Войцех Семен - артист эстрады

Польский театр, фильм, эстрада — богаты талантами.

Польские актеры, как правило, «универ­сальны», поэтому имена многих ведущих артистов театра и кино украшают и эстраду — достаточно вспомнить Адольфа Дымшу, Алину Яновску, Эдварда Дзевоньского, Богумила Кобьелю. Сам тип эстрадного пред­ставления в Польше разнообразен, во всяком случае, адесь нет диктата классического эстрадного жанра — сборного концерта, а преобладают содержательные, с фантазией сделанные единые программы — сатирические ревю, паро­дийные обозрения, скетчи, эстрадные «парафразы» извест­ных спектаклей. И репертуар разнообразен, и эстрадные коллективы стремятся подальше от шаблона к прорисовке своего,   необщего   лица. Но есть в польском искусстве одно явление, о котором хочется говорить особо. Оно поражает и углубленной разра­ботанностью «технологии» самого жанра, и неожиданностью художественных открытий, когда вводятся в эстрадный «оборот» доселе никак к нему не причастные «области» и материалы, и масштабностью актерских красок. Но речь пойдет не о каком-то большом эстрадном коллективе, а об одном актере. Однако особенность этого актера в том и состоит, что он один — это уже и есть целый «организм», целое «актерское учреждение», целый микрокосм на эстраде, потому   что   это — Войцех   Семен.

Польша—большая страна, и Варшава немаленький го­род. Но сказать, что Семена знают в Польше повсюду и узнает буквально каждый прохожий в Варшаве или Кра­кове— не будет преувеличением. Поляки очень любят Семена, называют его ласково «Войтек» и гордятся им. Дей­ствительно, в искусстве и актерской личности Войцеха Семена есть какая-то очень главная, весомая суть: он на­ционален, свободно и вдохновенно народно-национален — в условиях очень современного польского искусства. Ему 35 лет, но выглядит он благодаря юношески подтя­нутой, некрупной фигуре, светлым — соломенным — волосам и голубым, как летнее небо, глазам гораздо моложе. Вместе с тем внешность этого актера, сыгравшего не один десяток театральных и киноролей, глубоко обманчива: что-то «крестьянское», даже простоватое в облике — таким может быть пастух в Татрах... Но дать себе обмануться «простоватостью» Семена и принять ее за «небогатость» внутреннего мира и облика этого актера — значит жестоко попасть в просак. Одна аналогия настойчиво напрашивается, когда видишь крестьянские образы, неподражаемо создан­ные Семеном в театре, кино и на эстраде, — «семеновский мужичок» это как бы толстовский мужичок — медлитель­ный, основательный, детски-доверчивый и цельный, иногда хитроватый; и в то же время это раскрывающийся изнутри по-толстовски могучий народный характер.

Войцех Семен тесно связан с самодеятельным студенче­ским эстрадным театром. Но в нарушение существующих канонов он не вышел из самодеятельного театра, а вошел в него, уже будучи актером профессиональным. Надо сказать, что зритель в Польше очень любит такой тип представления — «микротеатр», представление малых очень мобильных форм — гротеска, пародии, скетча. Очеви­ден заданно, намеренно эстрадный характер многих пред­ставлений Варшавского студенческого театра. Больше всего люди, любящие эстраду по-настоящему, с фантазией и дер­зостью, боятся подчинения ее диктату жестких «канонов жанра» (что, к примеру, происходит с опереттой, где железные законы самого жанра и амплуа внутри него дер­жат в тисках весь тип спектакля). Конечно, эстрада — жанр значительно более раскованный, но кто сказал, что и внутри него уже очерчены, извлечены и использованы все возмож­ности? Семен своим искусством на эстраде доказывает, что эти возможности практически неисчерпаемы. Тип эстрадного представления, который создан Семе­ном,— это прежде всего моноспектакль. Он, как правило, исполняется им самим, одним. Вместе с тем это не худо­жественное чтение, хотя Семен один из лучших чтецов и интерпретаторов классической и современной поэзии на эстраде (он читает Ю. Тувима, К. Галчинского, А. Блока, С. Есенина, молодых польских поэтов). Это — спектакль. Спектакль одного актера, который видит именно в эстрад­ном жанре огромную (а можеть быть, и единственную) возможность сконцентрированного, объемно малого, содер­жательно емкого представления.

