Виктор Тихонов против Альфреда Брема

Когда нам хочется выразить крайнюю степень анти­патии, мы говорим: не человек, a настоящий крокодил.

B этом слове для нас сосредоточено представление о таких «милых» качествах, как свирепость, беспощадность, a главное — о полной невозможности наладить взаимопо­нимание. Только акулы, пожалуй, могут поспорить c крокодилами в том, кто из них внушает людям больший ужас и омерзение.

Но вот вернулся из Африки известный путешественник и рассказал, что видел прирученного крокодила. Жил этот крокодил, вернее, крокодилица, в большом озере, и c людьми вела себя безупречно. Услышав c берега свое имя, она без промедления выплывала на зов, ела из рук человека рыбу, выползала на песок и даже словно бы ласкалась, а потом снова скрывалась в озере. Приручил ее давним-давно один африканец, дружба по наследству перешла к сыну, потом к внуку. Крокодилы живучие...

Если кому-нибудь эта история и покажется неправдо­подобной, то только не тому, кто видел в цирке выступле­ние Степана Исаакяна. В номере этого дрессировщика крокодил участвует собственной персоной!

Правда, роль его в представлении невелика и сложно­стью не отличается. Исаакян в образе Храброго Назара — это популярный в армянском фольклоре комический персонаж - закидывает удочку. Тут-то этакий Симпатич­ный крокодильчик и попадается на крючок вместо рыбы. Только и всего.

Но для публики, пропитанной страхом и отвращением ко всем зубастым тварям, достаточно уже и того, что крокодил покорно лежит на манеже и не пытается никого даже просто укусить, не говоря уж о том, чтобы скушать. Да и вся сценка c Назаром — эпизод веселый и жизнера­достный. То y него завтрак съедают птицы, то антилопа выхватывает изо рта папиросу. Холмик, выбранный для отдыха, оказывается бегемoтом. А тут еще крокодил в при­дачу!

Легкость, веселье, комизм этой сценки великолепно контрастируют c ходячим представлением о людоедской сущности крокодилов. Ведь сколько раз показывали нам в кино: вот зашевелились прибрежные заросли, выгляну­ли маленькие, беспощадные глазки, скользнуло в воду узкое, как y рыбы, в роговом панцире тело — и кому-то конец.

Степан Исаакян вывел на манеж животных, которых до него цирк не знал или почти не знал. Удава, например, или венценосных журавлей. Многие из них, правда, выве­дены в буквальном смысле слова — они не участвуют ни в каком действии, просто предстают перед публикой. Но и на том спасибо — как говорится, лиха беда начало. Не­обычное, экзотическое зрелище достаточно занимательно само по себе. Это c позиций зрителей. A специалисты вы­соко оценивают работу Исаакяна как новаторство, как смелый и довольно-таки опасный эксперимент.

Звериный цирк, если объединить этими словами рабо­ту многих дрессировщиков, стремится, как мы видели, к усложнению заданий, к превращению животных в настоя­щих, владеющих мастерством артистов. Это одно перспек­тивное направление в сегодняшнем цирке.

A вот и вторая, тоже очень много обещающая магист­раль: на манеже появляются новые виды животных, каж­дое — со своими возможностями.

К 50-летаю Советской власти проводился предъюби­лейный конкурс цирковых номеров, аттракционов, сцена­риев. Премию на конкурсе получила новая работа Вик­тора Тихонова, носящая эффектное название «Не по Грему».

B номере участвовала большая группа животных, тат были и тигры, и собаки, но название номеру дали, естественно, не они. Главной «изюминкой» были дрессиpованные зубры. Врем, непревзойденный знаток живот­ного Мира, считал, что зубры не поддаются не только дрессировке, но и мало-мальскому приручению. И у него были все основания так считать.

Зубры — звериные патриархи. Других животных еще слыхом на земле не было слыхать, a зубры уже паслись в доистоpических чащах. Мамонты — их друзья и совре­менники — вымерли, a зубров судьба пощадила. Но, на­верное, суровое, первобытное время наложило отпечаток на нрав этих тяжеловесных, мохнатых зверей: замкнутый, необщительный, мрачный и достаточно свирепый. Охо­титься на них люди охотились, а вот сблизиться — как-то ни y кого желания не возникало.

Впрочем, в последнее время и сближаться-то стало практически не с кем. Некогда многочисленные, особенно y нас, в Восточной Европе, стада зубров были истреблены.

