Волшебная мастерская

9 часть из книги Леонида Бабушкина. Цирк в объективе.

Жил я от работы, даже по тем временам, когда территория Москвы была намного меньше, чем теперь, совсем рядом. Проходными дворами добраться до улицы Мархлевского можно было минут за пять-шесть. Такое название улица получила в 1927 году в честь польского коммуниста Ю. Ю. Мархлевского. Когда-то, данным давно, она служила проезжей дорогой, соединяющей Ильинские ворота со Сретенскими, то есть связывала два оборонительных вала кольца Китай-города и Белого города. Во времена Петра Первого улица называлась Милютинским переулком — в честь царского истопника. В 1830 году по проекту архитектора Д. И. Жилярди была построена на ней католическая церковь Святого Людовика. С той же стороны, где и церковь, ближе к нынешней улице Кирова Шведско-Датско-Русское общество построило чрезвычайно высокое по тем временам здание телефонной станции.

Знатокам истории Москвы известно, что на улице Мархлевского, в здании городской усадьбы XVIII века родился поэт Валерий Яковлевич Брюсов. В двухэтажном домике под № 8 жил архитектор А. Г. Григорьев. В доме № 17 останавливался приезжавший на передвижную выставку 1884 года И. Е. Репин. В доме 20/2 жил и работал график и живописец Е. Е. Лансере.

При входе в чуть покосившийся двухэтажный домик под № 16 висела вывеска: «Подсобные мастерские Госцирка». И мало кто знает, что в этом доме Сергей Львович Пушкин встретил трагическое известие о смерти своего знаменитого сына Александра, убитого на дуэли... А спустя девяносто лет здесь был устроен клуб ветеранов польского рабочего движения, и эти стены слышали пламенные речи революционера-интернационалиста Юлиана Мархлевского перед своими согражданами-единомышленниками.

Много видели, много слышали эти старые стены...

Входя в дом, посетитель спускался на десяток полуразвалившихся ступеней и попадал в большую комнату — это и были подсобные мастерские.

Общеизвестно, что джины преимущественно живут в бутылках и прочих сосудах. Тролли в лесах. Гномы под землей. А «умельцы-волшебники» цирка треть своего существования проводили в этом полуподвальном помещении.

Здесь кипела работа.

Сколько нужно было изобретательности, конструкторских и художественных усилий, чтобы создать если не ковер-самолет, то ракету, летающую под куполом цирка.

Здесь умелые руки делали расцветающие и увядающие розы независимо от времени года. Сапожник тачал удобные сапоги-манежеходы 55—60 размера. Пирожные делал не пирожник, а бутафор. Портной запросто мог сшить такой пиджак, в котором легко можно было спрятать вазу с водой и рыбками, букет цветов, кролика, поросенка и даже трусы для слона. Дамский мастер-закройщик придумывал и конструировал фасоны красивых элегантных платьев, которые на глазах у публики меняли цвет: например, из синих становились красными, стоило только дернуть за невидимую зрителю ниточку. Мастер головных уборов мог заставить свои изделия не только летать, но и вставать дыбом, вместе с волосами. Вышивальщицы умели придать костюму настоящий блеск, украшая его сотнями блесток, проявляя при этом вкус и художническую индивидуальность.

Наполовину застекленной перегородкой от общей комнаты отделен небольшой кусочек пространства. Это кабинет заведующего мастерскими. Мебель — стол и два стула: один для хозяина кабинета, другой — для посетителя. Если посетителей было двое, то второй должен был стоять на пороге «кабинета».

Заведующий мастерскими был старый цирковой работник — понятие емкое и непереводимое, но его можно уподобить «не новобранец» на сухопутном и «не салажонок» на морском жаргоне.

По иронии судьбы чаще любых других сотрудников у нас менялись заведующие производством. Эта должность требовала инициативы, каких-то снабженческих талантов, коммуникабельности, умения мобилизовать и свои силы, и силы сотрудников на выполнение заказов в срок, к премьере.

Обычно заведующий (он был «золотых слов мастер»), принимая на работу очередного заведующего производством, не жалел красок и рисовал бескрайние горизонты возможностей.

Протягивая к лицу поступающего свои красивые, холеные руки, говорил, загибая пальцы: «У нас великолепные возможности: пошивочные цеха уже есть — дамский и мужской — это два; головных уборов — три; сапожный —четыре; шорник есть — пять; фотоцех есть — шесть. Художников оформляем; механиков подбираем; красильный цех ремонтируем; новое помещение получаем — итого десять. Так что полная рука карт, да и вы туз козырей! Приступайте! Дерзайте! Чем сможем — поможем!»

«Новобранец» приступал. Потом стонал. Затем погрязал.

Заведующий мастерскими делал все, что было в его власти. Но некоторые вопросы требовали решений вышестоящих организаций, а обращаться к руководству главка он ужасно не любил.

Как бы то ни было, дело понемногу двигалось. Появились новые помещения, цехи — столярный и слесарный. Сами мастерские преобразовались в художественно-производственный комбинат и переехали на Писцовую улицу. Заведующий получил титул директора.

