Ванда и Валентин Ивановы

Номер Ванды и Валентина Ивановых публика принимала очень хорошо. Шимпанзе лихо проделывали сложные трюки. И хотя я-то знала, что эта «работа», но воспринималась она как веселая импровизация.

По окончании номера я зашла за кулисы, чтобы рассказать Ивановым о своем впечатлении. Как истинные артисты цирка, они, конечно, тут же заявили, что именно сегодня у них все не ладилось. Мне, правда, не доводилось встречать циркового артиста, который выслушал бы похвалу и согласился, с ней. Нет, артист цирка непременно начнет растолковывать вам свои профессиональные недочеты.

Короче говоря, Ивановы сказали, что обезьяны хулиганили и работали скверно. Вот Чапа плохо делал выкруты на кольцах.

—    А мне показалось, что он делал их замечательно.
—    Ты это называешь выкрутами? — возмутилась Ванда,— разве такие выкруты он обычно делает!

Ну что ж, дрессировщики лучше знают, какую оценку поставить воспитаннику. Да и Чапа, как видно, оценил свою работу не больше чем на тройку. Во всяком случае, он торопливо стаскивал с себя платьице и трусики, помогая ассистенткам смять с него «рабочий костюм». Раздевшись, стремглав бросился в клетку.

—    Видишь какой послушный? — сказал Валентин. — Всегда безобразничает, когда его раздевают, а уж в клетку и вовсе не спешит. А сейчас знает, что плохо работал, так поскорее туда нырнул. Не хочет выговоры слушать...

Заинтересовавшись, я осталась на второе представление.

Я наблюдало за тем, как шимпанзе готовили к работе, как надевали на них костюмы. Теперь Чапа хватал зубами то платье, то штанишки, всячески мешал ассистентам. Не было ничего общего с его стремительным раздеванием. Валентин оказался прав: сознание вины было свойственно Чапе.

Забавный малыш в синей маечке в обтяжку и в таких же трусиках привлек мое внимание. Его зовут Анжик. Пока одевали его партнеров, он долго и самозабвенно крутился на стуле. Усевшись на него верхом и повернувшись мордочкой к спинке стула, Анжик резко поджимал под себя задние лапы, сильно отталкивался передними и, сделав полный оборот, опять хватался за спинку.

Посмотрев номер вторично, я заметила, как Анжик в перерыве между трюками крутится на своей табуретке. Сделает трюк, сядет на табуретку и начинает вращаться. Я решила, что это специально отрепетированный трюк. А оказалось, таким пируэтам Анжика никто не обучал, трюк этот он выдумал сам. Это ого импровизация.

—    А вот наша Нерочка, — представил мне Валентин еще одну артистку. — Ее легко отличить от других. Она самая хорошенькая.

Непривычному человеку, пожалуй, трудно было бы оценить Неркину красоту. Но дрессировщики отлично разбираются в достоинствах своих питомцев. Им, как говорится, видней...

Сейчас трудно поверить, что и хорошенькая Нерочка, и веселый непоседливый Анжик, и самокритичный Чапа — все они когда-то не подпускали к себе людей, не разрешали брать себя за руку, как говорит Ванда. При всем их «человекоподобии», при их прекрасных «спортивных качествах» и сообразительности, обезьяны больше, чем какие-либо другие животные, требуют от дрессировщика огромных затрат времени и труда. Было время, когда весь свой «интеллект» шимпанзе тратили на то, чтобы переупрямить людей. Как только люди приближались к ним, они начинали кусаться, визжать, рвать на себе от возмущения волосы.

Ни о какой репетиции с такими дикарями нельзя было и думать, Ванда и Валентин проводили с ними целые дни, искали подход к каждому в отдельности, сами кормили их, часами ласково разговаривали, но пока все оставалось по-прежнему. Какое-то слово, интонация или неловкое движение и... ученик мгновенно оказывался под потолком. Шли дни. Ванда и Валентин упорствовали; действуя лаской, приучали малышей к себе. И наступил наконец момент, когда шимпанзе позволили взять себя «за руки», стали слушаться своих учителей. Начался процесс обучения элементарным нормам поведения, а потом и репетиции на манеже.

Теперь, когда обезьяны получили всестороннее образование, они отличные акробаты, гимнасты, музыканты и автомобилисты — трудностей у Ивановых не стало меньше. Шимпанзе очень подвержены простуде и инфекциям. К манежу для выступлений их и сейчас носят на руках под одеялом, чтобы, чего доброго, не прохватило сквозняком.

Жизнь всех цирковых артистов и своеобразна и сложна. Через каждые полтора-два месяца — дорога, новый город, новый цирк... У шимпанзе есть специальный, благоустроенный вагончик, где поддерживается определенная температура. В этом вагончике животных везут из цирка на вокзал, а там помещают вагончик в товарный поезд. Обезьянкам не страшны наши морозы.

Зато в результате всех этих усилий шимпанзе действуют на манеже «как люди». Вполне цивилизованно стали они вести себя и в закулисной жизни...

Как-то Дима сидел на карантине, было подозрение на грипп, и поэтому его изолировали от других шимпанзе. Он сидел один и скучал. Вдруг в обезьяннике поднялся шум и визг. Диме захотелось узнать, что же там происходит. Он поднажал на дверь и неожиданно для себя распахнул ее. Выскочив а артистическое фойе, он кинулся было к обезьяннику, но на его пути сидели двое и играли в шахматы. Один из них, в очках, показался Диме как будто знакомым. Пробежать мимо знакомого и не уделить ему внимания — невежливо.

Поэтому Дима приостановился, вскочил на шахматную доску и уставился на этого человека. Но что-то мешало Диме узнать его. Тогда он рывком сдернул с человека очки и сразу узнал Карандаша. Ведь около занавеса Дима всегда видел Карандаша без очков. Разрешив загадку, Дима одним махом надел на Карандаша очки и большими скачками понесся в обезьянник. Но время было упущено... Появились служащие, Дима был задержан и водворен в свою комнату.

Он опять сидел один, скучал и размышлял о вежливости...

ГЕНРИЕТТА БЕЛЯКОВА

оставить комментарий