Мнемотехника — тайные пружины номера

Цирковое искусство по природе своей загадочно: оно радует и удивляет одновременно. Удивляет свершением необычного, реальной возможностью того, что до сих пор представлялось невозможным. Еще Ильф и Петров заметили однажды, что кв цирке были бы чудеса лишь в том случае, если бы в нем никаких чудес не показывали». Но в том-то и дело, что «сказочных невозможностей» здесь предостаточно, и не только, кстати, в номерах и аттракционах иллюзионистов.

В ряду самых, но мой взгляд, удивительных цирковых чудес — номер заслуженной артистки РСФСР Инги Агароновой и заслуженного артиста Армянской ССР Георгия Агаронова. Они выступают в жанре мнемотехники, когда мысли одного партнера на расстоянии передаются другому.

Вспомним, как это выглядит... Находясь в амфитеатре, артист предлагает стоящей на манеже партнерше «угадать» фамилию известного человека, которую только что произнес полушепотом один из зрителей, и партнерша почти мгновенно отвечает ему. Причем она не просто называет фамилию, но и приводит интересные высказывания, факты, напоминает о подвигах и свершениях, которыми прославился тот или иной человек.

Непостижимая загадочность этого номера изумляет но только зрителей. Давний поклонник искусства Агароновых, народный артист СССР Николай Сергеевич Плотников как-то писал о них: «Агароновы нередко выступают и в своей артистической среде — на различных вечерах, наших театральных праздниках. Мы знаем, что это не телепатия. Но обаянию волшебства поддаемся и мы. И нс только потому, что их техника виртуозна. Даже я, умеющий проникать з фокус «с черного хода», знающий многие секреты манипуляторов и иллюзионистов, — даже я никогда не мог разглядеть у Агароновых их тайных пружин».

Тайные пружины... С них-то и начинается наша беседа с Ингой и Георгием Агароновыми.

АГАРОНОВА. Вот вы говорите: тайные пружины. А я до сих пор не могу забыть письмо, которое передал нам однажды, когда мы выступали в Москве, директор цирка на Цветном бульваре Леонид Викторович Асанов. Прочитали мы его и, откровенно говоря, расстроились. Я даже, помню, всплакнула. Какая-то женщина — подпись ее была неразборчива — ругала наш номер последними словами. Писала она примерно следующее: как, мол, не стыдно артистам Агароновым сажать в зале знакомых людей и заранее договариваться с ними, кто какую фамилию «загадает». Это же шарлатанство, возмущенно заявляла она.

АГАРОНОВ. Бывает и по-другому. Приходят после представления за кулисы и вполне серьезно спрашивают, как это мы ухитряемся так ловко прятать микрофоны, что зрители их не замечают? Дескать, в том, что есть соответствующая радиоаппаратура, мы не сомневаемся, но вот как вы ее прячете?

—    И что же вы отвечаете таким «догадливым» зрителям?

АГАРОНОВ. Приходится их разочаровывать. Говорим, что никакой радиоаппаратурой никогда не пользовались и пользоваться не собираемся. Нам вполне хватает четко разработанного кода, который дает возможность прекрасно понимать друг друга на расстоянии. Точнее, Инге понимать меня: ведь я, так сказать, передатчик, а ей надо понимать мои «сигналы», быстро расшифровывать их.

—    Другими словами, этот код и есть основная тайная пружина вашего номера?

АГАРОНОВ. Пружина — да, но правомерно ли называть ее тайной? Мы не делаем секрета из того, на каком принципе строится номер и, когда встречаемся со зрителями вне манежа, охотно рассказываем об этом.

АГАРОНОВА. Мне думается, большинство зрителей и без наших разъяснений понимает, что мы пользуемся кодом. Смешно же в самом деле предполагать, что мы прячем в костюмах какие-то микрофоны (тогда в чем смысл но мера и всего жанра в целом?) или — это уже совсем нелепо — что на каждом представлении в зале сидят ноши знакомые, которые называют заранее обговоренные фамилии.

—    Да, это действительно нелепо. И откровенно говоря, мне даже непонятно, почему вас так расстроило вздорное письмо с неразборчивой подписью, пришедшее в адрес Московского цирка. Стоит ли вообще обращать внимание на подобного рода суждения и тем более близко принимать их к сердцу.

АГАРОНОВА. Так-то оно так, но уж очень огорошил воинственно-безапелляционный тон письма. А потом, согласитесь. трудно остаться невозмутимым, когда тебя ни с того ни с сего называют вдруг шарлатаном...

—    Итак, никакой радиоаппаратуры нет, знакомых в зрительном зале — тоже, а есть код. Вы не могли бы подробнее рассказать о нем?

