Воздушная фантазия Владимира Фалина - В МИРЕ ЦИРКА И ЭСТРАДЫ
В МИРЕ ЦИРКА И ЭСТРАДЫ    
 







                  администрация сайта
                       +7(964) 645-70-54

                       info@ruscircus.ru

Воздушная фантазия Владимира Фалина

Воздушная фантазия Владимира ФалинаВверх под самый купол взлетает человек. Взлетает медленно, как бы преодолевая земное притяжение. Вот он уже в самом зените — и вдруг резкий обрыв в висе вниз головой.

Как Икар, у которого солнечный жар растопил крылья, человек камнем падает вниз. Он распластан, прижат к земле. Кажется, что прижат не только силой притяжения, но и всей тяжестью навалившейся на него судьбы. Но человек не покорен, он находит в себе силы подняться и распрямиться. В его глазах — решимость и озарение. Что там, вдали? Где она, заветная цель? Человек рвется к ней. И, о чудо, он снова взлетает, описывая широкие круги, в подкупольном пространстве. Но на этот раз он летит стремительно и плавно. Он овладел этим пространством. Не бог, не ангел — он, человек. Распростертые как крылья руки. Трепещущий на ветру хитон... Он являет собой торжество человеческого духа...

Каждый волен по-своему трактовать номер воздушного гимнаста Владимира Фалина. Я лишь пунктирно наметил его сюжет. Очень условный сюжет, как и должно быть в цирке. Ведь там, где кончается условность, цирк умирает. Но как это ни парадоксально, условное на манеже тесно соседствует с реальностью. И для того, чтобы такой сюжет воплотить в жизнь, создать условный образ отважного, романтического героя, требуются вполне конкретные «всамделишные» средства. Я имею в виду трюковой репертуар — основу циркового искусства. Потому что изобразить, сыграть отважного, сильного, ловкого в цирке нельзя, им надо быть.

Как же Фалин реализует свой замысел? Прежде всего он совершенно по-новому осуществляет сам полет — без какой-либо подвесной аппаратуры, традиционных вращающихся механизмов («вертушек» и т. д.). Артист работает на одном тросе, похожем на обыкновенную лонжевую подвязку. Только цепляется она не за пояс исполнителя, а разветвляется внизу на два стропа, каждый из которых крепится к металлическим браслетам на запястьях рук. Такое конструктивное решение — счастливая находка. Оно позволило артисту значительно расширить весь арсенал имеющихся в его распоряжении художественных средств и в первую очередь обогатить пластический рисунок номера. Самое важное, у гимнаста освободились кисти рук, обладающие, оказывается, огромной выразительностью. В обычной работе на кольцах, жанре наиболее близком этому номеру, кисти рук у исполнителя несут лишь функциональную нагрузку: хоть одной рукой, но он обязательно должен держаться за снаряд. Освободив их от этой нагрузки, Фалин придал линиям рук законченность и пластичность, и они стали играть немаловажную роль в создании образного строя произведения.

Полностью «работают» на образ в этом оригинальном номере и трюки. Среди них есть такие традиционные, как «крест» — упор на разведенных в стороны руках под прямым углом к туловищу, различные блан-ши, есть и совсем необычные, но все они менее всего похожи на гимнастические упражнения и так же естественны здесь, как балетные па в танце. Трюковая работа, музыка, пластика — все у Фалина слилось в едином контрапункте.

Конечно, обо всем этом я размышлял позже, когда номер кончился, а когда он шел, я, как и все сидящие в зале, любовался его красотой. Всего лишь три с лишним минуты длился он, а кажется, что перед тобой прошла целая человеческая жизнь с ее радостями и печалями, взлетами и падениями. Номер этот лишний раз свидетельствует, что подлинно художественное произведение рождается тогда, когда в нем присутствует образ, подчиненный определенной идее.

Этими мыслями я поделился с Фалиным, когда в антракте зашел к нему в гардеробную.

— Совершенно с вами согласен, — сказал артист, — сам по себе трюк, пусть даже очень эффектный, меня не прельщает, если он не помогает лепить образ и характер. Кстати, все мои композиции, а у меня их несколько, строятся, в сущности, на одних и тех же трюках. Я лишь меняю, иногда даже до неузнаваемости, их пластику, рисунок так, чтобы они несли нужную мне смысловую нагрузку, передавали определенный эмоциональный импульс, настроение. В этой композиции, что вы видели, я попытался создать аллегорический, обобщенный образ человека, который разрывает гнетущие его оковы — ив прямом смысле, и в переносном, — оковы души и обретает полную свободу. Хотя есть в ней мотив и Икара и Прометея, мне хотелось взглянуть на своего героя шире, он как бы спрашивает себя: «Кто я, на что способен? Сумею ли выйти из борьбы победителем?»

Шел я к номеру долго. Я вообще поздно пришел в цирк — в тридцать лет в цирке не начинают...

