Владимир Макаров - парень из России
На сцену тяжелой солдатской походкой вышел парень, поднял руку к горлу, словно расстегивая твердый воротничок гимнастерки, и сказал: «Спою советскую песню».
Оркестр заиграл «Смело, товарищи, в ногу». Строгая революционная песня звучала в эстрадной аудитории как-то неожиданно, даже с вызовом. И необычным для этого концерта был тихий и строгий голос певца, будто начинавшийся откуда-то издалека, приближавшийся к нам из глубины десятилетий. Эффектная оркестровка не сломала старую песню, напротив, сама эта песня превратила ансамбль в боевой собранный оркестр. Призывно нарастало звучание, певец уже не просто пел, — он обращался в зал, как оратор с речью, зовущей к верности великим заветам.
И многотысячный зал встал. Потому что ее, эту старую песню, нельзя было слушать сидя — сидя не слушают Гимна, сидя не клянутся в верности отцовской борьбе. Так в юбилейный год Великого Октября узнали москвичи лауреата Всесоюзного конкурса на лучшее исполнение советской песни, заслуженного артиста Северной Осетии Владимира Макарова. Я не оговорился, «узнали». Многие, конечно, слышали его не раз и до этого: и когда он еще пел в Донецком шахтерском ансамбле; слышали его в нескольких программах оркестра Эдди Рознера и в ансамбле Северной Осетии, с тульским оркестром. Его всегда считали хорошим певцом, но, пожалуй, только в этом году узнали по-настоящему, как артиста одаренного и сильного, с глубоко своим, истинно национальным творческим лицом.
Макаров шел к своему нынешнему успеху трудно и неровно. Не всегда была столь необходимая в творчестве поддержка, сбивали с толку всяческие околоэстрадные дельцы, не верящие в успех советской эстрадной песни, навязывающие исполнителям всевозможные шлягеры. Но творческий и жизненный путь Макарова вел его к тому, чтобы он стал именно высокогражданственным певцом. Он родился в городе Дубне, под Тулой. Юность прошла на Дальнем Востоке. Там отслужил службу, потом остался работать, там же начал учиться пению.
А потом годы работы на эстраде, и первая заветная программа, которую придумал сам, — монтаж из русских советских песен. Где куплет, где строка, где одно-два памятных слова. Так же как одна деталь, как один образ напоминает о целом событии, так должны были напомнить людям время, когда было «легко на сердце от песни веселой» и когда «все стало вокруг голубым и зеленым». Вставали в памяти «Катюша», «Синий платочек», «Землянка», «Темная ночь», «Самовары-самопалы». И как естественный вывод звучала в конце песня «Я люблю тебя, жизнь».
Гастроли прошли удачно, а сам Макаров твердо поверил в то, что «песня не знает границ» — ни временных, ни национальных. Тогда же его пригласили на работу в Северную Осетию. В республиканском эстрадном ансамбле он уже поет целое отделение, а исподволь готовит большую программу советской песни, понимая, что ее нужно не только хорошо спеть, но и тщательно продумать, умело поставить. Макаров настойчиво ищет исполнительскую форму. Когда певец обращается к классической советской песне, ясно что ее исполнение не может быть лишь почтительно-мемориальным. Если бы гак, то зачем выходить на сцену — убедительнее прокрутить пластинку Утесова или Бернеса. Владимир Макаров стремится в старых песнях раскрыть современное звучание. Чуть сдвинуты ритмы, острее подача, инструменты подчеркивают форму.
Классическая советская песня помогла Макарову найти трактовку и самого современного песенного материала. Русский певец ло стилю и складу характера, он, разумеется, не чужд и опыта мировой эстрады. Но, в отличие от иных наших певцов, даже специализирующихся на зарубежной песне, он умеет сделать выбор. Эрнст Буш и Шарль Азнавур — эти имена достаточно говорят о вкусе певца, несущего в русскую аудиторию свои песни. С ними роднит Макарова тяга к балладе. Немецкая и французская форма баллады столь же отличны между собой, как и от русской аналогичной песни (скажем, «Бухенвальдский набат», «Память сердца»), но есть здесь и общие грани, есть какие-то единые закономерности в синтезе речитатива, декламации и мелоса: песня другого народа помогает понять свою песню.
«Балладу об отце» подарил Макарову югославский певец Джорджи Марьянович. Марьянович написал ее в России на стихи Олега Милявского. Надо видеть, как принимают ее слушатели, чьи отцы боролись с фашизмом. В его репертуаре много антивоенных произведений: «Песня солиста джаза из лагеря Маутхаузен», «Я не могу молчать», «Бухенвальдский набат»... Все эти песни Владимир Макаров не только поет, но и играет, достигая драматического накала.
Вспомните, как исполняет он «Пыль». Глухо, а потом все отчетливее звучит тревожная мелодия. Словно тысячи изнемогающих от усталости солдат идут по сожженной земле, идут «день-ночь, день-ночь», бредут, потеряв счет времени. Вы почти физически ощущаете, как они шагают сквозь войну, мешая кровь и пот... Певец наклонился вперед — словно в последнем усилии он продирается сквозь этот ад, где «нет ни жаровень, ни чертей. А только пыль, пыль, пыль...» — Последняя нота повисает в воздухе — пыль поглотила человека.
У Макарова счастливый дар актерского перевоплощения — редкостная удача для певца. Внешне он походит на Михаила Ульянова. Эстрадный певец часами следил за игрой знаменитого актера. Он не подражает ему, но выучился лаконичному, «нетеатральному» жесту, скупой, чуточку жесткой манере держаться. К сожалению, такая «учеба наблюдением» остается пока единственной школой драматического искусства для многих наших эстрадных артистов.
За плечами тридцать пять. Но это только начало, разбег. Трудности? Он привык встречать их по-мужски. Стойко. Недостатки? Порой он ошибается в выборе песни, порой слишком рассчитывает на непосредственное воздействие своего темперамента. Но ведь, в сущности, это только начало. Главное — он привык быть требовательным к себе.
Владимир Макаров — певец, которому дано немало, и он щедро использует этот дар во имя одной-единственной цели. Какой? Спросим у него самого.
— Я больше всего боюсь песен пустых, — говорит певец, — бессюжетных и безыдейных. Песня должна быть с совестью, с Гражданской совестью.
А. БАЙГУШЕВ
Журнал Советский цирк. Апрель 1967 г
оставить комментарий