Телефонный звонок

Петру Михайловичу Подмазникову все настроение испортил телефонный звонок.

Даже аппетит пропал. Жена задает вопросы, а он молчит. Будто не слышит. В себя ушел. Замкнулся. И взгляд такой грустный-грустный. Когда человек погружается в такое состояние, всегда в голову приходят разные глупые мысли. Вдруг хочется уйти на пенсию. Бежать от всех телефонных звонков, графиков, хитрых администра­торов, чванливых редакторов, мелких интриг и даже концертов.

Но до пенсии далеко. Ох, как далеко!

Артист эстрады Петр Подмазников всегда чего-то боялся. Он жил в вечном страхе. По эстраде все время носились какие-то слухи. Вся жизнь проходила в предчувствии неприятностей: не то но­вой аттестации, не то новой реорганиза­ции, не то просто конкурса. Артист пре­бывал в постоянном волнении. Поэтому болело сердце, печень и желудок. Прав­да, врачи болезней не находили. Но от этого как-то не становилось легче.

А тут еще этот телефонный звонок. Начальство приглашает к себе. Для чего? Конечно, не для того, чтобы посмотреть, на сколько килограммов поправился за последние месяцы Петр Подмазников. Начальство сие не интересует. Скорее всего, речь пойдет о его номере. Мол, давно пора обновить. Легко сказать! Десять лет на каждом концерте Под­мазников произносил со сцены одно и то же. Он привык к своему номеру, как к собственному имени, как к собствен­ной коже. Попробуй, сдери кожу! Ведь больно. Правда?

Шесть начальников слезно молили его сделать новый номер. Шесть раз Петр Подмазников собирался сделать ориги­нальный номер. Но очередного начальника снимали с работы, и нужда в новом оригинальном номере пропадала. И вот звонок от седьмого... Точно в назначенное время Петр Ми­хайлович переступил порог кабинета своего непосредственного руководителя.

— А-а-а, Петр Михайлович! — радуш­но воскликнул начальник при виде пред­ставительной фигуры Подмазникова. — Заходите, заходите! Рад.
— И я рад. Очень рад. Очень, очень рад.

Они друг другу лучезарно улыбну­лись. Начальник при этом подумал: «До чего же противная рожа у этого Под­мазникова. Никакого интеллекта, С та­кой физиономией газировкой торго­вать — прогоришь, а он на подмостках выступает. Вот еще бездарь на мою го­лову!»

Петр Михайлович при этом думал: «И чему только этот иезуит улыбается? А? Почему он так любезен? Непременно какую-то гадость подготовил. Держись, Петя! От этого субчика всего можно ожидать!..»

— Ну, как работаете? — спросил на­чальник.
— Ничего. Спасибо. А что? А?
— Не надоело ли вам играть ваш номер?

У Подмазникова засосало под ложеч­кой.

— Надоело. Но публике нравится. Принимают, смеются, скандируют. Администраторы одобряют. Спросите у Пивоварова. Я во всех его концертах участвую. А Пивоваров в эстраде — сила! Он к себе в концерт не всякого актера берет. Под его дудочку все редакторы пляшут...
— Пивоваров, конечно, большой це­нитель искусства, но... Может быть, новый номер тоже понравится Пивоварову?
— Не думаю. Он к моему номеру при­вык, как к собственной жене... Но я готов идти на жертвы, готов делать новый номер. Только где взять материал? А? Я все время думаю об этом. Ведь Шоло­хов для меня писать не будет?
— Не будет.
— Видите? С Днепровыми я пору­гался, Грин стихов не пишет, Тульский...
— Вот это уже деловой разговор. По­звоните автору по этому телефону. Он для вас написал великолепный текст.

Потом позвоните по этому телефону ре­жиссеру. Начинайте работать!

— Спасибо. Большое спасибо. Как приятно иметь дело с энергичным, ини­циативным человеком. По этому поводу есть очень смешной анекдот...
— Меня люди ждут.
—Простите. Бегу. Сейчас же начи­наю действовать...

И действительно, выйдя из кабинета, Петр Михайлович начал действовать. Ровно через час он уже знал, сколько эстрадных бригад формируются на Дальний Восток. Через два часа он был включен в одну из них. Через три дня он уехал на два месяца в гастрольную поездку.

Подмазников был твердо уверен, что через два месяца произойдет одно из двух — или начальника снимут с рабо­ты, или он забудет о нем. Но случилось невероятное. Едва Петр Михайлович переступил порог собствен­ной кооперативной квартиры, как жена вручила ему конверт. Прочитав малень­кую записочку с напечатанным на ма­шинке текстом, Подмазников на секунду потерял сознание.

Почти телеграфно Петру Михайло­вичу сообщили, что он больше не артист эстрады. С ним расторгли договор... Так советская эстрада освободилась от одного бездарного актера, а самодеятельность обогатилась одним бездарным эстрадным режиссером. Я написал этот рассказ и отнес его в редакцию. Редактор спросил:

— Скажите, все, что вы здесь на­писали, — правда?
— Правда.
— Все-все?
— Все. Кроме конца. Конец я при­думал. Для юмора.
— Чем же эта история закончилась в жизни? Его не уволили?
— Что вы! Разве можно?!
 

ГР. КАЗОВСКИЙ

Журнал Советский цирк. Октябрь 1966 г.

оставить комментарий