Воздушная гимнастка Любовь Писаренкова

Воздух предполагает крылья. Крылья души, может быть, прежде всего. Чтобы номер воздушной гимнастики был не просто демонстрацией ловкости и гибкости человеческого тела, поражал не только рекордными трюками и бесстрашным преодолением трудностей, но воспринимался произведением искусства со своим особым образным строем, нужно немало — поэтическая душа, тонкое, неэлементарное восприятие мира...

Впечатление именно такого изящного. поэтического произведения и оставляет пластический этюд в кольце Любови Писаренковой, хотя сложные трюки, которые она делает в воздухе, — трюки каучука — делают обычно на земле. Она исполняет их легко, ибо техника здесь достигла такого уровня, что ее уже и не замечаешь. Это та техника, без которой, например, а балете не возникает красота.

Когда смотришь номер Писаренковой, слова «артистичность», «музыкальность», «чувство формы» рождаются сами собой. И завершает этот ряд слово «образ». Образ человека сложного духовного мира. Именно это придает одухотворенность линиям, особую живую незатверженную красоту — все то, чем волнует исполнение Писаренковой. Комбинации различных движений превращаются у нее в песню души.

Бывает, что тот или иной номер привлекает своим настроенном, но, посмотрев его еще и еще, убеждаешься, что настроение а нем выученное, отрепетированное и как бы раз и навсегда залитое гипсом. У Писаренковой оно всегда в чем-то иное и зависит от настроения и состояния души самой артистки. Она каждый раз творит свой номер заново. И ее выступление — это акт творчества, процесс созидания. Это стихи, текущие в четкой форме сонета. И в то же время в своих внешних очертаниях номер строго продуман и точно выстроен — от первой секунды появления до последнего финального аккорда. В белом облаке светящейся ткани гимнастка возникает, именно возникает у форганга сказочной принцессой, в которой есть что-то колдовское. Она идет к сверкающему кольцу напряженная, сосредоточенная, готовая к полету, к творчеству. А в воздухе эта напряженность неуловимо переходит в мягкость и плавность линий, в переливы одного состояния в другое.

В какой-то миг начинает казаться, что в воздухе возник струящийся орнамент, и в этом плетении сложного узора неощутимо меняются оттенки настроений. Одно, едва приметное движение кисти руки или носка ноги, большая или меньшая мягкость спины не только переводят тело в другой ракурс, но и в другое настроение. Создается впечатление, что номер живет изнутри, жизнью души исполнительницы, как танец в балете, когда движения рождаются от внутреннего состояния.

Одна фотография, сделанная в зарубежных гастролях, подтверждает, что это действительно так. Гастроли длились долго, и все больше охватывала тоска по дому, по привычному образу жизни. Посмотрите не это тело, свисающее с кольца. Поза читается, как элегическое стихотворение полное печали и грусти. Такая фотография — единственная. На всех других тело гимнастки пружинит от напора внутренней энергии и полноты ощущения жизни.

Стиль своего номера Писаренкова нашла сама. И без преувеличения можно сказать, что это сделано мастером умным и тонким. Быстролетный и до предела насыщенный трюками номер свободен от суетливости. Наоборот,  иногда кажется, что актриса строит свои арабески в воздухе плавно, размышляя, лишь иногда оттеняя эту плавность четким решительным движением. И стремительность порывов, и мягкий танец рук, и даже плавность «обрывов» — все это возникает и живет естественно, до такой степени естественно, что, когда гимнастка мягко провисает на спине, в какой-то миг кажется, что она парит в воздухе, ни на чем не держась. И тогда снова мелькает в ее облике что-то колдовское.

Познакомившись с Любовью Писаренковой, поговорив с ной несколько минут, убеждаешься, что этот номер — такой, какой он есть, — не случаен. Он выражает мироощущение актрисы, и это чувствуется в каждом движении, в каждой комбинации.