Петру Первому, жепавшему устроить в новой россий­ской столице образцовый зоологический сад, почтительнейше доносили c Дона: зубров прислать невозможно, последних встречали лет семь назад.

Однако еще лет двести зубры, ряды которых редели беспощадно, кое-как все же протянули. B двадцатых же годах нашего века пал последний зверь в Беловежской пуще и двух последних на Кавказе пристрелили распоясавшиеся браконьеры. Тысячелетняя история зубров, таким образом, бесславно оборвалась.

Но то, что извели беспечные люди, другим людям удалось спасти. B зоопарках, разбросанные по всему свету, доживали век последние зубры, счетом сорок восемь голов. Надежды на них, в смысле продолжения вида, не было никакой: зубры в неволе не размножаются. Но все-таки это были настоящие зубры, и, пока они жили, надеж­да оставалась.

Были устроены специальные заповедники. Каждого новорожденного зу6ренка холили и лелеяли, как наслед­ного принца. Но оттого, что люди так самоотверженно бо­ролись за их существование, нрав этик лесных громадин ничуть не смягчился.

Душа артиста — еще большие потемки, чем душа про­стого смертного. Поэтому не будем даже гадать, что от­крыл для себя Виктор Тихонов привлекательного в Вечно насупленных, вечно настороженных физиономиях зубров. Ведь даже в санаторных условиях заповедника, где их оберегают, подкармливают, лечат и вообще стараются сдуть c лохматых шкур каждую пылинку, зубры продол­жают занимать отшельническую позицию: ни вы к нам, ни мы к вам.

Тихонову долго не давали разрешение начать репетиции, запрещали брать животных: чересчур смелым казал­ся его замысел. Поддержали Владимир Дуров и другие ведущие мастера. Им тоже неясно было, чем может окон­читься эксперимент, но как люди поистине творческие они решили, что рискнуть, во всяком случае, стоит. И не ошиблись.

Не успели затихнуть разговоры, вызванные успешным дебютом зубров, как сын Тихонова, Виталий, приготовил новый сюрприз. Он отправился в Туву и там раздобыл несколько яков. В своем роде это были настоящие кра­савцы: c длинной, до земли, шелковистой разноцветной шерстью, c сильными, осанистыми фигурами. И начал пробовать: что могут делать в цирке эти азиатские быки — тоже очень древнего происхождения и тоже почти уже вымершие.

Ученики оказались способными. Они научились и прыгать через барьеры и танцевать вальс. Дразня яков ярким плащом, Виталий имитирует с ними настоящую испан­скую корриду (рогами их, к слову сказать, городь не обидел).

Подготовив яков, Тихонов объединил их c прекрасно обученными овчарками, турами и медведем. Кстати, и тур в цирке — абсолютный новичок. И вся эта разномастная публика заработала так дружно и слаженно, будто всю свою жизнь ничем другим не занималась.

Виталий Тихонов (это нам обязательно нужно отме­тить раз уж разговор зашел o цирковых перспективах) —искусный акробат. Он умеет найти подходящий случай, чтобы продемонстрировать свое собственное мастерство. A зритель сейчас как никогда требователен к дрессировщику, К ero мастерству: зверями-то ты, дорогой, коман­дуешь, a покажи-ка, что сам умеешь? Поэтому когда Лу­иджи Безано работает со своими медведями в акробати­ческом дуэте, a Шевченко совершает головокружительные прыжки в самую гущу львиной группы — эти эпизоды вос­принимаются как самые яркие в номере.

B цирке все хочется видеть приподнятым, необычным, праздничным. Наверное, этим можно в первую очередь объяснить пренебрежение, которое исстари проявлялось к домашним, хозяйственным животным. Корова, напри­мер, — фи, как скучно, как мало поэзии! A оказалось, что тут, буквально под носом, скрывались нераскопанныe клады. Не случайно опытные доярки утверждают, что ко­рова понимает все на свете, даром что не разговаривает.

Справедливость теперь восстановлена. На том же предъюбилейном конкурсе премию получил Г. Лебедев за дрессировку коров. Свой переход со скотного двора на художественное поприще его ученицы восприняли как должное — и сразу вспомнилось, c каким достоинством, c какой грацией принимают знаки великого уважения индийские коровы, почитаемые y себя на родине священ­ными животными.

Еще одно открытие последних лет — работа М. Кась­яновой с козочками и осликами.