Вырос он в рабочей семье, ничего общего с цирком не имевшей. В ней считали, что для того чтобы стать на ноги, нужна надежная специальность. И после школы пошел Володя, как и многие его сверстники, работать на завод. Получил квалификацию слесаря-сборщика, потом возглавил бригаду. И хоть любил цирк, был он для него недосягаемой мечтой. Но с мальчишеских лет занимался молодой рабочий спортом. И трудясь на заводе, стал не только новатором, передовиком производства, но и мастером спорта сразу в двух видах — гимнастике и акробатике. Спорт и привел Фалина в цирк. Работал в униформе, а в свободные часы тренировал себя, репетировал. Занимался с такой одержимостью, будто хотел наверстать упущенное время. Потом вошел в акробатическую группу и параллельно стал готовить самостоятельный номер на кольцах. Назывался он «Преодоление». Уже в самом его названии была заложена идея будущей композиции. Номер был выпущен в Пермском цирке и, кажется, имел успех, но настоящего удовлетворения артисту не принес. Вот Фалин и стал все чаще задумываться над тем, что можно сделать, чтоб раздвинуть границы жанра. Жила в нем беспокойная новаторская мысль, воспитанная еще на заводе тяга к поиску.

Владимир Иванович показал мне тетрадь, куда он записывал в ту пору и позже некоторые свои мысли. Были здесь суждения об искусстве, впечатления от прочитанных книг, планы будущих работ. «Я ничего не изобретаю, я просто хочу отсечь все лишнее, что есть в аппаратуре воздушных гимнастов,— писал он,— довести ее до минимума. Но чтоб был простор для творчества, для проявления способностей, профессионального мастерства»...

Поиски шли не только по «изобретательской» линии. В той же тетради-читаю: «Кто такой Прометей? Когда-то Нерон, собравшись играть этого древнегреческого титана, надел самые высокие котурны. На что актер Мнестр заметил: «Ты хочешь сыграть Прометея высоким, а он был великим. Величие — вот ключ к образу «Прометея». И рядом — цитата из Овидия: «Искусство заключается в том, чтобы в произведении искусства его не было заметно». Эта мудрая мысль, по-видимому, особенно близка артисту. В его композиции действительно каждое движение совершается с такой легкостью, что однажды всуе я подумал: может, и впрямь на одном тросе лететь не так уж трудно. И спросил об этом артиста.

— А вы разве не видели, — ответил он, — как беспомощен человек, висящий на лонже? Иногда даже комически беспомощен. Недаром такую ситуацию часто используют в своих репризах клоуны. Очень трудно подчинить трос своим действиям. У меня ведь нет бокового упора, да еще вертишься вокруг своей оси. Мало кто верил, что я смогу «укротить трос и даже летать на нем под куполом. Целых три года ушло на это. Но помните, что писал Станиславский?

«Актер должен научиться трудное сделать привычным, привычное легким и легкое прекрасным».

Были у Фалина друзья, которые верили в него, помогали советами: режиссер Пермского цирка Борис Мильграмм, артист Владимир Сергунин. Немало интересного подсказал и старейший наш искусствовед, любимец всех артистов Александр Яковлевич Шнеер.

И еще один человек крепко поддержал Фалина. Это народный артио Советского Союза, лауреат Государственной премии СССР Владимир Александрович Волжанский, ставший уже при жизни классиком советского цирка. Создатель неповторимой феерической пантомимы «Прометей», сам искавший всю жизнь непроторенные пути в искусстве, он не мог не заинтересоваться поисками своего младшего коллеги, взялся ему помочь. Фалин показал мне письмо выдающегося мастера, написанное им в Боткинской больнице за шесть дней до смерти:

«Володя, здравствуй! Получил от тебя очень приятное по творческой линии письмо. Но что-то оно очень пессимистично. Не забывай, борьба, переживания, поиски, радости и разочарования — это и есть жизнь. Часто прекрасные произведения порождают много поклонников, но не мало и противников, а еще больше отвратительных завистников. Но разве это причина для того, чтобы все бросить? Нет, нет и еще раз нет!

Я очень рад, что наши стремления и творческие взгляды совпадают. Разве у тебя уже не налаживается дело? Наладится, вот увидишь. Икара и Раскованного Прометея надо так сыграть, чтобы мурашки бегали по телу. Нужно внутренне передать легенду так, чтобы она была созвучна XX веку. Нас страшила большая и трудная работа, но мы взялись за нее, и пусть она окажется еще тяжелее, чем нам представлялось, мы все равно должны ее одолеть, объединив для этого все свои силы, знания и талант. Так что, Володя, не унывай, способности у тебя есть, поддержка тоже. Мы еще повоюем, дай порвать мне эти больничные цепи, а тебе впервые в искусстве освободить от цепей Прометея»...

Это письмо Фалин хранит как талисман. Волжанскому не удалось порвать больничные оковы. Но его молодой друг воплотил в жизнь свою мечту. Свою и старого мастера. Каждый вечер артист Владимир Фалин творит свою воздушную поэму заново, и мы как бы присутствуем при ее рождении.

РАФАЭЛЬ ШИК

оставить комментарий

 

 


© Ruscircus.ru, 2004-2013. При перепечатки текстов и фотографий, либо цитировании материалов гиперссылка на сайт www.ruscircus.ru обязательна.      Яндекс цитирования