для грандиозного спектакля, в котором заняты 350 участников. Его надо было не только поставить — организовать. Но разве все эти труды не оправдались? Не говорю уже о художественной стороне дела. Слово цифрам: представление посетили 980 тысяч зрителей. На все 76 спектаклей билеты были проданы, и сборы достигли 800 тысяч рублей.
Нужны ли более убедительные доводы в защиту спектаклей, представлений, ревю, обозрений, которые может и должна создавать эстрада! Обладая множеством собственных сил, имея возможность и право привлекать актеров из театров, эстрада к каждому празднику может и должна создавать большие синтетические зрелища. Но организации, ведающие эстрадой, меньше всего заботятся о драматургии, о сочинении сценария спектакля.
Значит, главное сейчас — поиски драматургов, способных создать не только интермедии и конферансы, обрамляющие готовые номера, но и оригинальные пьесы, сценарии, ревю, короче — драматургию, которая стала бы действительно новым словом на эстраде. Я не говорю уже о таких авторах, как В. Масс, В. Ардов, Я. Костюковский и М. Слободской, Ц. Солодарь и другие писатели, имеющие опыт создания эстрадных представлений; их надо искать и среди тех, кто работает пока только в малых формах. Ведь, по совести говоря, то, что представлено сейчас в репертуаре Москонцерта под видом представлений, и почти все без исключения новогодние пьесы-сказки никакой критики не выдерживают. Это опять-таки конферансы, среди которых изредка встречаются одна-две удачные интермедии и почти нет хороших стихов.
Совершенно очевидно, что у эстрады нет сейчас более высокой задачи, чем повышение качества всего литературного материала, создание драматургии для представлений, которые могли бы иметь заслуженный успех у зрителей, стать новым рубежом в росте и становлении всего эстрадного искусства. Какие же меры следует предпринять для оживления всей этой работы? Вероятно, эстрадным организациям по примеру киностудий надо прежде всего энергичнее привлекать к работе писателей. Создание многообразной и яркой драматургии для больших содержательных представлений может стать делом только очень квалифицированной коллегии, состоящей из крупнейших администраторов, режиссеров, актеров и обязательно профессионалов-литераторов.
Мне думается, было бы целесообразно в узком кругу авторов провести конкурс на сюжет, на краткую заявку или либретто эстрадного представления. Пусть все уже открытые эстрадой авторы — и новички и имеющие большой опыт — предложат свои замыслы с учетом возможностей эстрады, особенностей новых площадок и, наконец, возросших потребностей зрителя.
Приближается великий праздник всего советского народа, всего прогрессивного человечества — 100-летие со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза принял Постановление о подготовке к этому великому юбилею. Перед всеми творческими союзами, всеми подразделениями огромной армии советской культуры поставлены высокие задачи— показать героический путь советского народа, его труды и победы под знаменем ленинских идей.
В Постановлении говорится: «Вдохновленные идеями социалистической революции, литература и искусство стали составной частью общепролетарского дела, всенародной борьбы за победу коммунизма. Полувековой опыт социализма подтвердил правоту ленинской политики партии в области культурного строительства».
Деятели культуры и искусства получили программный политический документ, ясные конкретные задачи. В частности, Министерству культуры СССР предложено предусмотреть конкурсы-смотры на лучшие драматические и музыкальные спектакли, тематические программы концертов, проведение празднеств под ленинским девизом «Искусство — народу» в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик, фестивалей искусств в отдельных городах, связанных с жизнью и деятельностью В. И. Ленина, организацию выставок изобразительного искусства.
Эта политически ответственная, эстетически ясная и по-деловому конкретная программа должна обрести календарную точность с обозначением учреждений, коллективов, людей, персонально отвечающих за выполнение каждого ее пункта. Огромные возможности предоставляет она и эстрадным организациям. Здесь незамедлительно надо начинать с главного: с привлечения прежде всего художников — мастеров слова, музыки, хореографии. И когда определится, что будет показано на спектаклях, тематических концертах, фестивалях в ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина, — армия искусств, все деятели культуры, и в частности мастера эстрады, сделают все, чтобы одно из самых массовых искусств достойно отразило на площадках новых дворцов и клубов великую юбилейную дату.
В. СУХАРЕВИЧ
Журнал Советская эстрада и цирк. Сентябрь 1968 г.
оставить комментарий