Прежде чем предстать перед зрителями, животные преображаются до полной неузнаваемости. Их выхажи­вают, вычесывают, вымывают. И о том не забудем, что для работы в цирке выбираются самые красивые.

Вот и козочки Касьяновой. Шерсть длинная, волнис­тая, вычесанная волосок к волоску, c нежнейшим серебpистым отливом. Обычные деревенские козы не осмели­лись бы и приблизиться к этим холеным красоткам!

A какие у них крошечные, трогательные рожки, c каким изяществом семенят они начищенными копытцами. Похоже, знаете на что? На какие-то пасторальные, аркадские картины, на сцены из старинных пастушеских идиллий...
Словом, все новые и новые животные проходят сложный цирковой тренаж, все новые породы вступают в творческое Соревнование. Но дрессировщикам не терпится  они жадными глазами оглядываются по сторонам: кто еще остался «неохваченный», кого можно испробовать, обучить, показать? И кончится эта лихородка, надо думать, лишь тогда, когда представители земной фауны в полном составе будут представлены на манеже.

A пока что возникает немало недоуменных вопросов.

Почему, например, так обижены вниманием дрессиров­щиков волки? Говорят, правда, были попытки работать c волками, но славы они никому не принесли. Возни c вол­ками много, a эффекта мало — собаки собаками. Может, таки есть. Но, скорее, просто еще не нашелся для волков первооткрыватель — такой, как старший Тихонов для зубров, a младший для яков. Ведь и собаки собакам рознь. Одно дело, например, традиционные собачки-крош­ки и совершенно другое — горделивые псы, чистопород­ные овчарки, работающие у того же Виталия Тихонова.

Мало проникнуться желанием поставить оригинальный номер c животными — надо увидеть это животное в работе, в перспективе, придумать, что оно будет делать, и додуматься, как это осуществить.

Простейший путь — идти «от природы». Заметил, на­пример, дрессировщик, что морской лев издает Специфический горловой ЗВУК, — и готова сценка: человек задает вопросы, a лев отвечает «ага». Если не полениться и при­думать смешные вопросы, может получиться просто пре­лестно.

Или другое: подглядел дрессировщик, как покачива­ются вставшие на задние лапы медведи — и вот вам пожалуйста, медвежий танец.

Если вот так искать забавное в мрачноватых волчьих ухватках — и в самом деле, наверное, многими не разжи­вешься.

Но только мы ведь видим другое: лучшие из современ­ных дрессировщиков смело подчиняют себе врожденныe качества зверя. И результаты иногда получаются просто поразительные.

Дрессировщица голубей Любовь Жирнова, например, придумала трюк — жонглирование птицами. Одна вспархивает, другая возвращается на протянутую руку — в строжайшем порядке, c железной последовательностью. Точь-в-точь как подлетают мячики и шарики y жонглера.

Однако мячику все равно, куда упасть и когда взлететь, a c голубями раз в триста сложнее. Заставить пти­цу взлететь в строго определенный момент — и то нелег­ко. Но все же возможно. А вот чтобы голубь начал опу­скаться на руку, пока что занятую другим голубем, который вылетит буквально у него из-под лапок, — теоре­тически этого добиться нельзя: замысел противоречит повадкам голубей, их привычкам, их инстинктам — всему на свете. A практически, оказывaется, можно.

Когда Анисимов показывал своих лошадей в Ереване, к нему явилась за кулисы депутация от ветеринарного ин­ститута. Явилась, чтобы доказать: на манеже происходит невозможное. И горячились и чертили схемы и планы — как расположены y лошади на задних ногах связки, и почему так ходить на задних Ногах лошадь не Может. Пришлось пустить их на конюшню и дать возможность перетрогать и перещупать своими руками каждую ло­шадь. Только после этого ученые ветеринары уверовали, да и то только наполовину.

Вот и волки... Наблюдатели утверждают, что у них есть особые, изо всего звериного ряда выделяющиеся ка­чества. Например, такое. Если надо проложить первый мостик между пойманным зверем и человеком, зверя мо­рят голодом, а потом полуживого кормят. Человек, дав­ший поесть, c этой минуты — друг.

C волками этот номер не проходит. С ними прием другой. Волка связывают по всем четырем ногам. А потом человек приходит и перерезывает путы. И волчье сердце ему обеспечено. Отныне и на всю жизнь.

Может, хоть в цирке наконец-то повезет волкам — единственный раз за весь их бесталанный век?

Д. Акивис

оставить комментарий