Артистический путь Писаренковой начался очень рано. Сразу же после школы она выступает на профессиональной эстраде. Но эстрада, как известно, — труд, мастерство, виртуозность, и просто так, со школьной скамьи, на эстраду, да еще в гимнастический жанр, не шагнешь. Именно школьные годы Любови Писаренковой были упорной и всесторонней подготовкой. Каждую свободную от уроков минуту отдавала она хореографии, музыке, пению. Писаренкова всегда была настоящей труженицей и остается ею по сей день. Уже выступая на эстраде, она окончила эстрадно-цирковое училище. И все годы, что выступает, совершенствовала номер, стремясь вложить в него как можно больше, насытить трюками до предела возможного, не утеряв при этом ни чувства меры, ни изящества гармонии. И теперь, наверно, в нем не сделаешь ни одного лишнего вздоха. Он скомпонован так плотно, что дыхание захватывает... у зрителей.

Казалось бы. сделав столь своеобразный, столь совершенный по замыслу и исполнению номер, можно было бы и успокоиться. Но как раз этого-то Писаренкова и не умеет. Это совершенно не в ее характере. Продумывая трюки, их сочетание, их композицию, их слитность и контрастность, она задумалась над природой циркового искусства, над тем, что в его технологии тормозит развитие, сковывает фантазию. Почему, например, сделав номер, ежедневно надо повторять одно и то же, словно ты прикован к своим трюкам, к их комбинации, заученной раз и навсегда. Почему так получилось а цирке? Может, потому, что цирковой артист по природе своего искусства «индивидуалист», его номер — цельный и законченный — с другими может только соседствовать, а не взаимодействовать. И наиболее творческим людям всегда хотелось из этого жесткого каркаса вырваться.

Ставя пантомимы, цирк всегда ревниво смотрел в сторону театра, завидуя его образным возможностям, и где мог, старался к этой образности приблизиться. Но по-настоящему, органично, это не всегда удавалось. Писаренковой кажется, что создание коллективов открывает новые возможности для решения этой проблемы. Цирковые артисты, объединенные в постоянную труппу, смогут ставить спектакли, особые цирковые спектакли, которые потребуют гибкости не только суставов, но и мысли. И если иметь, как в театре, четыре, пять, шесть спектаклей, тогда твоо мастерство, твои трюки будут служить не только твоему номеру, но и выражению определенной мысли, идеи, и ты сам должен быть способен к постоянной перекомпоновке трюков, к глубокому внутреннему сочетанию себя с другими. Это, как в балете, исполняя всегда одни и те же движения— арабеск, батман, фуэте, кабриоль и т. д. и т. п. — балерина вместе с балетмейстером создаст новую композицию, новую архитектуру танца, и, конечно, новый образ.

Участие в такой группе или, говоря по-цирковому, коллективе — мечта Писаренковой. Но она хорошо понимает трудности этого дела. Впрочем, если в коллективе будут только творческие люди — а другие в нем и не удержатся, — то тогда трудности будут благодатными.

Однако говоря о цирковом спектакле, Писаренкова имеет в виду вовсе не обычные цирковые пантомимы, связывающие различные номера очень условно. Она мечтает о таком спектакле, где трюк был бы двигателем действия и стимулом или знаком развития характера.

Наделенная редкой способностью чувствовать композиционную целостность и единство номера, способностью, глядя на номер, сразу видеть его в перспективе, видеть заложенную, но не выявленную в нем образность, Писаренкова всегда стремится помочь выявлению этой красоты и глубины замысла. Работая, например, в коллективе «Русские самоцветы», она дружески помогала своим товарищам, подсказывала интересные детали, которые часто преображали номера. Ее требовательность, ее умение увидеть, подсказать и сделать, как надо, ее собственная творческая неуемность пробуждали в человеке новые силы, помогали осознать то, что проходило в его работе незамеченным, не цепляя внимания. Номер, который исполнитель считал законченным и исчерпанным, вдруг оказывался богатым возможностями. И в самом артисте это открывало новые резервы души.

Как хорошо, что есть такие энтузиасты! — думаешь, слушая Писаренкову. И удивляешься, что вокруг нее не толпятся единомышленники, что никто не схватился с радостью за ее идеи, не поспешил использовать ее способности. Пока все, что делает Писаренкова, она делает по собственной инициативе, как говорили прежде, приватно. Наверно, надо дать человеку возможность реализовать свои способности, замыслы, планы. А вдруг родится новый и своеобразный цирковой режиссер?

А пока Любовь Писаренкова поднимается на своем сверкающем кольце в воздух, и мы не знаем, какое настроение навеет нам ее сегодняшнее исполнение, потому что каждый вечер она творит новое...


Л. БУЛГАК

оставить комментарий