АГАРОНОВ. Попробую, хотя это довольно-таки сложно В основе нашего кода лежат шесть самых обыденных разговорных слов...

—    Всего шесть?

АГАРОНОВ. Это не так мало, если вспомнить, что «вся музыка» состоит из семи нот. Короткие и, казалось бы, ни о чем конкретно не говорящие фразы, с которыми я обращаюсь к Инге, строятся таким образом, чтобы «кодовое слово» занимало в них определенное место. Выбор «кодового слова», построение фразы, интонация, даже звучание голоса — все это вместе позволяет мне незаметно для окружающих «передать» партнерше фамилию, которую только что назвали зрители. Малейшая ошибка, неточность или нечеткость «сигнала» собьет партнершу, и она не сможет ответить на вопрос. Само собой разумеется, что такое общение требует от нас предельной внимательности, собранности.

—    Если я вас правильно понял, то именно варьирование «кодовыми словами» плюс соответствующее построение фразы, интонация, тональность голоса дают вам возможность «передать» любую фамилию?

АГАРОНОВ. Да, любую.

—    В том числе и незнакомую вашей партнерше? Скажем, фамилию директора гостиницы того города, где вы только что начали выступать?

АГАРОНОВ. И незнакомую тоже. Правда, в этом случае сам процесс «передачи» несколько усложняется. Но незнакомые фамилии «загадываются» сравнительно редко: обычно зрители не отступают от условий, предложенных нами — называть выдающихся людей, которые пользуются всенародной известностью.

—    А что если один зритель «загадает», к примеру, писателя Леонова, а другой следом за ним — космонавта Леонова? Инга не перепутает двух Леоновых?

АГАРОНОВА. Нет, не перепутаю. Георгий при помощи нашего кода даст мне точное направление.

—    Ну, а если — Лев Толстой и Алексей Толстой?

АГАРОНОВА. В таком случае, полагаю, партнер «подскажет» мне не только фамилию, но и имя писателя.

—    Теперь давайте поговорим вот о чем. Мне вспоминается, как на одном из ваших выступлений «загадали» Ермолову и Уитмена. Вероятно, можно было просто назвать фамилии, и зрителей это вполне устроило бы. Но вы сознательно усложнили свою задачу. В одном случае Инга напомнила, что великой русской актрисе Марии Николаевне Ермоловой первой было присвоено звание народной артистки республики, а в другом — что выдающийся американский поэт-демократ прошлого века Уолт Уитмен известен как автор сборника стихотворений и поэм «Листья травы». У меня в этой связи два вопроса. Первый — что побуждает вас не ограничиваться «угадыванием» фамилии, а приводить дополнительные сведения, характеризующие того или иного челозе-ва? И второй вопрос — как все-таки удается накапливать и удерживать в памяти такое огромное количество фактического материала? Ведь тут, насколько я понимаю, никакой код ис поможет...

АГАРОНОВ. Можно, конечно, ограничиваться фамилиями, но тогда номер станет однообразным, монотонным. Дело, однако, не только в этом. Мы стремимся к тому, чтобы наше выступление в какой-то мере расширяло кругозор зрителей, пробуждало их любознательность, интерес к истории, литературе, искусству. О Ермоловой, я воспользуюсь вашим примером, слышали многие, но вряд ли все помнят и знают. что она первой в нашей стране была удостоена высокого звания народной артистки республики. А ведь это — ярчайший факт в биографии великой русской актрисы. И очень может быть, что завтра, придя в библиотеку, наш сегодняшний зритель попросит доть ему книгу, рассказывающую о творчестве Марии Николаевны Ермоловой.

Что касается нашего второго вопроса — как удается собрать и запомнить такое огромное количество фактического материала? — то тут слово Инге...

АГАРОНОВА. Запомнить, может быть, не так сложно — память, как известно, тоже поддастся тренировке. Сложнее вобрать в себя, накопить безграничное множество самых различных высказываний, сведений, фактов, разложить все это по незримым полочкам, чтобы интуитивно чувствовать, где что лежит. Ведь когда «загаданная» фамилия проясняется для меня, я должна безошибочно отыскать в своих запасниках именно то, что нужно.

Накопление материала, обогащение памяти сведениями, которые могут понадобиться сегодня, спустя месяц, через год, нельзя однажды начать и кончить: процесс этот бесконечен. Раньше, до выступлений в жанре мнемотехники, я как-то не задумывалась над тем, как много перемен, открытий, свершений приносит буквально каждый прожитый день. Один день не почитать газеты, не просмотреть журналы, не полистать календари, справочники — это значит заведомо рисковать тем, что вы не сможете хотя бы кратко охарактеризовать того или иного человека. При нашей кочевой жизни трудно выписывать газеты и журналы, поэтому много времени мы проводим в библиотеках, делаем всевозможные заметки, выписки.

