Великий клоун - Михаил Румянцев (Карандаш)

О моем номере «Случай в парке» немало уже написано. Но когда я работал над книгой «Происхождение смеха и смех в жизни человека», то, конечно, не мог не посвятить главу сценке, которую исполнял долгие годы.

Мне думается, что рассказ о том, как создавался этот номер, как я стремился в нем уйти даже от намека на грубость, насытить его мыслью, представит интерес для читателей журнала.

Вначале напомню сюжет сценки. Манеж изображает уголок парка: скамейка, урна, скульптура Венеры. Парк закрыт, сторож метет дорожку. И тут появляюсь я. Я возвращаюсь из бани — с тазиком, полотенцем через плечо. Сторож гонит меня один раз и второй. Я прячусь за его спину, за скульптуру. Его нерасторопность меня смешит. Сторож, потеряв меня из виду, убегает искать нарушителя порядка. Я оказываюсь один и чувствую себя хозяином положения. Усаживаюсь, развалясь, на скамейку... и обнаруживаю, что руки, брюки, пиджак вымазаны зеленой краской.

Собираюсь вытереть краску, беру из тазика мочалку, мыло, но мыло выскальзывает из рук и в конце концов попадает в штаны. Извлечь его оттуда никак не удается. Оно беспокоит меня, я начинаю хохотать, все сильнее, налетаю на скульптуру. Она падает, разлетается на куски. Бежать? А может быть, восстановить скульптуру? Начинаю поспешно собирать куски, но никак не могу разобраться, в какой последовательности их устанавливать. В это время проходит девушка. Возникает надежда, что она, хотя у нее и не фигура Венеры, сможет послужить образцом для восстановления скульптуры. Мой изучающий взгляд пугает девушку, она вскрикивает, убегает. Я вынужден своими силами решать стоящую передо мной задачу. Надумал использовать ремень от брюк, измерить им каждую часть статуи и так определить порядок их установки.

Ко всем заботам прибавляются новые: сползают штаны, да в них по-прежнему гуляет мыло. В довершение ко всему, качнувшись, скульптура прищемила мне ногу. Удается высвободить ее, но носок остается зажатым. Наконец вроде бы работа закончена. Я отошел взглянуть на скульптуру со стороны. Она перекручена, как штопор, одна часть повернута в одну сторону, другая — в обратную. С досадой хлопнул себя по КАРАНДАШ щеке, рука в краске, и на лице появились зеленые разводы — бакенбарды и борода. Делать нечего, забираюсь на пьедестал исправить ошибку. Скульптура снова падает. В этот момент я замечаю, что возвращается сторож. Бежать поздно. Что делать? Выпускаю из брюк белую рубаху, прикрываю ею брюки и изображаю из себя Венеру, правда, на голове у нее огромная кепка, на лице зеленые пятна.

Разумеется, такую сценку можно разыграть по-разному. Для меня главным было показать, как мой персонаж, может быть по-детски наивно, старается исправить свою небрежность, восстановить античную скульптуру. Причем, как уже было сказано, я старался не допустить намека на грубость, пошлость. Помнится, во время гастролей во Франции меня спрашивали, почему я не обыгрываю отдельные детали женской фигуры, и утверждали, что это, мол, придало бы сценке определенную пикантность. Но, повторяю, для меня важно было изобразить, как маленький человечек безнадежно старается восстановить произведение искусства, могла быть и не фигура Венеры, а, например, роскошная ваза, одним словом, некий шедевр, который легко испортить и очень сложно возродить.

А теперь — о том, как готовился этот номер, как я шел от замысла к его воплощению. Сразу отмечу: немало было номеров, в которых разбивалась статуя. Обычно клоун вставал на место скульптуры и дурачил прохожих или сидящих тут же на скамейке влюбленных и т. л. В этих сценках многое зависело от выдумки, от дарования клоуна, но в основе они повторяли одна другую. Мне кажется, ситуация такая несколько надуманна, искусственна, а я считаю, что смешное, смех должны основываться на жизненных ситуациях. Я стремлюсь подмечать в окружающей жизни то, что может вызвать улыбку, смех, особенно если подчеркнуть несуразность, глупость происходящего. Избранный мною случай со скульптурой в парке вполне реальный, вполне возможный в своей основе — человек что-то сломал и хочет исправить.

Замысел возник давно. Был теплый осенний день, я шел по Центральному парку культуры и отдыха имени Горького в Москве. Некоторые, наверное, помнят, что недалеко от главного входа, у фонтана, возвышалась большая, грубовато выполненная фигура спортсменки с веслом. В тот день фонтан был выключен, и там резвились дети, одетые еще по-летнему ярко, легко. Некоторые из них взбирались на скульптуру, старались вскарабкаться повыше, цепляясь за весло. «Не упали бы»,— подумал я, останавливаясь и наблюдая за детворой. И вдруг подумал: «А что, если они сломают гипсовую фигуру?» Ясно представил себе, как скульптура падает, разваливается на части.

С того дня я и начал обдумывать номер, который потом назвал «Случай в парке». Мне с самого начала было ясно: скульптура не должна изображать спортсменку. Скорее всего, это должно быть известное произведение искусства — скажем, одна из античных скульптур. Позже я брал изваяние Венеры. Разбивается ценное произведение — это должно вызвать больше тревоги и суеты у моего персонажа. Я понимал, что не нельзя свести все к тому, что мой персонаж будет путать части разбитой фигуры. Может быть, это вызовет смех, но не придаст номеру сатирическое звучание, чего мне хотелось добиться.

Я продолжал поиски того, как сделать номер и смешнее и содержательнее. Я носил в кармане кусок пластилина; как только выдавалось свободное время, лепил фигурку, рассматривал ее, обдумывал, как поделить ее на части, как выстроить все выступление. Как-то, присутствуя на скучном заседании, не удержался, вынул пластилин и стал лепить. Сидящие рядом начали смеяться, а кто-то выкрикнул: мол, смотрите, Карандаш забавляется — голых баб лепит...

Настал момент, когда была изготовлена фигура больших размеров. Но еще не все было ясно. Я надумал провести своеобразную проверку на зрителях. Перед объявлением очередного номера вынесли скульптуру, кто-то из униформистов толкнул ее, она упала, рассыпалась. Я выскочил, принялся ее собирать. У меня ничего не получалось. Публика смеялась. Мне стало понятно, что смех вызывает не только то, что я путаю части фигуры, а бестолковое усердие моего персонажа, то, что его старания ни к чему не приводят, его неловкость, несообразительность.

Я продолжал работать, добиваясь четкой логики в действиях моего персонажа, искал, как полнее выразить мысль номера. По ходу дела придумывались новые обстоятельства, трюки — скажем, свежевыкрашенная скамейка, мыло, выскальзывающее из рук и попадающее под одежду, суровый сторож, девушка, проходящая по аллее. Все это должно было служить основной задаче, а она состояла в том, чтобы показать растерянность человека перед разрушенной им красотой. Легко испортить произведение искусства, но как сложно воссоздать его! В номере показана трагедия маленького человека, которому не дано постичь законы прекрасного. Он смешон. Его растерянность, беспомощность, примитивность мышления вызывают смех.

Номер с разбивающейся Венерой пользовался большим успехом. Шли годы, а интерес к нему зрителей не ослабевал, в зале всегда звучал смех — значит, тема оставалась актуальной.

оставить комментарий