Несмотря на то, что наш фотоцех не был технически оснащен должным образом, количество работников было ограничено. Оно колебалось от двух до пяти в лучшие времена. Мы выполняли самые разнообразные виды рекламы.

Основной потребитель снимков был Московский цирк. В день премьеры снимки должны были висеть в витрине. Если на снимке виднелись кресла, не занятые зрителями, снимок считался недоброкачественным.

«Цирк на сцене» предпочитал удобные и модные в то время трельяжи. Это трехстворчатый складной стенд, средняя часть которого по площади равна двум крайним. В сложенном виде легко транспортируется, а снимки не портятся, поскольку оказываются внутри трельяжа, В окнах и витринах устанавливаются моментально, не требуя никакого дополнительного крепежного материала. Оборотная сторона таких трельяжей склеивалась мраморной бумагой.

Главное управление цирков было в поисках более целесообразных программ гастролей, и в том, как рекламировать представления, чувствовалось два различных мнения. Одни считали целесообразным делать ставку на аттракцион. Например: «Первый русский укротитель Н. П. Гладильщиков», или «Слоны и танцовщицы под руководством Корнилова», или «Иллюзионный аттракцион Клео Доротти». Стенды-трельяжи подходили для рекламы как аттракциона, так и коллективов, которые подбирались по самым разным признакам, но главным образом по национальному колориту: азербайджанский, армянский, белорусский, грузинский, корейский, цыганский. Кстати, художники Рудкайзер и Канакотин очень эффектно и красочно оформили стенды для цыганского коллектива. На ярком фоне, расписанном под цыганскую шаль, были помещены снимки, часть которых была вырезана по контуру; другие, расположенные как бы узором, демонстрировали фрагменты работы разных номеров.

Наряду с трельяжами изготовлялись фотомонтажи и сверхувеличенные фотографии. Это была трудная работа. Снимки, наклеенные на картон, находясь на солнце, несколько деформировались, несмотря на то, что обратная сторона специально выклеивалась бумагой, чтобы снимок «не вело» и он не коробился.

Делались снимки для клише и плакатов, а также для групп, отъезжающих за рубеж. Изготовлялись сувенирные фотоальбомы о пребывании иностранных артистов в нашей стране. Кроме того, печатались фотооткрытки, требовавшие очень большой подготовительной работы.

Журнал «Советский цирк», он начал издаваться в 1957 году, на первых порах публиковал много моих фотографий. Его первый главный редактор Евгений Михайлович Кузнецов — человек большой эрудиции, утонченной культуры и такта. Меня пленяла его речь и то особое вежливо-корректное отношение к сотрудникам, подчиненным и артистам. Не помню, чтобы он когда-нибудь повысил голос. Но однажды я видел его «страшную» реакцию на назойливо-бестактного посетителя.

«Прошу прощения,— говорил Евгений Михайлович,— безумно болит голова! Прошу вас, давайте перенесем беседу на другой раз». Он хватался обеими руками за голову, стараясь стиснуть ее как можно сильнее, сидел неподвижно несколько минут, потом подходил к сейфу, открывал его, доставал оттуда порошки от головной боли и бутылку «Боржоми». Запивал таблетку половиной стакана воды и, как будто ничего не произошло, говорил: «Итак, продолжим...»

Наш фотоцех получит просторное помещение в здании летнего катка в Сокольническом парке. Это дало нам возможность выполнить один необычный заказ.

Утверждая в художественном отделе главка контрольные экземпляры будущей рекламы, я услышал реплику: «Разве это размер — 50 сантиметров на 60 или метр на метр? Сделайте хотя бы 3 на 5 метров. Сможете? Вот тогда будет реклама! Средства выделим!»

Через несколько дней прибыл заказ на изготовление фотографии заслуженной артистки РСФСР И. Н. Бугримовой размером 3 на 4 метра на полотне. Работ такого плана мы еще не делали. Приспособлений у нас никаких.

Столяр должен был изготовить деревянную раму размером 3 на 4 метра и два метровых подрамника для контрольных снимков. А также сбить из двух досок под углом 90° желоб и обить его клеенкой для слива проявителя и закрепителя.

Проявлять и фиксировать решили с помощью приставки-распылителя. В пошивочном цехе нам сшили полотно из нескольких полос, Мы его аккуратно натянули на подрамник.

Зашторили помещение. Приготовили эмульсию и покрыли ею полотно. Заготовили по 25 литров концентрированного проявителя и фиксажа. Приспособили длинный шланг для мойки такого отпечатка. Увеличитель поставили в прихожей, изображение проецировали на стену в соседней комнате.

После того как отэкспонировали «карточку», соорудили небольшой помост, с которого проявляли распылителем с одной до другой стороны отпечаток — 12 квадратных метров.

В помещении, насыщенном парами проявителя, а затем фиксажа, нечем было дышать. При тусклом красном свете почти ничего не было видно, и каждую минуту можно было свалиться с помоста. Промывка оказалась тоже непростой. Пока один мыл отпечаток и вода стекала по желобу, наполняя ведро за ведром, второй бегом относил ведра. Единственный отпечаток экспонировали, проявляли, фиксировали, мыли один день, готовились же к этому дню целую неделю.

Готовый фотоснимок был установлен над центральным входом в цирк на Цветном бульваре.