— Мне вспоминается, как на одном из ваших выступлений в Центральном Доме работников искусств кто-то из зрителей спросил: где вам труднее работать — в Москве или и так называемых периферийных цирках? Очевидно, имелся в виду диапазон, разнообразие фамилий, которые приходится «отгадывать». Давайте снова вернемся к этому вопросу.

АГАРОНОВА. Вы знаете, работая именно в нашем жанре, особенно наглядно видишь, что каких-либо различий между столичными зрителями и зрителями отдаленных от центра городов попросту не существует. И там и здесь люди много знают, они в курсе всех событий, которые происходят в стране и в мире. Так что в Хабаровске или Омске диапазон зрительских вопросов столь же
широк и разнообразен, как и в Москве — от Аристотеля до Курчатова, от Державина до Шукшина.

—    Два или три года назад вы были на гастролях в Болгарии и, насколько мне известно, пользовались там большим успехом. Как удалось вам преодолеть языковый барьер?

АГАРОНОВ. Для этого, собственно, есть один путь — выступать на том языке, на котором говорят зрители, сидящие з зале. Пришлось серьезно, готовиться к этой поездке. Мы не только учили болгарский язык, но и знакомились с историей и культурой страны, с биографиями ее выдающихся людей. Это вовсе не значит, разумеется, что теперь мы свободно изъясняемся на болгарском языке, но на манеже мы говорили по-болгарски. К слову сказать, преодолевать языковый барьер мы стараемся и тогда, когда выступаем в наших союзных республиках.

АГАРОНОБА. Нередко случается, что на представлениях бывают зарубежные гости. Привлекая их к участию в номере, мы отвечаем иа предложенные ими вопросы по-английски, по-французски, по-немецки. Это трудно, но что поделать: разговорный жанр в наше промя требует «многоязычия».

—    Вернемся, однако, к технологии вашего номера. Кодированный, как им говорите, ввод о определенную область, «передача» сомой фамилии — все это еще можно как-то себе представить при условии, что артисты не ограничены! во времени или, во всяком случае, их никто и ничто не торопит. Но ведь у вас ко всему прочему стремительный, я бы сказал, сумасшедший темп. Инга едва заканчивает «характеристику» одного человека, как тут же приступает к рассказу о другом. Как удастся выдерживать такой темп, проводить номер как бы на едином дыхании?

АГАРОНОВ. Вот на этот вопрос ответить наиболее трудно. Все дело, наверное, в постоянных тренировках, в профессионализме, который вырабатывается годами.

АГАРОНОВА. Мне думается, что не только о этом. Мы очень любим наш
жанр, наш номер и поэтому всегда выступаем с увлечением. Выходя на манеж, мы всякий роз стараемся так настроить себя, будто именно сегодня наша премьера- Перед началом спектакля у нас может быть дурное настроение, что-то, допустим, расстроило и огорчило нас — все житейские неприятности и невзгоды должны остаться там, за кулисами...

—    И это тоже помогает вести номер в темпе?

АГАРОНОВ. Это многому помогает. Без такого внутреннего настроя, без полной самоотдачи во время выступления артист не сможет по-настоящему увлечь зрителей. Сложные трюки, артистизм первостепенно важны в цирке. Но но менее ложно и то, чтобы у артиста на манеже были неравнодушные глаза, чтобы на встречу со зрителями он выходил как на праздник. Ощущение праздника — вот, пожалуй, то главное, что должно нести наше искусство.

—    И, наконец, последний вопрос, может быть, несколько выходящий за рамки беседы. Ваш сын, как я знаю, занимается в училище циркового и эстрадного искусства. Он тоже собирается выступать о жанре мнемотехники?

АГАРОНОВА. Пока мы надеемся и верим, что он будет артистом цирка. А какой жанр выберет — это уж его дело. Давить семейными традициями не будем...

Так есть в номере Агароновых тайные пружины или нет? Думаю, все же, что есть. Ведь даже узнав о коде, состоящем из шести разговорных слов, вы вряд ли сможете (я, во всяком случае, не могу!) до конца уяснить себе — а как это все происходит?

Да и надо ли уяснять! Куда более радостно, как говорил Н. Плотников, поддаваться обаянию волшебства, верить, что на глазах твоих и в самом деле происходит чудо.

Чудо, творимое талантом и вдохновением артистов Агароновых...

Беседу вел Ник. Кривенко

оставить комментарий