Вот три очень разных и одинаково совершенных созда­ния Семена: представление «Разрисованная башня» по мо­тивам народных польских песен, сказаний, баллад. Здесь есть сюжет: Ясь и Кася любят друг друга, но Ясь уходит на «далекую войну», а к Касе сватается пан. Получив от­каз, он мстит. Кася убита. Гибнет и Ясь на «далекой войне». Пять песен — как пять актов античной трагедии: горечь, мудрость, пафос и простоту народной поэзии принес Семен на эстраду. Молодые, полные жизни Ясь и Кася, спесивый Пан, пьянчуга и забулдыга Грубый, Дружка на свадьбе, Палач — весь этот мир разнолик и весь разыгран одним человеком в черном эстрадном костюме. Мгновенные, точ­ные рисунки-характеристики, психологические состояния персонажей сменяют друг друга, переплетаются, сталки­ваются; особенность каждого из них и в то же время такая слитность — поэтическая, песенная слитая стихия народного слова,   напева,   речитатива. Семен — безапелляционный хозяин эстрадного простран­ства, он умеет энергично организовать и подчинить его себе, «населить» своими образами и тогда, когда он царит на эстрадной площадке совершенно один: читает стихи или прозу. Но в своих подлинно эстрадных, построенных на точ­но продуманном и выверенном сценарии представлениях он очень любит и поразительно точно умеет пользоваться вспомогательными действующими величинами: аксессуара­ми, деталями, эстрадным реквизитом, пластическим акцен­том. В «Разрисованной башне» вместе с Семеном «играют» огромные, почти в человеческий рост соломенные куклы — они ведут свое происхождение из народного польского рай­ка — «шопки». Тем самым и весь стиль спектакля привязы­вается к древнему народному, «плебейскому» жанру массового зрелища, когда актер-скоморох выходил со своими куклами на площадь. В игре Семена — буйная, многоликая, крестьянская природа зрелища; в его больших, немного грустных, немного потешных куклах — наивная, незамутнен­ная   поэтичность   народной   души.

Народный — «крестьянский» — герой любимый и постоян­ный у Семена. Его образ — чистый, цельный, нравственно надежный — кочует вместе с актером не только из города в город, с эстрады на эстраду, но и из одного спектакля в другой, это некая «постоянная величина» его эстрадного творчества, пробный камень-«кремешок». Настоящей виртуозности достигает Семен в своей попу­лярнейшей и действительно блистательно, вдохновенно сыгранной эстрадной программе «Измена». В основу ее легла   «Конармия»   И.   Бабеля. «Измена» Семена — суровая, героическая, а где-то и горьковато-комическая сюита о гражданской войне, о страданиях, поисках, мужестве маленького человека. ...Луч рефлектора выхватывает из темноты небольшую фигуру на пустой эстраде — Семен разыгрывает цепь кро­хотных, в 2—3 минуты времени, актерских миниатюр.

В этом спектакле в руках Семена, вокруг Семена осо­бенно органично и выразительно играют детали; они скупы, подчеркнуто обобщенны; это могут быть четкие конструк­тивные линии, натянутые как струны, или яркое, резкое цветовое пятно: красная гвоздика, как капля крови на черной груди бывшего забитого российского обывателя... Брошенная на пол старая шинель... Полосатый жилет на голом теле... Яблоко в руках рассказчика. Каждый такой этюд-миниатюра — это характер, это судьба; обрамляют «Измену» короткие немые сцены: «зачин» и «кода»: над барьером в напряженном и в то же время в каком-то замедленном ритме покачиваются угловатые плечи, бледное лицо вдохновенно, намеком прочерчены шея боевого коня и ствол винтовки за плечом (и то и другое — лишь легкие палочки), а над всем — алое знамя горящим пятном.

Семен как бы переворачивает пахнущие порохом стра­ницы, и с одной на другую проходит его исторический герой, который в то же время какой-то гранью — и «лириче­ский герой» самого актера. В этом удивительном слиянии секрет многолетней неослабной популярности у зрителя семеновской   «Измены». Новую, своеобразную форму острозлободневного, вос­питывающего, гражданского спектакля создал Семен в со­дружестве с популярной артисткой польской эстрады Али­ной Яновской. Спектакль «Обвиняемые» — мастерски сыгранный актерский дуэт, где дано Столкновение двух сломанных, стоящих под угрозой человеческих судеб. В основу сценария представления положены подлинные су­дебные дела, материалы процессов; в нем остро, тревожно ставятся проблемы молодежи, нравственности, это драма возможного преступления. И «Обвиняемые» и другой осо­бенно остро политический эстрадный спектакль «Дневники Рудольфа Цесса» построены на документе. «Научная», об­наженная точность документального текста дают здесь осо­бый выразительный эффект именно в сочетании с обнажае­мой правдой и драмой человеческой психологии, живого характера. Такой жанр «публицистической эстрады» имеет огромную ценность и большие перспективы именно в наши дни.

Интересен еще один эстрадный цикл Семена — тоже публицистически заостренный, на этот раз сатирический; это одна из последних работ, она называется «Проповеди»; в ней Семен — ксёндз. Он читает с амвона «прихожанам» (зрителям) с десяток проповедей; их сатирическая убийственность построена на эффекте несоответствия «боже­ственных» текстов и корыстной, низменной сути самого ксендза, ее Семен по ходу программы разоблачает все больше и больше. Так Семен в содружестве, с режиссером (обычно он работает вместе с Маркушевскнм) ищет и «подключает» к эстраде, «пускает в оборот» новые, до сих пор неиспользованные и неохваченные эстрадой пласты жизни. В работе на эстраде Семен не исполнитель, а активней­ший творец всего спектакля в целом, от замысла его и до последнего звука, жеста. Он — автор большинства перво­начальных конструктивных идей будущего представления, его сценария, режиссерского плана, пластического «ключа». Семен на эстраде — это действительно целый «комплекс»; в его искусстве есть что-то от напряженной, сосредоточен­ной работы крестьянина, ремесленника — так косят кре­стьяне в сенокос, так гончар обжигает горшки, так кузнец кует металл — неутомимо, с полной отдачей сил, со смекал­кой   и  виртуозностью.
 

Н. БАШИНДЖАГЯН

Журнал Советский цирк. Июль 1964 г.

оставить комментарий